Все получилось в точности именно так. Совет улыбчивой монахини оказался буквально пророческим. Когда мать игумения осталась одна, я попросил ее о беседе, чтобы подготовить публикацию для газеты. "Это можно", – спокойно сказала мать Сергия, и вот мы уже беседуем с ней в ее рабочем кабинете, маленьком, как спичечный коробок. На вопрос о том, что привело в монастырь ее подопечных, игумения ответила: "Причина может быть только одна – любовь к Богу. Когда человек встречает свою половину, он оставляет родителей, оставляет свои прежние привычки и создает семью. Так же поступает человек, почувствовав внутри себя безграничную любовь к Богу. Человек, осознав, насколько велика любовь Бога к людям, хочет в ответ вернуть хотя бы крупицу этой любви: мало спать, много трудиться и молиться. Без веры в монастыре не выдержать и недели".
Вроде бы все просто и понятно и… не понятно ни чего. Преподобный Серафим говорил: "Стяжи дух мирен, и вокруг тебя спасутся тысячи". Что есть "дух мирен"?
Наш разговор с игумений несколько раз прерывался: заглядывали монахини, почтительно напоминая матушке, что ее уже давно ждут все сестры, но мать Сергия продолжала разговор. Что заставило ее ломать внутренний распорядок ради беседы с человеком чужеродным, терпеливо отвечая на наивные неофитские вопросы? Было очень неловко, и я уже собирался откланяться, но матушка сама продолжила беседу, ответив и на те вопросы, которых я не решился задать. А на прощанье подарила несколько замечательных книг о Дивееве. Я был ошеломлен неожиданным подарком, тогда мать Сергия добавила еще три книги. А когда я мучительно пытался подыскать слова благодарности, на гору подаренных книг легло еще несколько.
Одну книгу, сборник "Поездка в Саров", она подала со словами: "В Саров вам съездить не удастся, почитаете по крайней мере". Так и стали нашими гидами по Сарову люди, побывавшие в нем почти 100 лет назад. Александр Глинка-Волжский писал о посещении малоизвестной достопримечательности Саровского монастыря – древних пещер: "Узкие низкие своды. Высоким из нас приходится нагибаться, идем среди узких келий отшельников. Показывают большие тяжелые ржавые вериги, шапку из толстых железных палок весом пуда два. Чувство мучительно страшной отчужденности, особенного испуганного изумления не покидает… Плоть наша, любящая солнце, свет, краски, многоцветную ширь и даль земли – сопротивляется, стонет, ворчливо жалобится. Несмотря на все доводы сокрушенного духа, само тело в нас стонет, вопрошая: "Зачем, зачем так надо было уходить сюда, в подземную, мрачную, сырую и холодную глубину пустынных пещер?"
3. Источники
Говорят, что любой монастырь – обличение миру. Сам факт существования монастыря – это уже немой упрек тем, чьи помыслы устремлены исключительно к обретению материальных благ. Обличение не словами, а личным примером раздражает гораздо сильнее, так же как и все непонятное возбуждает по отношению к себе потаенную злобу.
Отношения между Серафимовой обителью и местными дивеевскими жителями успели обостриться еще до того, как монастырь был возобновлен. В Дивеево шел крестный ход с мощами преподобного Серафима, ожидалось прибытие высоких гостей, и естественным было желание местной власти навести некоторый порядок на улицах райцентра. Но стоило прекратить торговлю бочечным пивом, как стали раздаваться реплики: "Не надо нам ни каких мощей".
А потом началось битье стекол в соборе, осквернение канавки и почитаемых православными святых источников. В источники бросали битые бутылки, мазали нечистотами часовенку на одном из них. Нам довелось быть свидетелями того, как деревянный крест рядом с источником восстанавливали уже четвертый раз. Возрождение монастыря разрушило привычный уклад провинциальной жизни, превратив Дивеево в место всероссийского паломничества. Это раздражало. Люди, увы, не почувствовали ни какой ощутимой пользы от близости к святыне.
Нашлись, впрочем, решившие, что "нет худа без добра". Некоторые совсем не бедные местные граждане освоили профессию нищего, цинично извлекая доходы из добродушной расположенности паломников ко всему дивеевскому. В этом тоже проявилось презрение к вере. Искренне жаль простых людей, которые святотатствуют с детской злобой. Такой склад души в них десятилетиями воспитывало государство.
На Серафимовом источнике где-то между Дивеевым и Саровом чуть поодаль в лесу можно увидеть полусгнившие завалившиеся столбики с заржавленной колючей проволокой. Видимо, раньше источник был "секретным охраняемым объектом". Колючая проволока, несколько десятилетий назад туго натянутая по стволу молодого деревца, теперь уже вросла в ствол возмужавшего дерева и жутко тянется из самой сердцевины его. В наши сердца тоже вросла колючая проволока, в свое время туго натянутая истребителями духовности. Эта проволока легко ломается у основания, но из сердцевины дерева, из сердец людских как ее извлечь?
