Легкие на помине, немецкие танкисты откинули люки и стали выползать наружу. Только двоим из экипажа подбитой машины посчастливилось остаться живых, но и то ненадолго. Одна из фигурок в черном танковом комбинезоне изогнулась и повисла, свесившись из люка. Второй немец оказался проворнее и попытался откатиться в сторону, но спрятаться не успел и растянулся на дороге рядом со своей боевой машиной.
После уничтожения вражеских узлов обороны дело пошло веселее, и следующие два квартала мы захватили сравнительно легко. Увидев расправу над танками, немецкие солдаты, которые еще продолжали кучковаться в этом районе, предпочли отойти. Разрозненные группки фрицев, о которых докладывали бойцы, хаотично двигались в разных направлениях. Одни отступали к центру на соединение с основными силами, другие, наоборот, пытались вырваться из города. Чувствовалось, что единого командование у них уже не осталось.
На перекрестках теперь уже стояли наши орудия и пулеметы, пресекая попытки фашистов перебежать через улицу. Я видел, что некоторым это даже удавалось. Но большинство немцев, попытавшихся это сделать, остались лежать на дороге, срезанные пулеметной очередью. В связи с нашими успешными действиями появилась новая проблема. Сообразив, что Торопец окружен советскими войсками, и видя наше полное преимущество и в численности, и в вооружении, самые расторопные немцы стали бросать оружие и поднимать руки. Если раненых врагов мы просто добивали, чтобы они не могли выстрелить нам в спину, то с добровольно сдавшимися так поступить мы не могли.
Неожиданная помощь пришла со стороны местных жителей. Наблюдая из подвалов за ходом боевых действий, они заметили, что на улицах валяется немало бесхозного оружия, и поспешили подобрать его. Те торопчане, которым не досталось винтовок, подходили к нам и спрашивали, чем можно помочь. Отобрав несколько мужчин покрепче и поставив их под командование легкораненого бойца, мы поручили им отконвоировать пленных в тыл. Немцы чувствовали, что местное население, над которым они еще недавно издевались, не питает к ним никаких добрых чувств, и вели себя как паиньки.
Других добровольных помощников мы отправили таскать боеприпасы и помогать раненым. Несколько девушек-комсомолок заявили, что они умеют стрелять из винтовки, и на этом основании потребовали дать им оружие. Одна даже предъявила значок ворошиловского стрелка. Не выдержав настойчивого напора, я разрешил снайперше прикрывать второстепенное направление, выделив сектор для стрельбы, а ее разочарованным подругам пришлось довольствоваться должностью санитарок.
Несмотря на то что полоса наступления сузилась, бойцов почему-то все равно не хватало. Рядом со мной находилось одновременно не больше двух-трех человек. Это едва не стоило мне жизни, когда я в очередной раз менял позицию. В качестве следующего наблюдательного пункта была выбрана угловая квартира на втором этаже, где окна уже были заложены мешками с землей и заставлены мебелью.
Подкрадываясь между заборами и деревьями к нужному дому, мы не замечали ничего подозрительного, как вдруг короткая очередь заставила споткнуться бойца, идущего первым. Машинально выхватив из подсумка гранату, я бросил ее в ближайшее окно, не заложенное баррикадой, рассчитывая, что оно выходит в ту же комнату, где находится невидимый стрелок. За полсекунды до этого туда влетела «лимонка», брошенная вторым бойцом. Дикий, полный боли крик, последовавший за сдвоенным взрывом, подтвердил правильность наших расчетов.
Сколько врагов еще могло скрываться в здании, было неизвестно. По-хорошему нам следовало вернуться назад и позвать кого-нибудь на помощь. Но если мы отойдем от дома, то немцы, находящиеся в нем, легко смогут нас перестрелять. Поэтому ничего не оставалось, как попробовать ворваться внутрь. Мы с Филатовым, так звали уцелевшего бойца, не стали подходить к раненому, который уже успел откатиться к стене, а решили обогнуть дом с другой стороны. Оставалось надеяться, что многочисленная группа фрицев просочиться сюда не смогла бы, а нескольких человек недостаточно, чтобы занять круговую оборону.
Низко пригибаясь, чтобы нас не было видно из окон, и стараясь ступать как можно тише, мы обогнули угол и вышли к входной двери. Для большей эффективности желательно было ворваться внутрь сразу в двух местах. Бойцу я кивнул в сторону окна, оставив дверь себе. Вытащив гранаты, мы, не вставая, синхронно закинули их внутрь и зажали уши в ожидании близкого взрыва. Сразу, как только над головой пролетели какие-то обломки и последние осколки стекол, еще остававшиеся в раме, красноармеец запрыгнул внутрь, воспользовавшись моим плечом в качестве ступеньки.
Не желая отставать от него, я вбежал внутрь, щедро поливая все углы из автомата. С Филатовым мы встретились в коридоре, заваленном обломками мебели. Никого не обнаружив, в смысле живых, мы начали осматривать все комнаты, которых на первом этаже было только четыре. На этот осмотр нам понадобилось еще две гранаты и по одному магазину патронов.
