воспитанием» [Глинка, 1808в, с. 64]. Таким образом, одним оружием невозможно победить губительный дух французского влияния на русскую культуру. Война Франции против России, в представлении Глинки, началась задолго до того, как пролилась кровь на полях сражений. Поэтому главным оружием являются не пушки, а идеи, порожденные Французской революцией.
Для создания более полного портрета врага Глинка в 1809 г. выпустил книгу «Зеркало нового Парижа» [Глинка, 1809], имевшую «одинакую цель с Русским вестником». Книжный формат позволял более подробно остановиться на вопросах французской культуры, чем это мог позволить журнал, специально посвященный России. Таким образом, «Зеркало нового Парижа» стало своего рода развернутым комментарием к статьям «Русского вестника». Работая над ним, Глинка старался представить Францию так, чтобы его соотечественники радовались тому, «что они родились Русскими и в России» [Там же, ч. 1, 2].
Историю французских нравов XVIII в. Глинка изображает как прямой путь к революции, ставшей логическим завершением этого столетия: «При Людовике XIV еще строго соблюдали внешнюю пристойность двора, и не смели явно порицать веры и благонравия. В правление Регента самоволие и разврат сделались модою; при нем почитали чудом добродетельную женщину! и при нем Вольтер начал сочинять соблазнительную свою повесть о девице Орлеанской[26]. В это же почти время осмеяли фельдмаршала Виллара за то, что он приехал ко двору в старинной одежде» [Там же, с. 7]. Главными развратителями нравов, по Глинке, являются французские просветители, или, как он их называет, «лжеумствователи осьмагонадесять столетия» [Глинка, 1808, с. 279]. Они отвергли Бога и надругались над верой, они «раздробили благородные и величественные чувствования души и сердца» и «заразили источники их» [Глинка, 1811, с. 122]. Культивируя разум, французские философы губили души, «желая щеголять остроумием, чуждались здравомыслия». Содержание у них заменила форма: «Щеголеватая речь или фраз сделались главным достоинством в разговорах и во всех родах сочинений… Сия зараза из разговоров о словесности перешла и в нравы: о чем слегка говорили и писали, то и в делах, так сказать, мимоходом наблюдали. Богопочитание, вера, добродетель, терпение, великодушная и постоянная любовь к Отечеству, все сии основания обществ и Держав превратились в мимотекущие обязанности. Главное было то, чтобы блистать умом и наслаждаться минутною жизнию» [Там же, с. 123–124]. В результате искажению подверглась сама идея «общенародного блага» [Там же, с. 129]. Ее искаженный облик пытались воплотить в жизнь деятели Французской революции. «Робеспьеры и Мараты, вдохновленные Вольтером и его последователями, кричали: «“Народ всеведущий, народ всевластный! Сильный правами своими, правами вольности, свободы и равенства. Не только наследственные имущества, но и труды ремесленников, все тебе принадлежит по неоспоримому праву; бери, все твое. Не щади тех, которые дерзнут воспротивиться твоим правам”» [Глинка, 1811б, с. 61–62].
Провозглашение «мнимого равенства» привело к тому, что «скопища разбойников, изверженных адом, наполнили Францию ужасами, каких никогда не было под солнцем. В зверском неистовстве вооружились они на сограждан, на ближних; расстреливали, топили, казнили, мучили лютыми пытками и тысячами отправляли в ссылку» [Глинка, 1812б, с. 29–30].
Характерно, что все беды Франции Глинка объясняет английским влиянием на французскую культуру:
Не Английское ли правительство всегда и повсюду подкупало журналистов, чтобы они во всевозможных видах водворяли везде дух английского учения, соответственный выгодам Англичан? Герцог Дорсет… находившийся до революции во Франции посланником, был главным орудием кабинета Сен-Жамского. Несколько Английских платий дорогой цены предложены были от него придворным госпожам: они приняли их, стали носить и вскоре все преобразилось на Английскую стать, сады, кафтаны, сапоги, завтраки. Все наперерыв друг перед другом превозносили Английское правительство, Английские магазейны, Английские конторы, английскую словесность, Английские очки, в которые смотрели в театре на мрачные зрелища во вкусе английском, и проч. [Глинка, 1808д, с. 60–61].
Франция, погибшая из‑за подражания англичанам, типологически, таким образом, сближается с Россией, гибнущей от французского влияния. Поэтому вполне возможно, что, если Россия не вернется к истокам собственной культуры, ее ждет не менее ужасная революция, чем Францию.
Не только между народом и дворянством прервалась естественная патриархальная связь в ходе петровских преобразований, но и внутри самого дворянства, делящегося Глинкой на галломанов и англоманов, может начаться война, так как «всем известно, что Французы и Англичане исстари во вражде между собою. Учители сии, так сказать, прививают питомцам свой образ мыслей, нравы, склонности; что же из этого воспоследует? Двое Русских, напитанных сими правилами, поневоле будут чувствовать один к другому какую‑то народную ненависть, не свою, но чужую. Что же будет, когда они взойдут на степени государственные? О ком станут они заботиться; о Русских ли?.. и каждый из них не повлечется ли силою привычки к тому или другому народу?» [Глинка, 1808е, с. 260].
