На пути в Дамаск. Опыт строительства православного мировоззрения — страница 37 из 69

еславия если и не вовсе отступил, то во всяком случае заметно ослабил когти.

Все равно кем быть, если быть слугой Господа. Кажется, эта мысль или скорее даже ощущение понемногу входит в меня. Если Господь призовет служить Ему на руководящей работе – буду. Если останусь на рядовых ролях – все равно буду счастлив сознанием своего служения. Собственно, можно и улицы мести, лишь бы это было служением Господу. Все становится все равно. Перестает пугать безденежье. Но даже не это главное. Важнее, что перестают пугать деньги. Не пугает униженная подчиненность – ладно. Но, кажется, и власть уже не страшна. Власть и деньги, переставая быть вожделенными, как бы обретают внутреннее равноправие с подчиненностью и бедностью. Не страшно для души иметь комфорт и почет, если ты внутренне равнодушен к ним, если готов спокойно расстаться с ним в любую минуту во имя Господа.

Можно любить вкусно покушать, но не плохо во время поста поупражняться в способности хладнокровно отказаться от вкусной еды во имя Господа. А если вовсе не будет ни деликатесов, ни красивой и удобной одежды? Как важно, чтобы хватило хладнокровия просто не обратить на это внимания. Собственно, все что надо – стремление вырвать из своего сердца любую привязанность относительно которой есть хотя бы подозрение, что она сильнее, чем любовь к Богу. Так просто и так невыносимо трудно, но понимание пути – первый шаг.

Как бессмысленно жалок и нелеп я был, когда потерял покой из-за лишения комфорта на работе. Но Господь по своей великой, непостижимой, неизъяснимой милости вернул мне мир. Господи, благодарю Тебя и умоляю: дай мне силы ни когда не превращаться в это бессмысленное, жалкое существо.

06.08.94

Все, ставшее простым, снова стало трудным и сложным. Для чего трудиться? Раньше говорил – ради самореализации. Но единственная разумная самореализация человеческой души – максимально возможное приближение к Господу. Реализация творческого потенциала имеет к этому слабое отношение. Ради лаврового венка? Только бесов тешить. Ради людей? Но большинству людей не нужна та тщательность, с которой я всегда работал. Делать красиво во имя Господа? Но к вере большинство моих трудов не имеет отношения. Добиться уважения немногих понимающих людей? Опять же бесов тешить.

Цель жизни, стяжание Духа Святого, ясна, но цель работы, занимающей в моей жизни так много места – нет. При таком раскладе выходит, что цель работы – лишь добыча пропитания. Но в этом случае нет смысла стремиться что-то сделать еще лучше. Достаточно делать удовлетворительно, что бы начальство не жаловалось. А оно не будет жаловаться и даже может не заметить ни чего, если я буду трудиться с внутренним равнодушием, не вкладывая в работу столько душевных сил.

Раньше я знал, зачем надо оттачивать и шлифовать каждую фразу. Цель работы и цель жизни были едины – самореализация. Ныне знаю, что цель жизни должна быть другой. Но тогда выкладываться на работе теряет смысл. Если бы был врачем, тогда цель работы и цель жизни и сейчас совпадали бы. Но работать над структурой фразы, смысловыми оттенками, тонкостями композиции, над всем тем, чего большинство и не увидит… Разве это значит служить людям, творить добро? А если выкладываться над текстами только потому что без души работать неинтересно, то, кажется, это несерьезно.

А работать плохо не хочется. Хочется творчески расти. Но необходимо ответить какой цели и каким образом служит творческий рост.

30.08.95

– Что будет, если все станут монахами?

– Ни чего не будет. Все ни когда не станут монахами.

– Хорошо, а что будет, если все в миру будут жить так, как подобает жить православным мирянам?

– Ну и слава Богу.

– А вам не кажется, что все встанет?

– Отчего же? Православные честны, дисциплинированны, добры. Это делает их лучшими и на работе, и в семье, и на улице. Если все будут православными, все напротив, расцветет.

– А надо чтобы расцветало?

– То есть?

– Где наша цель? Где мы должны нажить богатство? Разве на земле? На Небе! Так стоит ли особо трудиться ради земного расцвета?

– Очевидно, на земле стоит потрудиться над тем, чтобы у людей были наилучшие условия для спасения души.

– Вот как? Ну я вот, например, дырки в дуршлаках сверлю. С восьми до пяти. И, откровенно говоря, не знаю, способствую ли я спасению душ тех, кто мои дуршлаки покупает.

– На работе вы предельно добросовестны, трудолюбивы. Вне работы лучшим образом выполняете обязанности мужа, отца, сына. И на работе, и на улице и дома – доброжелательны, отзывчивы. Всем этим вы способствуете спасению своей души, а значит и душ тех, кто вас окружает. Если все будут такими, это и будет тот земной расцвет, в плане даже и материальном, когда все вместе дружно копят богатство на Небе.

– Замечательно. Только одно маленькое уточнение. Дело в том, что не все у себя на работе сверлят дырки в друшлаках. Иные промышленными предприятиями руководят. А есть еще журналисты, художники, архитекторы и много других не менее творческих профессий. Как им работать? Как мне работать, я не спрашиваю – аккуратно и добросовестно сверлить свои дырки в течение положенного времени. Пожалуй, еще инструмент беречь, да материал экономить. А как работать им?

– Так же. Честно и добросовестно.