Теперь оставалось проверить второй этаж. Выходить на лестницу, которая туда вела, было опасно, но другого выхода не оставалось. На мои способности гранатометчика надеяться на приходилось, поэтому роль швырятеля колотушки досталась Филатову. Встав под лестничным проемом, он выдернул запальный шнур и, досчитав до трех, выскочил вперед. Зашвырнув гранату на второй этаж, боец быстро юркнул обратно. Как только наверху грохнуло, наступила моя очередь выскакивать на лестницу. Я выпустил большую часть магазина в облако пыли и дыма, появившееся на месте взрыва, и, стараясь ступать как можно тише, прошел вперед. Впрочем, с таким же успехом я мог демонстративно топать, как слон. Взрыв в помещении, даже не полностью замкнутом и имеющем оконные проемы, гарантированно оглушит любого человека, находящегося поблизости.
Пыль стояла столбом, сильно ограничивая видимость, но планировка дома была достаточно простой. Здесь должен находиться угловой зал с окнами, выходящими на дорогу. Он представлялся наиболее подходящим местом для организации засады, устроенной немцами, поэтому поиски нужно было начинать с него. Глухой взрыв, донесшийся, видимо, с улицы, подтолкнул нас к дальнейшим действиям. После оживленного, но бесшумного диалога, состоявшего из размахивания руками и мотания головой, мы с Филатовым распределили обязанности. Мне предстоит закинуть гранату в помещение, а ему прикрывать меня сзади.
К счастью, дверь была открыта, вернее, она отсутствовала, и, подкравшись к ней поближе, я зашвырнул туда последнюю оставшуюся «лимонку», после чего тут же отскочил за угол, чтобы переждать взрыв в безопасности. Теперь следовало ворваться в комнату, стреляя во все стороны из автомата, но что-то меня останавливало. Я нерешительно топтался на месте, прислушиваясь к доносящимся из-за дверного проема шорохам и раздумывая, как лучше поступить. Конец моим сомнениям положил хлопок гранаты, раздавшийся из комнаты. Он заставил меня вскинуть автомат и дать очередь из-за угла раньше, чем я задумался, кто же это пришел мне на помощь. Тут в комнате снова рвануло, на этот раз сильнее, так что я буквально оглох. Но зато не приходилось сомневаться, что фрицев там хорошенько посекло осколками, и теперь мне можно входить.
И действительно, два тела гитлеровцев, валявшихся на полу, еще подавали признаки жизни, но сопротивляться уже не могли. Судя по всему, один из солдат выдернул запальный шнур из своей колотушки, но бросить ее уже успел. Большое время сгорание запала немецкой гранаты, и колпачок, на отвинчивание которого нужно было тратить время, подвели своих владельцев. Швырни они ее сразу, то я успел бы отскочить за угол. Поэтому им пришлось выждать перед броском несколько секунд. А в бою эти секунды решали, кто погибнет, а кто останется жить. Пока мы исследовали здание, раненый боец, оставшийся во дворе, лежал, зажимая рукой рану на бедре, свободной рукой держа наготове автомат. Когда на землю рядом с ним упала брошенная из окна колотушка, он подполз к ней и, с трудом дотянувшись, отбросил ее подальше. Этот взрыв и привлек мое внимание, а когда я подстрелил немцев, они вдобавок подорвались на своей же гранате.
Тем временем подошла группа бойцов из стрелинского взвода. Сержант послал их проверить, что за стрельба началась у него в тылу. Теперь ситуация окончательно стабилизировалась, и можно было занимать выбранную позицию.
Устроившись, наконец, в наблюдательном пункте, доставшемся с таким трудом, я начал оценивать обстановку. Хотя для меня казалось, что к этому дому мы подошли очень давно, но на самом деле стычка заняла всего несколько минут. За это время существенных изменений не произошло.
И тут в привычные звуки боя – треск пулеметов, хлопанье пушек, разрывы гранат и буханье снарядов, вплелся очень неприятный гул. Он был еле слышим, но почему-то грохот сражения его не заглушал. Я никак не мог сообразить, что это такое, но тут громкий крик «воздух» разрешил этот вопрос. Вскоре стало ясно, что к городу подлетает не меньше двадцати «юнкерсов». Но на этот раз фашистские стервятники припозднились. Наши войска слишком далеко ушли от мест сосредоточения перед атакой, куда сейчас вываливались бомбы. Похоже, что корректировщика с рацией у врага не осталось, а самостоятельно определить с воздуха, кто есть кто, в этой мешанине было невозможно.
Заметив, что бомбы взрываются на пустом месте без всякого толка, немецкие пилоты попробовали найти цели самостоятельно. Конечно, это было логичное решение. Вот только отличить своих от чужих по вспышкам выстрелов довольно проблематично. Ситуацию усугубляло то, что наши бойцы перестали стрелять до окончания авианалета. Немецкие же солдаты, приободренные внезапной помощью, наоборот, принялись палить из всех стволов с удвоенным старанием. Наверно, их забыли предупредить об отсутствии авиационного наводчика. То, что иногда нужно сначала думать, а уже потом стрелять, немцы убедились, когда на них посыпались бомбы. Постепенно по всему городу наступило затишье. Обе стороны усердно прятались по укрытиям, чтобы не давать повода к бомбежке.