Когда дошло до раздачи котелков, кладовщики были поражены. Нам предлагали новенькие, только что присланные с завода, однако комбат наотрез отказался их брать, тем самым вгоняя хозяйственников в ступор. Тыловики смотрели на него как на сумасшедшего, ибо кто же в своем уме будет отказываться от новенького имущества. Однако у нас все бойцы уже давно перешли на трофейную посуду, не мучаясь при этом неуместным ура-патриотизмом. Конструкция у немецких котелков тщательно продуманная, а их полувогнутая форма была очень удобной. Еще одно преимущество заключалось в крышке, выполненной в форме тарелки. Например, в нижнюю часть наливалось первое, а в верхнюю накладывалось второе. В отличие от немецкого, изделие нашей промышленности было сделано просто до невозможности. Округлая форма котелка не позволяла удобно его приладить, а крышка просто-напросто отсутствовала. Помимо неудобства во время приема пищи, когда в котелок попадала пыль, грязь и опавшие листья, это было чревато и демаскировкой – с незакрытой крышкой котелок гудел, как маленький колокол, от каждого случайного удара. Конечно, такое «чудо» было нам даром не нужно. Вот если бы предложили довоенные котелки, которые ничуть не уступали немецким, тогда другое дело. Но, к сожалению, все старые запасы давно закончились.
После получения вещевого имущества старую форму бойцы сдали на склад. Ее потом тщательно отстирают, заштопают и отправят в какие-нибудь тыловые части, где она будет принята как подарок небес. Вернули также и все ящики, в которых нам передали имущество и гранаты. Не оттого, что хозяйственники такие жадные, просто у них есть строгий приказ возвращать всю дефицитную спецукупорку в целости и сохранности.
Тем временем в канцелярии нашего, теперь уже отдельного, батальона кипела невиданная прежде работа. Для передачи документов личного состава были задействованы все имеющиеся в наличии писари, включая Наташу, которую я формально зачислил на такую должность. Ну в самом деле, не назначать же мне ее вторым ординарцем. Правда, заведовать делопроизводством Ландышева не привыкла, и за день наслушалась от моего настоящего писаря Макарова столько нелестных эпитетов, что мне даже пришлось ее утешать, чтобы у нее не развился комплекс неполноценности.
Когда ближе к полуночи эпопея передачи имущества в основном закончилась, и я смог вернуться в расположение своей роты, меня там уже ждали. В моем штабе сидел молодцеватого вида командир со знаками различия госбезопасности и с капитанской шпалой в петлицах. Соловьев предупреждал по телефону, что прислал мне пополнение, но загруженный важными делами, я об этом совсем забыл.
Так как связист был занят и не вскочил при моем появлении, а свои новенькие полушубки мы надеть еще не успели, то новичок не сразу сообразил, кто это ввалился в избу. Одеты и вооружены мы были примерно одинаково, а воротники гимнастерок с нашитыми на них петлицами были вопреки уставу спрятаны под ватниками, так что наши звания для посторонних оставались загадкой. Пока я топтался у порога, с трудом вспоминая, кто это ко мне явился, ротный писарь успел шмыгнуть к столу и высыпать на него из планшетки кучу бумаг.
Дезориентированный нашим поведением лейтенант госбезопасности вскочил со скамьи, одернул гимнастерку и четким строевым шагом подошел к Макарову. Привыкнув видеть здесь куда более высоких чинов и не испытывая страха перед органами, особенно после глумления над Кругликовым, писарь небрежно махнул ему рукой в мою сторону.
– Вон наш ротный. Он не пьяный, просто день у нас выдался тяжелый.
Еще бы не тяжелый. Только мои современники, избалованные компьютерами, могут понять, как трудно разбираться в бумагах, написанных от руки, и заниматься подсчетами без калькулятора.
Изучив его удостоверение и убедившись, что он тот самый лейтенант госбезопасности Леонов, которого мне прислали, я протянул свою руку и представился:
– Александр.
– Алексей, – улыбнулся в ответ лейтенант, внимательно рассматривая меня. Видимо, он ожидал увидеть сурового разведчика с каменным лицом и квадратным подбородком, проведшего всю жизнь среди стрельбы и опасностей.
На этот раз мне предусмотрительно передали в запечатанном конверте анкету новичка, так что я сразу узнал о нем все сведения. Родом с Поволжья, жил рядом с немцами, поэтому хорошо знает немецкий язык. Службу проходил в погранвойсках. После армии поступил в институт, на факультет иностранных языков, но доучиться до конца не успел, так как началась война. В первый же день ушел добровольцем. Его направили в действующую армию переводчиком, сразу присвоив командирское звание. На фронте попал в окружение, с боем выходил из него вместе со своей дивизией. Осенью его соединение успешно оборонялось, а сам Леонов успел несколько раз отличиться. Так как «языков», которых нужно было допрашивать, всегда не хватало, то переводчик лично участвовал в их добыче. Зная в совершенстве немецкий язык и обладая боевым опытом, бывший пограничник без труда захватывал вражеских офицеров, которых обычно там же, во вражеском тылу и допрашивал. Если пленный был особо важным, то разведгруппа волокла его на нашу сторону.
Естественно, командование ценило Леонова. А недавно Алексея неожиданно вызвали в управление госбезопасности, поздравили с вступлением в доблестные ряды органов и направили сюда.
Теперь, когда наша компания сотрудников госбезопасности значительно выросла, а я в некотором роде должен был координировать ее работу, перед нами встал вопрос о форме общения. Чтобы не запутаться, кто кому должен выкать, а кого называть по имени, мы решили просто все вместе выпить на брудершафт, и тем самым упростить процедуру общения.
Эта идея всем понравилась, и мы тут же претворили ее в жизнь. Ландышева была такая измотанная, что у нее даже не было сил ехидничать, что она в обычном состоянии не преминула бы сделать. Полусонная Наташа послушно поднимала рюмку, не интересуясь ее содержимым, но потом все-таки не забыла, что обращаясь к командиру, ей теперь можно нарушать субординацию:
– Ну все, Сашка, можно уже спать идти? А то я уже с ног валюсь.
Закончив ритуал, я мысленно вычеркнул этот вопрос из списка проблем. Теперь мы уже могли просто называть друг друга по имени, конечно, наедине или в тесном кругу сослуживцев. В самом деле, после того как мы с Авдеевым прошли вместе огонь и воду, меня несколько напрягает продолжать общаться с ним официально. С Леоновым совместных приключений еще не было, но за ними дело не станет. К тому же нас всех объединяет причастность к величайшей тайне Земли, хотя в полной мере они этого и не понимают.
Никаких дел на сегодня больше не предвиделось и, дав разведчику задание забрать у старшины полный комплект вещевого довольствия, я приступил к допросу Авдеева, чтобы все-таки выяснить, где его черти носили. Спать, конечно, хотелось жутко, но на этот раз любопытство пересилило.
Павел отпираться не стал и сразу рассказал, что он возглавлял научную экспедицию по поиску чего-то непонятного.
– А что, ученые тебе не говорили, чем именно они занимаются?
– Да нет, – усмехнулся новоиспеченный научный работник, – это я им не говорил, что надо искать. Мне в наркомате объяснили, что нужно разыскать какой-то замаскированный прибор номер один, и что ты его тоже пытался найти, но не смог. Сначала мы смотрели в разрушенной церкви, рядом с тем местом, где находилась наша рота в сентябре. Так вот, там мы обнаружили тайник, но, судя по его небольшим размерам, он был предназначен для прибора номер ноль.
Павел подмигнул и, наклонившись ко мне, таинственным шепотом поделился своими мыслями:
– Ясно ведь, что если габариты этого аппарата известны, то значит, его уже разыскали. И даже понятно, кто это сделал.
Ого, какого он мнения о моей скромной персоне. То я крутой Джеймс Бонд, живущий в тылу врага, то занимаюсь поиском таинственных артефактов.
– Вот только интересно, кто это придумал начинать нумерацию с нуля, – продолжил Авдеев уже обычным голосом. – Я никогда о таком чудачестве не слышал. Хотя, если это означает приоритет важности, то понятно.
Вот это да. Я по старой программистской привычке машинально нумеровал свои важные записи с нуля, а гэбня решила, что так и надо. Теперь нужно срочно просмотреть всю ротную документацию, вдруг я там тоже что-то напортачил. Спешно пролистав бумаги, я немного успокоился. Кроме перечеркнутых кое-где ноликов, ничего противоестественного не обнаружилось, и я вернулся к Авдееву.
– Затем мы начали выполнять более сложную задачу, – продолжил он свой рассказ. – Судя по приблизительной схеме, которую мне вручил Меркулов, зона поиска составляла овал размером от ста до двухсот километров. Начиналась она как раз от церкви и в основном находилась на оккупированной территории. Мы обследовали только ту ее часть, что находилась на нашей территории, а за линию фронта не лезли. Но все равно площадь поиска была довольно большой, и поэтому мы проводили замеры с самолета, а все подозрительные аномалии уже исследовали на земле. Как мне пояснили, прибор номер один должен быть сравнительно большого размера и, возможно, излучает в различных диапазонах. Мне выделили «кукурузник», в котором мы вместе со специалистом летали на низкой высоте и проверяли с помощью, эээ, ну в общем, газоразрядного прибора для измерения ионизирующего излучения.
– Счетчик Гейгера, что ли?
– Ага, он самый. Все время забываю это название.
– Но разве в кукурузнике не два места? Переднее занимает пилот, а как вы вдвоем поместились на одном сиденье, да еще с аппаратурой?
Авдеев смущенно пожал плечам, потом махнул рукой и заявил, что кое-как втиснулись.
– Но мы все равно ничего не нашли, только зря время потратили. Все, отбой, завтра рано вставать.
Наутро еще больше суматохи добавила новость о приезде представителей штаба армии, которые собирались посмотреть, как выглядит настоящий образцовый лыжбат. Что такое проверяющие из высоких инстанций, мы уже знали. Явится, к примеру, такая комиссия и начинает шастать по окопам, высматривая недостатки. Естественно, за последними дело не станет. Один проверяющий будет тыкать пальцем в окоп и критиковать все, что видит: