Как-то, еще в разгар моего паломнического зуда, мой православный друг иронично спросил:
– Ты что по монастырям-то мотаешься? Тебе дома-то чего не хватает? У нас же тут все есть: и литургия, и все таинства, и священники у нас есть хорошие, и хороших православных книг в наших лавках хватает. Что тебе еще-то надо для спасения души?
– Не мы с тобой паломничество придумали, не мы его и отменим, – столь же иронично ответил я.
Не правда ли, я очень красиво его срезал? Люблю так сказать, чтобы оппоненту было уже нечем крыть. Чаще всего у меня получается. И мой друг тогда молча кивнул, не имея, что возразить. А потом я задумался о том, что было основой наших разногласий? Да просто он не любил путешествовать, а я любил. Эта чисто психологическая разница между нами не имела ни какого отношения к нашим религиозным убеждениям, тем не менее каждый из нас объяснял свою позицию мотивами чисто религиозными. Он ссылался на отсутствие в этих поездках религиозного смысла, а я на православную традицию. Так в чем же смысл этой традиции, если смысла-то вроде бы и нет?
Как-то я сказал своему уже не православному знакомому, что ездил в Дивеево. А он в ответ спросил: «Помогло?» Сначала я растерялся, потому что не понял, о чем он спрашивает, а потом понял, и мне стало горько. Болезней у меня всегда хватало, но ни разу ни в одну паломническую поездку я не отправился, чтобы у какой-нибудь святыни молиться об исцелении. Не из каких-то принципиальных соображений, а почему-то и в голову не приходило. А тот мой знакомый был твердо убежден, что к святыням ездят только если болеют и только для того, чтобы помогло.
Действительно ведь, для многих это основной мотив, побуждающий отправиться в дорогу. В таком-то монастыре есть такая-то икона, хорошо помогающая от недуга пьянства. А в другом монастыре у мощей такого-то святого можно порешать проблемы со зрением. Или, если вы прониклись особым доверием к какому-либо святому, прочитав его житие, то поезжайте к его мощам, должно помочь.
Не стану говорить, что это неправильно. Ведь многим и правда помогает. Жития наших святых снабжены списками исцелений, которые произошли у их мощей. Но что-то тут не так. Почему человек едет за сотни километров к некой особой «целевой» иконе? Он считает, что эта икона «эффективнее», чем все прочие? Тогда это идолопоклонство. Почему человек о том же исцелении не может молиться у себя дома или в своем местном храме? И Господь, и Богородица, и любой святой услышат нас с любой точки пространства. Люди чаще всего мыслят просто: там много исцелений произошло, туда и надо ехать. Наивно? До чрезвычайности. Как будто есть некие особые пункты приема прошений, а если подать прошение в другом месте, то его, может быть, и примут, но толку не будет. Примерно по такому же принципу мы ищем хорошего врача. Нам трудно поверить, что у нас в райцентре есть хороший врач, все хорошие врачи – в Москве, а то и за границей. Но ни икона, ни мощи святого – не врач. Один у нас Врач – Господь. А на каком транспорте мы надеемся до Него доехать?
Конечно, Господь примет самую наивную простодушную веру и ни кому не вменит во грех логическую ошибку. Если мы считаем, что ради исцеления надо потрудиться, преодолеть тяжелую сложную дорогу и было бы просто нечестно, сидя дома в мягком кресле, просить Бога о чем-то очень важном для нас… Что ж, в этом есть свой смысл. Перед Богом имеет значение все, что мы делаем ради Бога. И сама дорога может быть вменена в молитву, если это по-настоящему молитвенная дорога. Тут, наверное, не обязательно все правильно понимать, тут наверное важнее «правильно чувствовать», что и есть православие. Одно и то же действие можно совершать с разным чувством. Я ни когда не скажу человеку, что он не прав, что-либо предпринимая, потому что не знаю, что у него в душе.
То есть, если человек едет в святое место за тысячу километров исключительно ради исцеления, я не скажу, что он не прав. Не знаю. Но меня всегда раздражало потребительское отношение к вере и магическое понимание святынь. Дескать, поезжайте туда, там энергетика сильнее. Там скважину пробурили, из нее благодать хлещет.
Но вот были мы недавно с дочкой в храме абхазского села Илор. Там семь мироточивых икон. Факт исключительный. Чтобы сразу семь икон замироточили – такое не часто случается. Конечно, хотелось побывать в таком удивительном месте, где так зримо явлена благодать Божия. И вот перед входом в храм наш не сильно православный экскурсовод говорит: «Это особое место, то, о чем вы будете молиться в этом храме, обязательно сбудется». Разумеется, я отнесся к этому весьма скептично. Будет то, на что Божия воля, а не то, о чем просят в Илоре. Не верю я в особые места, откуда молитва быстрее доходит, а уж когда мне гарантируют исполнение желания, это чистая магия. Впрочем, я был благодарен экскурсоводу за то, что он предложил молиться, а не «загадывать желания».
Молиться – всегда хорошо, а в святом месте – особенно. И я молился об исполнении одного моего желания. Конечно, я не думал о том, что оно обязательно должно исполниться. Ни один человек не может гарантировать проявление Божье воли. И после этого я отнюдь не пребывал в напряженном ожидании исполнения просимого. Тем более, что желание было выражено обобщенно, не конкретно, да и касалось не меня самого. Потом мы с дочкой выяснили, что не договариваясь, молились об одном и том же.
