Пока мы отбивались от немцев, саперная бригада успела сделать очень много. К нашему удивлению, здесь были сооружены даже доты, построенные из бетонных блоков. Правда, их еще не засыпали землей, чтобы дать бетону хорошо просохнуть, так что обсыпку нам пришлось взять на себя. Зато пулеметные колпаки были замаскированы настолько хорошо, что некоторые из них мы и не заметили, пока нам не указали на карте их расположение. Правда, деревянная обшивка внутри них была не доделана, но этим можно заняться и позднее. Почти все колпаки были железобетонными, хотя у соседей нашлось и два металлических. Я специально ходил туда, чтобы изучить устройство оборонительных сооружений. Один из колпаков был сварным и, судя по размерам, рассчитан только на одного человека. Зато второй, собранный на заклепках, достигал двух метров в диаметре. Не были забыты и противотанковые рвы. Правда, их сравнительно мало, но зато они выкапывались в узких промежутках между естественными препятствиями. Естественно, эти рвы простреливались с флангов артиллерией и были хорошо замаскированы масксетью.
В целом вся система обороны была превосходной. Конечно, будь у фашистов полнокровная дивизия, нас бы выбили и отсюда, но предыдущие бои обошлись им слишком дорого. И танков и пехоты у врага оставалось немного. Конечно, немецкая артиллерия понесла не очень большие потери, но было видно, что от дефицита снарядов им избавиться не удалось.
Впрочем, у нас дела со снабжением тяжелой артиллерии обстояли не лучше. К 122-миллиметровым гаубицам боеприпасов поставлялось очень мало, и значительную часть работы выполняли трофейные 105-миллиметровые орудия. Но как ни велики были запасы снарядов, захваченных у немцев, они все-таки иссякали. А новых нам, естественно, взять было негде. К тому же выяснилось, что часть снарядов этого калибра оказались «не той системы». Они предназначались для пушек, и использовать их на гаубицах было нельзя.
Последний бой на нашем участке произошел восемнадцатого октября. Наступление немцев, сопровождаемое жиденькой артподготовкой, захлебнулось в самом прямом смысле слова, когда начался сильнейший ливень. Низина, по которой продвигался противник, сразу покрылась непролазной грязью, а пелена дождя мешала управлять огнем.
На следующий день непогодой накрыло уже весь Западный фронт, который на полмесяца попал под власть распутицы. Само по себе это было не критично для немецкого наступления. Да, снабжение войск сильно затруднилось, но налаженная саперная служба вермахта, имевшая достаточное количество техники, могла быстро ремонтировать дороги. Гораздо важнее было то, что прорывая подготовленную оборону, фашисты понесли огромные потери, как в живой силе, так и в технике. Советские же войска, в отличие от нашей истории, почти не попадали в окружение и вовремя пополнялись резервами. Поэтому соотношение сил сторон, которое в начале октября составляло 1,4 к 1, постепенно сравнялось. У немцев теперь нет значительного численного превосходства, большая часть танков и самолетов потеряна, а запасы боеприпасов израсходованы. Поэтому фон Бок, вполне возможно, предпочтет воспользоваться благовидным предлогом, чтобы объяснить невозможность дальнейшего наступления банальной распутицей.
Глава 15
19 октября
Чтобы получить свежую информацию, я решил съездить в особый отдел дивизии. Ординарец в это время обсуждал что-то очень важное с полковыми разведчиками, а так как я ехал в тыл, то брать его с собой не стал, ограничившись только одним автоматчиком. Соловьева на месте не оказалось, и мне пришлось ждать полдня. Наконец капитан вернулся. Хотя он был грязный, промокший и продрогший, но выглядел вполне довольным. Во всяком случае, не только не кричал на подчиненных, но даже нахваливал их. Приведя себя в порядок и вооружившись большой кружкой горячего чая, он наконец смог поговорить со мной:
– Извините, что вам пришлось долго ждать. Я сегодня проверял секретные партизанские базы, которые мы готовим на случай отступления.
Пояснив причину своего долгого отсутствия, особист торопливо выпил всю кружку, чтобы поскорее согреться, и налил себе новую. При всех своих недостатках, по крайней мере, любовью к спиртному он не страдал, впрочем, как и многие в его отделе. Не знаю, может быть, это профессиональная привычка, чтобы спьяну не разболтать важных секретов.
– Так ваш отдел еще и партизан готовит? – не удержался я от вопроса.
– Разумеется. – Соловьев был искренне удивлен. – Для этого НКВД и существует. А вы полагали, что мы должны строчить липовые дела на своих бойцов и пытать арестованных? Конечно, всякое бывает. После того как Ежова хлопнули, и основная волна репрессий пошла на убыль, все равно такая практика в органах повсеместно осталась. И особые отделы тоже не исключение, тут я иллюзий не питаю. Но это в мирное время. Во время войны у особистов в армии главная задача – помогать воевать с врагом. Мы ловим диверсантов, выявляем шпионов, расследуем преступления. Так что на придумывание фальшивых дел у нас просто не хватает времени. Да и смысла в этом нет никакого. Настоящие дела не успеваем расследовать, так зачем же нам еще липовые? Даже при полном штате оперативники и следователи с ног валятся от усталости. А бить задержанных у нас официально запрещено. Да и сами подумайте. Если какой-нибудь особо ретивый сотрудник ударит красноармейца – героя войны, то его самого могут арестовать. К тому же на должности следователей, которые нам положены только по штатам военного времени, пришлось набирать не профессионалов, которых не хватает, а просто партийных активистов. А у них и в мыслях нет нарушать закон.
