нии нашего направления меня постоянно мучила неопределенность. Поэтому, когда наконец что-то стало проясняться, у меня просто камень с души свалился.
– Есть новости и о нашем участке фронта, – еще с порога закричал Соловьев и, достав солдатскую книжечку, протянул ее мне. – Вот, смотрите, что наша разведка раздобыла. Даже «языка» не пришлось тащить, достаточно «зольдбуха».
– «89-й пионеер батальон, 5-я панцер-дивизия», – с трудом прочитал я немецкие слова. – Это что еще за пионэры такие, разведчики, что ли?
– Нет, так немцы называют саперов. Это значит, что пятая танковая дивизия, которая до сих пор находилась в резерве, будет переброшена сюда. А саперы прибыли первыми, чтобы подготовить полосу наступления.
Теперь оставалось ждать известий с Центрального фронта. Весь день второго октября я не мог найти себе места. Новости запаздывали, да и приходили ко мне через множество инстанций. Но к вечеру уже можно было констатировать, что план операции «Тайфун» не изменился. 4-я и 3-я танковые группы вермахта ударили там же, где и нашей истории, но на этот раз их уже ждали. Наткнувшись на сильную оборону, подвижные немецкие части пытались маневрировать в поисках слабых участков, где можно было бы прорваться вперед. Но на направлении главных ударов их везде ждала подготовленная противотанковая оборона, и приходилось выбирать: или прорываться вперед, неся тяжелые потери, или планировать наступление в другом месте и тратить на это время.
Глава 13
3 октября
Немцы умудрились начать атаку уже третьего октября, всего на один день отстав от наступления основных сил группы армий «Центр». Хотя участок фронта, выделенный нашей дивизии для обороны, был достаточно протяженным и составлял километров пятнадцать, но только четверть него был проходим для техники. Все остальное место занимали небольшие озера, болотца и густые леса. Численность дивизии к этому времени достигла девять тысяч человек – очень неплохо для осени 41-го года, и это не считая отдельные артдивизионы, приданные нам для усиления. Поэтому нашим войскам не пришлось растягивать свои порядки тонкой ниточкой. Наоборот, батальону выделили такой узкий участок, что комбат посчитал возможным выстроить оборону в три линии, причем позади нас находились полковые резервы, а еще дальше – дивизионные.
Расположение оборонительных позиций диктовалось условиями местности, поэтому промежуток между первой и второй линиями окопов составлял метров пятьсот, а третья начиналась только через километр.
Первый день боев принес нашему командованию две новости. Хорошая новость – это то, что немцы действительно клюнули на приманку, и вместо того чтобы направить танковую дивизию на Москву, загнали ее в эти болота. Правда, в конце августа как раз в этих местах успешно прошла на север третья танковая группа. Но тогда 22-я и 29-я армии были обескровлены, и поэтому просто отошли за реку Западная Двина, чтобы избежать окружения. А сейчас наши войска к встрече врага хорошо подготовились. Да и распутица в этих местах – вещь страшная, а ждать ее долго не придется.
А плохая новость состояла в том, что наш батальон выбили с занимаемых позиций и отбросили на пять километров. Самое смешное, что ни одного танка в этот день мы так и не увидели. Только в примитивных фильмах или книгах фашистская бронетехника тупо ломится на артиллерийские батареи, которые и сводят их под ноль. Надо признаться, что как раз советские танковые части так и наступали в начале войны. На самом же деле немецкая танковая дивизия очень насыщена артиллерией, которая и должна утюжить укрепления противника. А танки, конечно, если это не тяжелые танки прорыва, пускают уже в прорванную оборону. Вот когда они выходят на оперативный простор, то идут по тылам противника, сметая маленькие гарнизоны и легко проходя через наспех возведенные укрепления.
Разумеется, за несколько дней немцы успели собрать достаточно разведанных, чтобы определить расположение наших войск на переднем крае обороны, и уничтожить их мощной артподготовкой. Ну а мы, конечно, это предвидели. С самого утра весь личный состав, кроме наблюдателей, находился в блиндажах и закрытых щелях. Поэтому, несмотря на значительные разрушения, причиненные нашим траншеям и дзотам, потери оказались небольшими.
Моей роте досталась вторая линия окопов. Вообще-то, на самом деле она была третьей, но первая траншея была ложной, и мы ее не считали. Едва стихла канонада, как почти все бойцы из передовой линии перебежали по глубокому ходу сообщения к нам. Провода телефонной связи со штабом были перебиты, но комбат это предвидел и заранее обговорил с ротными различные варианты действий. Если наступление начнется небольшими силами, то можно будет принимать бой, а если за нас возьмутся всерьез, то сразу связываться с таким врагом не стоит. Сначала его нужно заманить вглубь нашей обороны, где он увязнет и в прямом, и в переносном смысле.
Поэтому после начала мощной артподготовки старшина Сверчков, командовавший третьей ротой, занимавшей первую траншею, отдал приказ на отход, а личный состав, уже ожидавший такого решения, провел отступление спокойно и без всякой паники. Эвакуировать артиллерию не пришлось, так как на передовой ее и не размещали. Две 37-мил-лиметровые зенитки были замаскированы в лесу чуть дальше наших окопов.