Власти некоторое время назад стерли само слово "Саров" со всех карт. Теперь этот "объект" именуют "Арзамас-16". Сарова как бы не было и нет. А попасть в "Арзамас-16" – выше возможностей простого человека. Совсем недавно (18.05.94) по первой программе российского радио было объявлено, в Арзамасе-16 открыли новый полигон по захоронению радиоактивных веществ. Вряд ли стоит усматривать в этом сознательное осквернение общерусской святыни, скорее всего появление в Сарове ядерной помойки связано с "объективной необходимостью". Но невольно приходит на память часовенка измазанная нечистотами. Наши пьяненькие разухабистые мужички – невинные младенцы.
Понятие "святотатство", "осквернение святыни" имеет нематериальный, духовный смысл. Можно совершить святотатство, не прикоснувшись ни к одному предмету, потому что глубинный смысл духовного беззакония – попирание любви злобою. Сергей Нилус писал: "Святыня – это весь Дивеев и вся его святая любовь, которая прорывается и бьет ключом из каждого уголка этого удивительного места". Так и поныне, спустя сотню лет, чудо дивеевской любви попираемо, но не попрано злобою. Таковы законы духовные: чем выше небесное значение святыни, тем более сильную земную злобу она к себе привлекает. Чем сильнее излучение Божественных энергий на святом месте, тем мощнее будут тут же и бесовские излучения, вплоть до радиации.
Мать Сергия говорила, что еще до основания Дивеевской обители, здешние места были весьма неблагополучными в духовном отношении: железные рудники, каторжники, пьяницы… Но, видимо, в Совете Премудрого Промысла решено было, чтобы земля "убогая" стала землей "у Бога". А ныне, замечает матушка, местные жители, первоначально весьма агрессивные, постепенно растепливаются. Какое замечательное слово – "растепливаются". Смысл его и земной, людской и небесный, божий.
Вот мы на водосвятном молебне, на ближнем источнике, куда пришел крестный ход. Идет светлая пасхальная неделя. Апрельское солнышко веселится. Звучат над водой, над деревней, над миром вечные неотмирные слова молитв. Кажется, люди преображаются. Всех кропят святой водой. Ко мне подходит нищий, немного дураковатый, может быть, юродивый, божий человек. Он озабоченно спрашивает: "А на вас попало водички?" "Попало", – отвечаю с недоумением. "Ну, слава Богу", – с искренним облегчением отвечает он. Ни когда раньше я не улыбался так пасхально, как в ответ на это беспокойство. Душа растеплилась.
***
Пусть мы не достойны посещений Царицы Небесной, не можем видеть лучей Божественной благодати, и по канавке мы проходили не с теми чувствами, с которыми проходят по ней люди, знающие вкус истинного православия. Но, слава Богу, такие люди в Дивееве – рядом.
Едва оказавшись в Дивееве, мы спросили у первой встречной женщины, где гостиница. Она предложила поселиться у нее дома и дала нам вполне приличную комнату, наотрез отказавшись брать деньги за проживание. "Вам ведь очень трудно в такую даль приезжать, а нам и так счастье, что здесь живем".
Позднее наша хозяйка рассказала, что родом она из Чебоксар и несколько лет назад, прочитав "Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря", почувствовала неодолимое желание переселиться в Дивеево, что и сделала, обменяв квартиру. Вечером в ее комнате собирались молодые послушницы, и она, по профессии – учитель музыки, бесплатно обучала их пению.
С остальными девушками из хора обители занимается другая женщина, в прошлом – известная скрипачка. Она тоже переселилась сюда издалека, оставив славу, работу, продав свою скрипку, стоившую немалых денег. На эти деньги была покрыта крыша храма. Такое самоотречение все-таки поражает, душа немного съеживается от подобных рассказов. Так ли было необходимо отрекаться от творчества, от личной судьбы? Каково же в самом монастыре?
На вопрос, много ли у них монахинь с высшим образованием, игумения Сергия ответила: "Есть такие, но образование не имеет для нас ни какого значения. Даже более того – чем выше образование, тем ниже послушание, то есть вменяемый в обязанность труд. В Рижском монастыре, где я раньше жила, настоятельница определила послушнице с консерваторским образованием работать на скотном дворе. Делается это с единственной целью – отсечение своеволия. Живущий в монастыре не может творить свою волю, он должен творить волю Господа, а на практике – беспрекословно подчиняться монастырскому начальству. В этом нет ущемления прав личности. Через беспрекословное повиновение достигается подлинная духовная свобода".
Преобразование материальной несвободы в духовную свободу – еще одна тайна для мира. К тайне нельзя прикасаться грубыми руками. Лучше непонятное оставить до поры непонятым, чем судить о нем вкривь и вкось, следуя поверхностным наблюдениям и расхожим домыслам.
***
Проходя по канавке, я поразился одной весьма символичной картине. Стоит сарайка. Двери на ней крепкие, и замок на месте – массивный, надежный, только немного заржавел. А задней стены у сарайки нет. Такой вот памятник людской недальновидности, напоминающий о том, что материальные блага похищаемы из-под любого замка, и только духовные приобретения ни кто не может у человека украсть. А ведь ни когда бы мы не посмотрели на эту сарайку под таким углом зрения, если бы не стояла она рядом с Богородициной канавкой, невдалеке от монастыря. Значит, монастырь служит миру уже тем, что заставляет мирян посмотреть на себя и на все окружающее немного иными глазами.