20 ноября столичной публике стал известен план Александра I по окружению и уничтожению наполеоновской армии при Березине. Правда, к моменту публикации этого плана в газетах, он уже был окончательно провален. 17 ноября Наполеон, обманув Чичагова, ушел на Запад, а 22 ноября «Санкт-Петербургские ведомости» в своих приложениях опубликовали донесение Кутузова из местечка Круглое:
Из полученного сего дня Генерала от кавалерии Графа Витгенштейна рапорта усмотрел я, что выполняется общий план, ВАШИМ ИМПЕРАТОРСКИМ ВЕЛИЧЕСТВОМ присланный; ибо Адмирал Чичагов со вверенною ему армиею, разбив авангардом своим Генерала Домбровского, прибыл с корпусом Генерала Графа Ланжерона 9 числа в город Борисов. Из рапорта же, полученного сей час от Графа Платова, известился я, что Граф Витгенштейн 13 Ноября прибыл в село Барани. Главный мой авангард под командою Генерала Милорадовича сегодня в м. Бобре. Казачьи полки Графа Платова в м. Крупках, занимая также некоторые места слева от большой дороги для наблюдения за движением неприятеля. Главная армия завтрашнего числа имеет быть в окрестностях д. Ухвала, что на дороге из м. Бобра к м. Березину. Причины сего марша имел я щастие объяснить в рапорте моем, к ВАШЕМУ ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ прежде сего представленном [Продолжение известий внутренних, 1812][38].
Местр по‑русски не читал и подробности этого плана узнал, видимо, из устных разговоров. В письме к Виктору Эммануилу от 24 ноября (6 декабря) 1812 г.[39] он излагает не сам план, а свою версию, делая при этом акцент на предполагаемых действиях Чичагова:
Наполеон, судя по всем донесениям, идет на Борисов, все распоряжения фельдмаршала князя Кутузова направлены на то, чтобы помешать ему пройти и разбить его при переходе через Березину. Он послал генерала Милорадовича и гетмана Платова, чтобы отрезать его справа. Он значительно усилил графа Витгенштейна, и в случае перехода Наполеона через Березину, он приказал бы адмиралу Чичагову, прибывшему 21-го в Борисов, закрепиться на правом берегу реки и атаковать французов в лоб при их переправе и использовать труднопроходимую местность Зембина. В то же время главная армия шла к местечку Березино чтобы помешать французам идти на Игумен, где они нашли бы значительные припасы [Maistre, 1884–1886, t. 12, p. 313].
Из этого изложения видно, что общественное мнение допускало возможность того, что Наполеон перейдет Березину. Именно на этот случай и была предусмотрена армия Чичагова. Следовательно, Чичагов был крайним, на кого возлагалась ответственность за поимку Наполеона. Это, в свою очередь, как бы освобождало Витгенштейна от необходимости во чтобы‑то ни стало брать Наполеона в плен. Поэтому, когда Наполеон 17 ноября перешел Березину, в Петербурге, еще не зная, как будут развертываться события на правом берегу, праздновали победу Витгенштейна. Формальным поводом послужило взятие в плен дивизии генерала Партуно, прикрывавшего переправу Наполеона. 6 ноября, когда Наполеон уже покинул армию, в Петербурге, как сообщает Местр, отслужили молебен в честь победы Витгенштейна у Студянки, где, строго говоря, победу одержал Наполеон. В письме к жене от 17 ноября Витгенштейн писал: «Я слышу канонаду на другом берегу Березины». Поскольку он уже был объявлен победителем, то всякая ответственность за происходящее на правом берегу с него была снята, и петербургская публика снова взялась за Чичагова: «Итак, что же произошло с этой стороны? Вопросы следуют один за другим и язвительные шутки снова дождем льются на Адмирала» [Maistre, 1884–1886, t. 12, p. 315].
Публикация вышеприведенного донесения Кутузова от 15 ноября, сделанная с согласия царя, не имела смысла, так как именно этого числа Наполеон начал переправу, оставив армию Кутузова позади себя в шести переходах. Александр I к тому времени уже знал, что «план не удался» [Ibid.], но будоражить этим известием умы он явно не хотел, понимая, что в любом случае французы покидают Россию, и кампания 1812 г. заканчивается. Широкая публика о провале Березинской операции узнала значительно позже царя. Что касается Местра, то он, как и узкий круг дипломатов, был извещен об этом самим царем не позже 29 ноября. Чичагов же стал жертвой общественного гнева спустя некоторое время, но не позже 17 декабря, о чем свидетельствует донесение Местра от этого числа: «Здесь раздаются громкие крики против адмирала Чичагова, который придя из Минска, где его уже обвинили в опоздании, мог, как говорят, остановить и захватить Наполеона» [Maistre, 1884–1886, t. 12, p. 337].