После артобстрела немцы начали осторожно выходить из леса. Наблюдатели доложили, что танков в боевых порядках противника не обнаружено, а, следовательно, это была просто разведка боем. Около сотни пехотинцев в сопровождении восьмиколесных бронеавтомобилей решили подойти посмотреть, остался ли у нас кто-нибудь в живых. Сначала они подкатили к ложной траншее. Даже после того, как гаубицы вывалили на нее полтысячи снарядов, все еще было видно, что здесь изначально находилась только неглубокая канавка, без всяких следов укреплений.
Огорченные до невозможности напрасной тратой боеприпасов, фрицы направились дальше, подозревая, что и со второй траншеей их тоже надули. Но опасения оказались напрасны. Чтобы снова не расстраивать немцев, там осталось несколько пулеметчиков и автоматчиков. Перебегая от одной огневой позиции к другой, они обозначили активное сопротивление, вынудив фашистов еще раз запросить помощь у артиллерии.
Залегшая было вражеская пехота снова поднялась и под прикрытием огневого вала подобралась к траншее метров на тридцать. После этого, метнув гранаты, германские солдаты ринулись вперед и выбили из траншеи противника. Во всяком случае, это я полагаю, что они доложили своему командованию о яростном, но коротком бое. Еще минут десять там громыхали взрывы и трещали автоматные очереди. С кем именно воевали немцы, осталось тайной. Все красноармейцы покинули позиции, как только там стали ложиться первые снаряды.
Апофеозом сражения стал подбитый бронетранспортер, который не вовремя наехал на какую-то мину. Как он умудрился это сделать, ума не приложу, ведь после чудовищного артобстрела все мины должны были детонировать, да и было их установлено очень мало. Возможно, это просто взорвалась одна из немецких гранат-колотушек, запалы которых имели тенденцию к замедленному срабатыванию. Так или иначе, но взрыв раскурочил броневику колесо и, кое-как проехав несколько метров, оно отвалилось. Впрочем, это нисколько не помешало теперь уже семиколесной боевой машине двигаться дальше. Коварное нападение заставило нападавших снова залечь и вызвало очередной шквал огня из всех стволов, которые у них были в наличии.
Наконец, закончив зачистку траншеи, немцы ненадолго остановились, чтобы подсчитать потери свои и противника. Атака обошлась им, по крайней мере, в полтора десятка убитых. Именно столько тел, которые никто не собирался перевязывать, они сложили рядками. Сколько они в отчете указали наших потерь, не знаю, но вряд ли меньше, чем своих. Иначе начальство их по головке не погладит. Впрочем, из десяти наших героев, которые пусть и ненадолго, но приостановили продвижение врага, действительно не все вернулись невредимыми. Троих принесли на плащ-палатках, причем один из них уже не дышал.
Фрицы тоже суетились со своими ранеными, оказывая им первую помощь. Потом у них, видимо, начался обед. В бинокль было видно, что они что-то достают из вещмешков и жуют. Это действо было для них чуть ли не священным, и переносить его из-за боя никто не собирался. К тому же по нормам вермахта в обед съедалась половина суточного рациона солдата, а, следовательно, после него еще полагался и отдых. Оттащив своих пострадавших в тыл, подкрепившись и пополнившись еще одним взводом, немцы наконец-то решили продолжить разведку.
Как только противник начал выдвижение, мы приготовились к бою, но пока не стреляли, чтобы подпустить его поближе. Однако, как это часто бывает на войне, получилось не совсем так, как мы планировали. Артиллеристы, обслуживающие зенитки, никогда раньше не видели врага так близко. Нервы у них не выдержали, и они без приказа открыли огонь, решив, что основное наступление уже началось.
Результат был вполне ожидаемым. Скорострельные 37-миллиме-тровые пушки прошили броневики целой очередью снарядов, заставив их вспыхнуть огненными шарами. А потом немецкие гаубицы разворотили наши артиллерийские позиции настолько быстро, что обслуга орудий еле успела попрятаться в щелях. Закончив с зенитками, немцы принялись утюжить наши окопы гаубичным огнем, сожалея, что в прошлый раз не уделили им достаточно внимания. Но обстрел мы пересидели в блиндажах, способных выдержать прямое попадание 105-милли-метрового снаряда, так что потерь почти не было.
Посмотрев, что стало с нашей системой укреплений, я решил, что продолжать обороняться здесь уже не стоит. И линия окопов и запасные позиции была изрыты воронками. Комбат был того же мнения, так как вскоре ко мне примчался посыльный, принесший пакет с приказом об отходе.
Для удобства отступления мы приготовили целых два хода сообщения, которые примерно в километре от нас спускались в небольшую балочку, по которой можно было скрытно передвигаться. Пока не началась очередная атака, бойцы спешили перевязать раненых и отнести их в тыл. Тем временем поступили доклады от командиров взводов обеих рот. Прямым попаданием снаряда накрыло одно из укрытий, где находилось человек пять. Еще насчитывалось около десяти раненых, но всех их уже отправили в медсанчасть. Плохо, конечно, но учитывая, какой обстрел нам сегодня пришлось выдержать, потери были небольшими. По моим подсчетам, немецкая дивизия, наступавшая на широком участке фронта, потратила за день не меньше пятисот тонн снарядов. Это больше одного эшелона с боеприпасами. А достигнутые при этом результаты были минимальны.