Выпады против англомании у Глинки не случайны и объясняются не только борьбой с иноземным влиянием. 7 ноября 1807 г. Россия была вынуждена Наполеоном объявить войну Англии. Таким образом, англичане официально становились врагами и получали «статус агрессора». В бумагах Г.Р. Державина сохранился любопытный документ – «Политический катехизис первенствующей на море Державы». Приведем текст:
Вопрос: Что мы разумеем под названием Политики?
Ответ: Практическую науку несправедливых и подлых поступков.
В: Имеем ли мы потребные для сей науки расположения?
О: В превосходной степени.
В: В чем именно заключается наука сия?
О: В нарушении мира и войны.
В: Что такое мир?
О: То, что заставляет нас желать войны.
В: Что такое война?
О: Лучшее средство для распространения нашей торговли.
В: Чем занимаемся мы в мирное время?
О: Обманом наших соседей.
В: А во время войны?
О: Обманом самих себя.
В: Чем война бывает для нас выгодна?
О: Захвачением торговли всех наций.
В: Что значит право естественное?
О: Древний устав человеческого сердца, который мы исправили по экземплярам, хранящимся у Тунисцев и их соседей.
В: Что значит право народное?
О: Познание вовсе не нужное для того, кто все себе позволяет.
В: Что такое трактат?
О: Обязательство, усыпляющее противную сторону.
В: К чему служат границы?
О: Для удержания слабых и нерешимых.
В: Что значит дружественный двор?
О: Кабинет, жертвующий благочестием своих народов для наших выгод.
В: Много ли у нас таковых дворов?
О: Увы, исключая Швеции, ни одного.
В: Для чего содержали мы союзников?
О: Чтобы показать свету, что мы богаты и можем всеми располагать.
В: Где более всего страждут неприятели наши?
О: В журналах наших, в карикатурах и на Театре.
В: Какие призы почитаем мы выигрышными?
О: Взятые во время мира.
В: Почему?
О: Потому что в военное время и сами много теряем.
В: Какое доставляем удовлетворение судам дружественных держав за неправедное на них нападение?
О: Их заставляем платить за все выстрелы по них сделанные.
В: Повстречавшись в опасных для мореходцев местах с нейтральным кораблем, провождаемым неприятельским лоцманом, что мы делаем?
О: Корабль отпускаем, а лоцмана берем к себе.
В: Для чего?
О: Дабы разорить отваживающихся соперничать с нами по торговле.
В: Когда неприятельское судно платит за себя выкуп кому-нибудь из наших каперов, что ему остается делать для своей безопасности?
О: Заготовить другой для первовстретившегося.
В: Каким образом способствуем мы купеческому нашему флоту содержать себя в цветущем состоянии?
О: Забирая лучших матросов и не препятствуя заменить их охотниками.
В: Чем страшны морские наши силы?
О: Опытными матросами, с целого света набранными.
В: Которые из них лучше?
О: Взятые насильно.
В: Где наши владения?
О: По всем морям.
В: Что оставили бы мы там другим державам, если бы это от нас зависело?
О: Ничего.
В: Для чего начинам мы неприятельские действия задолго до объявления войны?
О: Дабы не удивились, буде станем продолжать военные действия и по заключении мира.
В: Чем отличается наше правительство?
О: Веротерпением и филантропиею.
В: Где наиболее действует веротерпение?
О: В Ирландии.
В: А филантропия?
О: На сей раз в Копенгагене [Катехизис, л. 98–99].
Антианглийская направленность этого «Катехизиса» определяется не только тем, что Англия находилась в войне с Россией. Во всяком случае из самого текста этого не следует. Поводом, как видно из концовки, послужила массированная бомбардировка английским флотом Копенгагена 2–5 сентября, за два месяца до официального объявления войны[27], о чем прямо говорится в «Катехизисе». Образ Англии как самобытной, ни на кого не похожей державы, отличающейся «постоянством во всем» [Предтеченский, 1999а, с. 64], был очень популярен в России до Тильзитского мира. После подписания франко-русского союза официальная пропаганда вынуждена была поменять тон и в отношении Франции – с ругательного на хвалебный, и в отношении Англии – наоборот. Причем второе, видимо, соблюдалось строже, чем первое. Это видно на примере «Русского вестника», откуда цензурой была изъята статья княгини Е.Р. Дашковой, написанной в англофильском тоне [Булич, 1902, с. 211], в то время как антифранцузские выпады Глинки если и не поощрялись открыто, то практически не пресекались.