– Как же они справляются? Ведь это не ЧК времен Гражданской войны. Тут же надо знать все законы, которые юристы изучают по несколько лет.
– Это в мирное время, – грустно улыбнулся Соловьев. – Сейчас всех подготавливают ускоренно – и бойцов, и командиров, и даже летчиков. Так что новоиспеченным следователям дают только два дня на чтение кодексов, а остальное они постигают на практике.
– Ничего себе ускоренная подготовочка. А в других дивизиях тоже вот так готовят территорию к возможной оккупации противником? – вернулся я к прежней теме.
– Это повсеместная практика. Вы же не думаете, что «зверская гэбня»…
– Не «зверская», а «кровавая».
– Ну да, что «кровавая гэбня» расстреливает всякого, кто только заикнется о возможном отступлении. Предыдущий начальник отдела – Дружинин, вышколил своих сотрудников, и они имеют большой опыт по подготовке таких баз. Быстро нашли местных жителей, которым можно доверять, устроили тайники в укромных местах. Туда сотрудники отдела на руках перетаскали ящики с припасами. Никого из посторонних привлекать нельзя, поэтому пришлось им поработать грузчиками. Правда, я сам в этом не участвовал, только проверил, когда все уже было готово. Как видите, для этого пришлось вдоволь полазить по болотам.
Прервав монолог, капитан допил вторую кружку и, наконец, начал делиться новостями:
– Мы тут подвели итоги. Получается, что наша дивизия гарантированно уничтожила штук восемьдесят танков. Это полностью сгоревшие и те, в которых детонировал боекомплект. Всего подбитых, конечно, намного больше, но оценить степень повреждения вражеских машин, оставшихся на поле боя, затруднительно. На других участках фронта результаты сражения тоже неплохие. Правда, в окружении оказалось две дивизии, но это намного меньше, чем в той, вашей истории. Наши войска отходили организованно и закрепились на Ржевско-Вяземском оборонительном рубеже. Есть, конечно, и неудачи. Курск, к сожалению, пришлось оставить. На юге немцы заняли Запорожье. Мелитополь пока еще держится, но город вот-вот падет.
– Плохо, конечно, но в моей истории в это время фронт проходил километров на двести восточнее.
Как бы невзначай, Соловьев спросил, что мне известно о судьбе старшего сына Сталина – Якова, попавшего в плен в начале войны. Этого вопроса я ждал давно и рассказал об отказе Верховного обменять лейтенанта на фельдмаршала.
– В этом же году Яков попытался бежать, и фашисты его застрелили. В конце войны американцы захватили немецкие документы, которые свидетельствовали об этом, но советской стороне ничего не сообщать не стали. А вообще удивительно, что в ваше время дети руководства страны воюют на фронте наравне со всеми. Вот, например, сын Хрущева – обычный летчик, и он тоже погиб на войне.
– Ну, насколько мне известно, он сейчас в госпитале и постепенно выздоравливает.
Заметив мой удивленный взгляд, капитан объяснил:
– Его авиаполк был придан нашей 22-й армии, а армейские особисты мне все по секрету рассказывают. – Соловьев кивнул на свои петлицы и усмехнулся. – Хотя мое звание и невысокое, да и в госбезопасность меня пока не перевели, но зато теперь я личный порученец наркома. Так что со мной все стараются дружить.
Приятно было слышать, что даже высокопоставленные гэбэшники кого-то боятся.
– Да, – вспомнил Соловьев, – раз уж мы заговорили о Хрущеве, то скажите, что о нем думают в ваше время знатоки истории?
– Большинство считает, что его надо убить.
– И тогда все станет замечательно? Но ведь после того, как его сняли, ничего принципиально не изменилось. Да и вообще, откуда у ваших современников такая наивная вера в то, что убрав одного человека, можно сразу все улучшить? Вы знаете фразу товарища Ленина «мы пойдем другим путем»?
– Да, я же учился в школе еще в советское время.
– Так вот, он правильно понял, что ликвидации одного правителя, даже такого, как самодержавный император, недостаточно для изменения всей системы. А ведь этот ваш Никитка далеко не самодержец. Его выбирали, на него возлагали надежды, а когда правление Хрущева стало многим не нравиться, то был выбран новый правитель. То, что по-настоящему в выборах принимала участие лишь верхушка руководства страны, сути не меняет. Будущий правитель должен будет учитывать мнение и интересы различных группировок этой верхушки. Кто бы ни оказался на его месте, он будет вынужден действовать точно так же.