И действительно, эскадрилья шла вразнобой, и за двумя отставшими «лаптежниками», шедшими со снижением, виднелись черные полосы дыма.
Напомнив пулеметчикам поменять стволы на трофейных МГ, предварительно надев асбестовые перчатки, я поспешил к своим. Пожарники, как я мысленно окрестил взвод Стрелина, по аналогии с пожарниками из «451 градус по Фаренгейту» Брэдбери, успели попрятаться до начала бомбардировки и отделались царапинами, которые в военное время за ранения не считались. Они уже вовсю бегали, запасаясь новыми горючими материалами. Я уже успел сильно пожалеть, что мы не захватили противогазы, сейчас бы они пригодились ребятам.
Пострадавших во всем батальоне насчитывалось не очень много. Единственной серьезной потерей стала гибель шести солдат из числа недавно освобожденных пленных. Тыловики, никогда раньше не копавшие окопов, они решили схалтурить и выбрали большую воронку слишком близко от станции. В результате от близкого взрыва двое из них погибли на месте, а четверо были так тяжело ранены, что их могли даже не довезти до медсанбата.
Остальные бойцы отсиделись в надежных укрытиях, которые они успели выкопать, а теперь, в ожидании грузовиков, углубляли с удвоенной скоростью.
Окончательно я перестал волноваться, когда увидел нашего коновода Семенова, идущего между двумя упряжками и подгонявшего по очереди лошадок то слева, то справа. На вопросы бойцов, кто погиб от бомбы, он всех успокоил:
– Да все живы. Там на телеге парнишка молодой был. Как самолеты налетели, он дурак сначала лошадей стал распрягать, а уже потом с ними к лесу побежал. Но все-таки успел. Зря рисковал, надо было коней оставить.
– А вы не оставили?
– Казак лошадь никогда не бросит, – обиделся Семенов. – Я постромки по-быстрому обрезал и с ними к овражку.
И действительно, на одной из упряжек кожаные ремешки упряжки были завязаны узелками. Пока бойцы загружали телегу, Семенов объяснил, что один из погонщиков подвернул ногу, спеша в укрытие, и теперь ему приходится управлять сразу двумя повозками.
Радостная эйфория, овладевшая всеми нами после отражения авианалета, еще сильней возросла после прибытия зенитной 37-миллиметровой пушки. Младший лейтенант Максимов – командир орудийного расчета тут же раскритиковал расположение наших зенитных пулеметов. Он посоветовал разместить все средства ПВО вместе, для упрощения командования ими. Естественно, комбат согласился, что при наличии опытного командира-зенитчика, способного правильно оценить параметры полета воздушной цели, так будет правильнее.
К моему удивлению, место для расположения зенитных расчетов младлей выбрал метрах в двухстах к западу от насыпи, за позициями «пожарников». Я тонко намекнул, что «лаптежники» будут выходить на цель вдоль железной дороги, и размещение средств ПВО на этой же линии упростит прицеливание.
– Немцам тоже упростит, – разъяснил мне артиллерист азы зенитной стрельбы. – А так мы сразу заметим, если бомберы начнут пикировать на нас, и успеем укрыться. К тому же рассеивание бомб сильнее в продольном направлении бомбометания. Расположись мы у насыпи рядом со станцией, и нам могут достаться шальные осколки. А далеко пулеметы ставить нельзя, а то от них толку не будет.
Так как пехота уже успела вырыть себе окопчики, то комбат отрядил полсотни человек готовить позиции зенитчикам. По мнению Максимова, немцы постараются повторить налет как можно раньше. И действительно, прошло только полтора часа, как потрепанная эскадрилья «юнкерсов» вернулась обратно. На этот раз к крику «Воздух» наблюдатели еще добавили радостные возгласы:
– Шесть, их только шесть осталось!
– Ну надо же, – удивился Максимов, – видать, вы действительно одного хорошенько зацепили.
Сергею очень хотелось посмотреть, как нужно правильно руководить огнем по самолетам, но я скорее потащил его подальше от зенитных позиций, напоминая, что они скоро станут приоритетной мишенью для бомберов.
Команда Стрелина уже разожгла цепочку костров, от которых поднимались густые клубы черного дыма, и моего контроля там не требовалось. Хотя ветер сменил направление и относил дым немного в сторону, но с этим мы ничего поделать уже не могли. Поэтому, проследив, что мой командир укрылся в глубоком окопе, я быстро спрятался в другом – нельзя допустить, чтобы случайная бомба убила сразу двух командиров в батальоне.
Высовываться из укрытия лишний раз не стоило, но пока не было слышно свиста падающих бомб, я успел посмотреть на работу зенитчиков. Заградительный заслон из десятка пулеметных трассеров, к которым иногда присоединялся орудийный, был поставлен отлично, так что я спокойно уселся на дне глубокой щели и, закрыв уши рукам, стал дожидаться взрывов бомб. Как только вой сирены затихал, я снова осторожно выглядывал, чтобы посмотреть на результаты стрельбы.