– Вот – вот – вот. Давайте-ка расшифруйте мне, что это по отношению к ним означает. Пунктуально выполнять свои обязанности? Но обязанность авиаконструктора – сделать так, чтобы новый самолет был как можно лучше. А чтобы этого добиться, надо иногда ночами работать, иногда по выходным. Надо забыть о том, что в деревне родители заждались, а дети оболтусами растут. А молитва? А в церковь сходить? А книгу православную в руки взять? Да вы с ума сошли. Когда? Но только вот так, сгорая на работе, конструктор выдает результат, которого ждет страна. А вот теперь ответь мне, имеет ли этот результат – новенький сверхсовременный авиалайнер ну хоть какое-нибудь отношение к спасению души? Ни даже самомалейшего. И стоило ли на работе-то сгорать? Выходит, что не стоило. И вот, предположим, что конструктор это понял. Раньше он жил ради того, чтобы самолет получился как можно лучше, а теперь – ради спасения души. У него теперь два выхода: либо, оставаясь в КБ, аккуратно, пунктуально и добросовестно рисовать чертежи с восьми до пяти, проектируя средние, невысокого уровня самолеты, или идти работать к станку – сверлить дырки. У станка работе будут отданы глаза и руки, а душа, разгруженная от работы, будет отдана Богу.

Итак? Хороший авиаконструктор пришел к вере и страна его потеряла в любом из двух случаев. Не думайте, что речь о редкой профессии, так же и с огромной армией всех тех, у кого необходимое условие честного выполнения своих обязанностей – вкладывать в работу душу, жить и дышать своей работой. Мало ли кругом примеров – пришел человек к вере и либо охладел к своей работе, лишь лямку продолжает тянуть, либо сменил работу на механическую – много таких в дворниках, в сторожах или дырки сверлят.

И вот вернемся к нашему вопросу: что будет, если все станут православными? Как минимум – резкое препроизводство друшлаков. А если серьезно, то все встанет. Если люди не будут стремиться во что бы то ни стало сделать свою работу как можно лучше, вся материальная сфера остановится, пусть не сразу, но довольно скоро.

Получается, что не всем быть православными? (Если не иметь ввиду православных лишь по названию). Ну ни как не благонадежны для этого мира те, кто не видит в этом мире ценности. И выходит, что православные миряне – лишь потребители тех материальных благ, которые создают в поте лица, с кипящими мозгами люди к вере равнодушные.

– Грустно…

– Не то слово… Что же мы, бессовестные иждивенцы? Сами души спасаем и живем за счет тех, кто их губит? Впрочем, знаете как…

Вот жил директор завода. И привел его Господь к вере. Хотел в монастырь уйти – ни что его в этом тленном мире не интересовало, но – жена и дети. И ушел он в сторожа. Молился день и ночь и для семьи пропитание добывал. С Божьей помощью денежка появилась, в паломничество по святым местам отправился. А когда в самолет сел… подумал обо всем об этом. И сколько летел – все за авиаконструктора молился, за всех авиаконструкторов – живых и усопших. Ведь поди же некогда им самим молиться. У них же день и ночь голова фюзеляжами набита. Им же, горемыкам, ни до жены, ни до детей, ни до Церкви. А самолеты, засранцы, хорошие делают. Господи, даруй прежде конца покаяния всем на свете авиаконструкторам. А которые так и померли за пульманом, без покаяния… Прости их, милосердный Господи! Они для людей старались.

Если ты все бросил и ушел дырки сверлить, постарайся по крайней мере отмолить хотя бы одного авиаконструктора.

Дописано 17.03.13.

Тогда я еще не знал о судьбе блестящего русского авиаконструктора Игоря Сикорского, который, кроме прочего, изобрел вертолет. Всю жизнь Сикорский был, вероятнее всего, формально православным, а в конце жизни по-настоящему пришел к вере и, кажется, даже писал духовные книги. Этот замечательный русский человек внес огромный вклад в развитие авиации, при этом отнюдь не оказался потерянным для Церкви. Вот такой практический ответ на теоретический вопрос.

Отнюдь не считаю, что так и надо: "Первым делом – самолеты, а религия потом". Если человек думает, что вере он посвятит остаток жизни, этого "остатка" может не оказаться. Дело души нельзя откладывать "на потом".Но это пример того, что к спасению души Бог приводит людей самыми разнообразными путями, лишь бы человек сам этого хотел. Сикорский стал "работником последнего часа", а другим, может быть, так нельзя, и у них все будет по-другому.

Теперь я точно знаю, что нельзя презирать таланты, данные Богом, даже если эти таланты, на первый взгляд, не имеют ни какого отношения к спасению души. Конструктор обязан стать конструктором, архитектор обязан стать архитектором. Они должны всю душу вложить в реализацию данного от Бога таланта. А как же спасение души? Да лишь бы ты хотел ее спасти – Господь научит как. И за пульманом можно молиться, даже если это короткие молитвенные вздохи, их цена перед Богом может быть очень высока. Любое дело можно делать ради Бога. Даже если человек вкалывает сутками и у него нет времени вычитывать многочасовые молитвенные правила и даже в храм он не имеет возможности ходить регулярно, пусть только помнит, что без Бога он – ничто, пусть просит у Бога помощи, и пусть благодарит Бога за помощь, которая всегда (!) приходит. И тогда в его сердце родится восхищение Божьим миром. И тогда сама его работа станет молитвой.