И что вы думаете? Наше общее желание сбылось почти сразу же по возвращению из поездки. Господь словно улыбнулся над моим скептицизмом. Вот как это понимать? Думаешь, что «оно не работает», а оно работает. Конечно, я не начал верить в магию святого места. Но я стал осторожнее в суждениях. Бог принимает самую кособокую, даже «неправильную» веру при условии ее искренности. Может быть, так?
Зачем еще у нас ездят по святым местам? Иногда – к каким-нибудь совершенно особенным батюшкам или старцам. Однажды даже слышал выражение «сильный батюшка». Мне кажется, это ужасно. «Сильный» может быть маг, колдун, они могут обладать разным уровнем магических способностей. О характере этих способностей и об эффективности магических практик разговор был бы отдельный, сейчас лишь о том, как они сами понимают то, что делают. Так вот православные, считая иного батюшку «сильным» понимают его роль так же, как поклонники магии понимают роль колдуна. На самом деле все священники, и самые грешные, и близкие к святости, в равной степени сильны. Ведь таинства совершают не они, а Святой Дух через них, и сила таинств ни как не зависит от личных качеств священников.
А старцы? Ведь бывают же в самом деле прозорливые старцы, которым Бог в особых случаях частично открывает будущее и которые соответственно знают, как поступить. Например, делать операцию или не делать? И вот начинают православные нарезать круги по монастырям, прознав то об одном, то о другом дивном старце, и пытаясь порешать чаще всего бытовые проблемы. Опять же, ни чего не отрицаю. Ведь есть же старцы, и ведь принимают же они людей, и ведь действительно же они имеют реальную возможность в некоторых случаях помогать людям. Но вот мне это, мягко говоря, не близко. Тут как будто что-то не так. Не всегда не так, но иногда. Вот я, к примеру, кто такой, чтобы мне было положено «что-нибудь особенное»? Большинство православных довольствуются обычными приходскими священниками, и я уж как-нибудь вместе со всеми. Господь нас не оставит. Будем молиться и получим то, что нам надо. А если кто-то все ищет «особого» батюшку, так он наверное себя и свои проблемы считает «особыми». А у меня все как у всех – ни чего особенного. И будущего я знать не стремлюсь, все будет так, как угодно Богу. И если я уперся лбом в какую-то проблему, значит я должен сделать свой выбор, на то и дал мне Бог свободную волю. И ответственность вся целиком лежит на мне, и ни куда я не убегу от этой ответственности, да и пытаться не стану. Вся жизнь это непрерывный ежедневный выбор, на то нам эта жизнь Богом и дана. Зачем же перекладывать свой выбор на кого-то другого? Неужели на страшном суде мы собираемся кивать на старца: «Это ж не я так решил, это он мне велел». Легче, наверное, на кого-то ответственность переложить, но ведь все равно не удастся, за каждый свой поступок мы будем отвечать лично.
Конечно, бывают в жизни очень сложные ситуации, порождающие крайнюю растерянность, когда кажется «куда ни кинь – везде клин». И тут мы нуждаемся в мудром совете богопросвещенного человека. Для этого, наверное, и нужны старцы. Но за советом ли мы к ним идем? Мы ведь надеемся, что старец откроет нам Божью волю. Может быть, и откроет…
Пытыюсь заглянуть в свою душу и понимаю, что я не просто не испытываю в старцах нужды. Я их боюсь. Я боюсь того, что не смогу принять слова старца, как Божью волю. Или, может быть, не найду в себе сил исполнить то, что велит старец. И тогда буду иметь на себе двойной грех. Я боюсь этого удвоения греха. Еще вчера я мог сказать, что не знал, как лучше поступить, а завтра уже будет так, что знал, да не захотел. Нет, если бы быть уверенным в том, что старец озвучил Божью волю, то тут уж поперек не попрешь, но ведь обязательно появится соблазн считать, что это воля старца, а не Бога. Конечно, каждому будет по вере. Если я действительно готов принять слова старца, как Божью волю, какими бы странными и неудобными не показались мне эти слова, тогда все будет хорошо, Бог не оставит. А если я не уверен в твердости своей веры? Хуже бы не вышло. Я могу, конечно, придти к старцу просто за советом, но ведь он-то может начать «вещать». А меня «вещуны» напрягают. В душе может появиться противление, а в итоге я греха не оберусь.
Вполне осознаю, что я тут не пример для подражания. Я только хочу сказать, что идти к старцу – невероятно ответственно. Если старец попадется "сильный", то сила-то потребуется и от вас. Вы уверены в своей силе? Тогда снимаю перед вами шапку и склоняю голову.
Беда в том, что сейчас кроме настоящих старцев развелось много самосвятов и пустобрехов. Вот эти-то как раз и склонны вещать, отдавать приказы. А если я услышу не то, что хотел услышать? Слова самого святого старца могут показаться мне дикостью. И не появится ли у меня тогда соблазн объявить его пустобрехом? Все это так невероятно сложно… Да, я просто боюсь. А вы не боитесь?