Появление скорострельного зенитного орудия не осталось незамеченным немецкими пилотами, и «лаптежники» стали выходить из пике раньше, стараясь уйти от обстрела. Уже после боя Максимов пояснил мне, что первые два самолета отбомбились метров с восьмисот, не дойдя до завесы заградительного огня. В результате получилось ни вашим, ни нашим – «юнкерсы» ушли неповрежденные, но и бомбы не достигли цели. А вот следующие пилоты решили идти до конца. Не знаю, что ими руководило. То ли они разглядели, что зенитка всего одна, то ли боялись, что их опять пошлют на эту цель, если они не закончат с ней сейчас, но самолеты отважно проходили сквозь тянущиеся к ним с земли пулеметные трассы.
Вообще-то говоря, 37-миллиметровая зенитка меня немного разочаровала. По меркам двадцать первого века ее скорострельность два выстрела в секунду была совершенно недостаточной для стрельбы по воздушным целям. Тем сильнее было мое удивление, когда снаряд все-таки попал в самолет. Четвертому «лаптежнику» сначала повезло. Он начал пикировать в тот момент, когда заряжающий слишком поторопился вставить обойму в магазин, и из-за перекоса патрона стрельба остановилась. Пока орудие торопливо перезаряжали, пилот «юнкерса» сбросил бомбы точно на нужной высоте и стал выходить из пикирования, когда очередь зенитки все-таки достала его. Я увидел, как посланный вдогонку снаряд задел крыло, от которого взрывом сразу же оторвало больше половины обшивки. Самолет тут же беспорядочно закувыркался. От перегрузок, превышающих предельно допустимые для конструкции, от него начали отваливаться куски обшивки, и дальше «лаптежник» падал подобно комете, сопровождаемой роем мелких метеоритов. Само падение я уже не видел, так как поспешил спрятаться от очередного взрыва бомбы. Но снова высунувшись из укрытия, успел застать красивую вспышку, поставившую конец карьере очередного аса люфтваффе.
Несмотря на гибель товарищей, следующие пилоты продолжали заходить на цель, не сворачивая с боевого курса, и их усилия, в конце концов, были вознаграждены. Ветер продолжал относить нашу дымовую завесу в сторону, открывая вагоны, которые теперь стали отличной мишенью. В отличие от первых самолетов, несших большие бомбы, последние высыпали россыпь пятидесятикилограммовых фугасок, и несколько из них легли рядом с эшелоном, в щепки разметав вагоны и раскидав колесные пары на несколько метров в сторону.
Результаты налета оказались не такими плохими, как, наверно, доложили своему командованию вражеские пилоты. Снарядов в поезде почти не оставалось, и единственной значимой потерей стало продовольствие, выгружать которое мы собирались в последнюю очередь. Множество консервных банок разной степени помятости разлетелось по окрестностям, и теперь бойцы собирали их, отсортировывая по степени повреждения.
Пробитых банок, не подлежащих дальнейшему хранению, набралось несколько тысяч. Зимой мы могли бы просто спрятать их под снегом, но сейчас, в разгар бабьего лета, было слишком тепло, чтобы долго хранить продукты. Поэтому Иванов поставил батальону боевую задачу до вечера спасти продовольствие от порчи злостными микроорганизмами. Честно говоря, это задание стало для нас непосильным. Даже освобожденные из плена, с жадностью набросившиеся на еду, постепенно наелись и уже не могли проглотить ни кусочка. Пришлось воззвать к сознательности и солидарности соседние батальоны, куда мы отправили несколько повозок, груженных съедобными трофеями.
Хотя до вечера было еще далеко, но командир разрешил батальону отдыхать и не перегружать в машины боеприпасы, спрятанные в роще. После трудного дня, закончившегося сбором «подарков» и пирушкой, все кроме часовых улеглись в окопчиках и задремали.
Но, оказалось, день для нас еще не закончился.
Глава 8
21 сентября. Вечер
Мой честно заслуженный отдых прервал приезд целой делегации, прибывшей на нескольких машинах. Из моего трофейного псевдовнедорожника вышел командир полка, который, выслушав короткий доклад комбата, вместе с ним направился в мою сторону, оставив всех сопровождающих у машины.
– Товарищ Соколов, командир дивизии попросил кое-что у вас спросить, – сразу начал он, разворачивая карту. – Вот линия фронта на текущий момент. Как видите, южнее Андреаполя со стороны немцев почти никаких частей нет. Каково ваше мнение, что предпримет командование германского корпуса?
– Полагаю, что смыкать фланги двух дивизий, стоящих сейчас напротив городов Андреаполя и Западная Двина, смысла нет. Слишком растянутые порядки войск мы без труда сможем прорвать. Оставлять большую дыру в линии фронта тоже нельзя. Поэтому оптимальным с точки зрения и командира 23-го корпуса, и командования всей группы армий «Центр», будет приказ для 251-й дивизии отходить на юг. Таким образом, у фон Бока исчезнет брешь в войсках. А то, что огромный промежуток теперь появится между группами армий «Центр» и «Север», его не сильно волнует. Возможно даже, что три оставшиеся дивизии уплотнят построение и даже развернутся к северу, чтобы лучше защитить левый фланг всей группы армий. В этом случае разрыв еще сильнее увеличится.
Выслушав мою тираду, комполка довольно покивал: