– У меня новости, – буркнул он.
– Что, одна хорошая, а другая плохая? Тогда начинай с хорошей.
– Хорошей нет. Нам приказано оборонять станцию до утра, а здесь находится эшелон с боеприпасами, и все склады забиты ящиками со снарядами. Отправить эшелон в Андреаполь мы не можем, так как дорога туда все еще блокирована немцами.
– Вот, значит, как, – я задумчиво почесал лоб, но решить проблему это не помогло. – Один артобстрел или авианалет, и взрыв будет слышно в Москве.
Сергей кинул на меня сердитый взгляд и едва не зашипел. Ему сейчас явно было не до шуток.
– Ладно, давай лучше подсчитаем, – примирительно предложил я, – сколько грузовиков и подвод нам смогут выделить.
Навскидку получалось, что до следующего утра мы все это добро вывезти за реку не успеваем. Да, это вам не «задача коммивояжера». Если мы не успеем, то весь батальон может запросто погибнуть в полном составе. Конечно, остается вариант благоразумно пересидеть авианалет в кустах, а потом вернуться сюда на развалины станции. Но боеприпасы очень нужны нашей армии, они смогут сохранить жизни многих солдат. Да и железная дорога необходима для быстрого снабжения наших войск, наступающих в сторону Торопца.
– Вот что, Сергей, – решил предложить я компромиссный вариант. – Нам главное рассредоточить боеприпасы в разных местах и подальше от станции, иначе от батальона ничего не останется. Пусть все машины займутся вывозом боеприпасов к нам в тыл, а подводы мы задействуем для перевозки и складирования снарядов в лесу, откуда мы атаковали. Рассредоточь все трофейные станковые пулеметы вокруг станции для ведения зенитного огня. Можно добавить к ним несколько хороших пулеметчиков с ручниками. Выставь посты с биноклями наблюдать за небом по всем направлениям. После того как транспорт нагрузим, и он уйдет в первый рейс, всем быстро копать. Нужно использовать все имеющиеся в округе ямы, воронки и прочие углубления в земле. Нам надо не сплошную линию обороны сооружать, а всего лишь выкопать щели и укрытия от обстрела. А я пока возьму один взвод и кое-что приготовлю.
– Я здесь, товарищ командир. – Оказывается, Стрелин все это время стоял у меня за спиной, в ожидании дальнейших распоряжений.
– Значит так, сержант. Сейчас собираем ветошь, хворост и вообще все, что горит. Еще берем все ведра, какие найдем на станции, и вычерпываем бензин и солярку вон из тех цистерн. Ветер сейчас постоянный и дует с северо-запада. Поэтому наветренная сторона будет за железнодорожной насыпью. Ваша задача – приготовить костры так, чтобы они легко разгорались и сильно дымили.
Получив инструкции, Стрелин погнал своих бойцов собирать горючие материалы, а мы со старшиной распределяли фронт погрузочных работ между остальными отделениями. Две роты нашего батальона разгружали эшелон, а нам достались склады, если так можно назвать возведенные на скорую руку сооружения. Эта маленькая станция была самой ближней к линии фронта, поэтому здесь немцы устроили промежуточное хранилище боеприпасов, которые сгружались с поездов на маленькой ветке, где сейчас и стоял эшелон. Правда, здесь поблизости не имелось нормальной дороги, но пока в сентябре стояла сухая погода, грузовики без проблем могли сюда добираться. Поэтому немецкое командование предпочитало разгружать составы здесь, а не на следующей станции Сысоево, дорога к которой хотя и хорошая, но делает лишний крюк километров в пятнадцать.
Чтобы не таскать лишний раз тяжелые ящики, мы просто разобрали одну из стенок склада, сделанную чуть ли не из фанеры. Теперь грузовик просто въезжал сюда задним ходом, и ящики сразу ставили в кузов, что значительно ускоряло погрузку. Чтобы солдаты не мешали друг другу в тесном помещении, я отослал половину из них копать укрытия. Оставшихся было достаточно, чтобы быстро загрузить весь выделенный нам транспорт.
Неожиданно громкие крики, доносившиеся с улицы, заставили всех схватиться за оружие, сложенное вдоль стен. Приказав не прекращать работу, я выскочил посмотреть, в чем дело. Оказывается, в одном из вагонов вместо снарядов находились ящики с консервами и другой едой. С самого утра бойцы еще ничего не ели и поэтому просили разрешения перекусить, мотивируя это тем, что тогда у них прибавится сил для работы. Естественно, Иванов вместе со вторым ротным матюками разогнали всех особо голодных, популярно объяснив, что сначала надо загрузить все повозки, а уже потом отдыхать, иначе ужинать придется на том свете. Получив исчерпывающее разъяснение, бойцы послушно продолжили погрузку с удвоенными силами.
Загрузившись, машины медленно поехали среди болот на юг вдоль Грустеньки. В каждом грузовике, кроме водителя, находилось еще двое бойцов с лопатами и топорами, но все равно автомобили преодолевали четыре километра чуть ли не полчаса. После этого начиналась дорога, ведущая на северо-восток. Но она проходила через Соболево, откуда немцев до конца не выбили, поэтому еще четыре километра до нашей переправы приходилось преодолевать по едва наезженной колее грунтовки. Вместе с разгрузкой на дорогу уходило не меньше двух часов, но это не значило, что все это время нам приходилось скучать. Помимо копания щелей и сооружения гигантских костров бойцы нагружали повозки снарядами, которые потом приходилось сгружать в небольшом лесочке, примерно в километре отсюда.
Время шло, но пока все было тихо. Машины уже сделали по два рейса, и я уже всерьез начал надеяться, что все обойдется, как вдруг раздался резкий крик наблюдателя:
– Воздух!
Со стороны солнца на нас заходило несколько черных точек. Они еще были далеко, и разглядеть, что это такое, без бинокля было невозможно. Случайно ли так получилось, или опытные пилоты специально выбирали время для бомбежки, но солнце сейчас стояло на юго-западе, то есть точно над железной дорогой. Таким образом, фашистские летчики убивали сразу двух зайцев: Во-первых, они летели над рельсами, и с таким ориентиром гарантированно не могли пройти мимо цели. Во-вторых, самолеты шли на нас от солнца, что не позволяло наблюдателям вовремя их обнаружить, а зенитчикам мешало стрелять.
Все бросились по укрытиям, а я помчался через насыпь к Стрелину, который уже разжигал костры. Политые соляркой дрова, тряпки и охапки сырых листьев, разложенные вдоль железной дороги, быстро разгорелись и сильно дымили. Клубы дыма относило ветром в сторону станции, прикрывая эшелон от глаз вражеских пилотов. Еще несколько минут, и поезд нельзя будет разглядеть, но в уши уже ударил вой сирены, сопровождающий атаку первого «лаптежника». Навстречу ему торопливо потянулись нити трассирующих пуль. Но вместо того чтобы поставить непроницаемую завесу перед самолетом, большинство пулеметчиков пытались попасть прямо в цель, что было почти невозможно. В двух словах объяснив Стрелину, куда ему нужно бежать, я со всех ног помчался к дальнему концу станции, где в маленьком окопе стояло два станковых МГ других рот нашего батальона, изготовленных для зенитной стрельбы. Тем временем сержант побежал к другой огневой позиции. Он присутствовал на тренировках наших пулеметчиков, когда я объяснял принцип заградительного зенитного огня, и знал, что делать.
Но вот к вою сирены еще добавился противный свист падающей бомбы. Ноги опередили скорость мысли, и я с размаху плюхнулся лицом в траву, закрыв уши рукам. Я еще не успел осознать, почему лежу, а не бегу, как землю тряхнуло, и грохот проникнул в уши даже сквозь прижатые ладони.
Так как вой и свист прекратились, то я рывком поднялся и продолжил кросс, думая только о том, чтобы успеть добежать до захода следующего стервятника. Упав с разбегу в окопчик пулеметных расчетов, я стал орать, надеясь, что бойцы не совсем оглохли от близкого взрыва бомбы.
– Не кричите так, товарищ командир, мы хорошо слышим. Бомба вон аж где рванула.
– Ну раз так, – немного успокоился я, – то слушайте мою команду. Не пытайтесь попасть в самолет, он пикирует слишком быстро. Ведите заградительный огонь, как мои пулеметчики.
Покивав, бойцы согласились, что так больше шансов если не попасть, то хотя бы испугать вражеского пилота и заставить его сойти с боевого курса. Конечно, расход патронов в этом случае высокий, но экономить нам никакого смысла не было.
Тем временем наблюдатель, внимательно следивший в бинокль за самолетами, объявил о новом заходе. Увидев дым, пилоты «юнкерсов» сделали круг, чтобы лучше разглядеть объект атаки, а теперь возвращались на второй заход. Теперь солнце уже было на нашей стороне, и в прямом, и переносном смысле. Всего бомберов я насчитал семь штук, и, скорее всего, это была наша знакомая эскадрилья.
Пока немцы разворачивались, эшелон еще сильнее накрыло клубами дыма, но они все-таки решили бомбить. Но я не зря предложил разместить все пулеметные гнезда по периметру станции, и теперь дым почти не мешал пулеметчикам целиться.
Теперь дело пошло веселее. Увидев тянущиеся вверх линии трассеров, скрестившиеся прямо у них на пути, пилоты предпочитали сойти с боевого курса или сбросить бомбы раньше. То, что объект атаки было плохо виден, являлось для них прекрасным оправданием. И действительно, два самых стойких самолета, без колебаний прошедших через огневую завесу, не смогли поразить цель. Судя по взметнувшимся к небу столбам земли, бомбы упали не ближе чем в пятидесяти метрах от вагонов. Последний самолет не стал пикировать на станцию, а догадался отбомбиться по повозкам, которые стояли на полпути к лесочку. Вот тут летчик показал высший класс. Имея хорошо видимую цель без зенитного прикрытия, он с большой точностью высыпал на нее горсть небольших бомб, со всех сторон накрывших повозку фонтанами взрывов, которые тут же перекрыл огромный черный столб от детонировавших снарядов. Я поневоле глубже забился в окоп, но тут же вспомнил о своих обязанностях.
– Наблюдатель, доложите обстановку.
Боец с биноклем, хладнокровно продолжающий следить за улетающими «юнкерсами», тут же отозвался:
– Самолеты уходят. Два подбито. Вижу шлейфы дыма, тянущиеся от двигателей.