Чичагова такая реакция не удивила. Еще не зная об этих обвинениях и насмешках, он в письме к С.Р. Воронцову излагал свою версию событий:
Меня назначили командовать Дунайской армией, как предполагалось для ведения отвлекающих действий как на суше, так и на море. Я должен был этому способствовать, но обстоятельства потребовали присутствия этой армии внутри страны, и Император пожелал, чтобы я продолжал ею командовать. Поспешное отступление Наполеона заставило желать полного уничтожения его сил. Я должен был соединить под своим командованием около 160 тыс. человек и помешать ему покинуть страну, остановив его при переправе через Березину. Маневры был столь успешны, что вместо 160 тыс. человек, я оказался во главе 16 тыс. лицом к лицу с Наполеоном в указанном выше месте. Он имел, по крайней мере, 120 тыс. человек, более 300 пушек и всё остальное в тех же пропорциях. Я его задерживал в течение 4 дней, разрушая все мосты, и препятствуя переправе через эту реку. Наконец, он, сделав усилие, под прикрытием мощной батареи смог переправиться. Между тем река была завалена трупами, имуществом и экипажами. По истечении времени у него на хвосте прибыли наши армии. Часть его войск была захвачена раньше, чем смогла переправиться на другой берег, остальная бежала. Преследуя его от Березины до Вильны, я захватил 150 орудий, я уничтожил его арьергард и взял более 200 тысяч пленных, не считая замерзших на дороге, убитых и умерших от голода и истощения. Прибывшие в Вильно, они не имели времени воспользоваться своими магазинами, так как мы прибыли на их плечах: нам досталось более 50 пушек, от 7 до 8 тыс. пленных, бесчисленное количество больных, раненных всех рангов. <…> Тем не менее, так как я не взял самого Наполеона, я считаю, что мною будут недовольны, несмотря на огромные результаты. Я утешаю себя только тем, что это может снова поможет мне выйти в отставку, что мне лучше всего подходит [Воронцов, 1880–1884, т. 19, с. 175–176].
С.Р. Воронцов был хорошо информирован о том, что происходит в России. Еще в августе 1812 г. из письма П.И. Полетики он узнал о предательской выходке («tour perfide») канцлера Румянцева по отношению к Чичагову: «Едва он отправился в дорогу, чтобы подписать Бухарестский мир, как был послан курьер к генералу Кутузову с приказом подписать мир безотлагательно. Курьер обогнал Чичагова, и все было устроено до его прибытия в Бухарест. Таким манером достойный генерал дорого заплатил за апоплексический удар, поразивший канцлера, потому что мир с турками принес Кутузову титул светлейшего князя, передаваемый по наследству, не считая весьма ценных подарков, которые турки дают по своему обычаю» [Воронцов, 1880–1884, т. 30, с. 423].
Когда общественное мнение обрушилось на Чичагова, Воронцов обратился к Н.М. Лонгинову, секретарю императрицы Елизаветы Алексеевны, с просьбой сообщить ему, что говорят в Петербурге о Чичагове. Лонгинов, видимо, не посвященный в отношения Воронцова и Чичагова, дал резко отрицательную характеристику адмиралу, пересказав все светские и придворные сплетни о нем. В его изложении получалось, что адмирал проявил полную неспособность командовать сухопутными войсками, при этом вел себя в высшей степени самонадеянно и не слушал приказов Кутузова, который якобы командовал всем и всеми на Березине. Преступное неповиновение Чичагова приказам главнокомандующего привело к тому, что Наполеон сумел уйти вместе с остатками армии. Причину всего этого Лонгинов усматривает в самом характере Чичагова: «Я думаю, нет необходимости распространяться о характере адмирала. Ваше превосходительство должно быть давно знает, насколько он тяжел и неприятен» [Там же, т. 23, с. 233]. Воронцов действительно не нуждался в рассуждениях о характере Чичагова, но был о нем прямо противоположного мнения: «Это редкий человек: к великолепному уму и образованию он присоединяет необыкновенную скромность и абсолютно ангельскую мягкость характера» [Там же, т. 17, с. 2–3], – писал он сыну Михаилу 19/31 октября 1812 г.
Свое мнение о Чичагове Воронцов, видимо, не счел нужным скрывать и от Лонгинова, о чем можно судить по ответному письму секретаря императрицы, написанному в почти извиняющемся и очень смущенном тоне: «Я не менее огорчен, г‑н граф, заслужив ваши упреки за то, что я взял смелость писать по поводу графа Ростопчина и адмирала Ч(ичагова). Конечно же, ни в моем возрасте, ни в моем положении нельзя судить о государственных людях, занимающих столь высокое положение» [Воронцов, 1880–1884, т. 17, с. 263–264]. Это письмо писалось в тот же день (2 июня), что депеша Местра сардинскому королю. Начинает Местр с того, что будет рассматривать кампанию 1812 г. не с военной, а с нравственной стороны. Для правильного понимания этой депеши надо учитывать, что Местр никогда не считал, что в 1812 г. русские одержали победу над Наполеоном. Наполеон с военной точки зрения войну не проиграл. Он пришел, сжег Москву и ушел обратно. Его впустили в Москву, и никто оттуда его не выгонял. Он ушел, когда сам решил это сделать. Кутузов лишь проводил его до границы. «Этот русский поход непостижим: отправиться из Парижа чтобы прийти сжечь или заставить сжечь Москву – задним числом в это трудно поверить. А ведь ничего другого не получилось» [Там же, т. 15, с. 506].
Поэтому, подводя итоги кампании, Местр пишет не об успехах русского оружия, а о глубоких нравственных конфликтах, разъедающих русскую армию. Причина всего в том, что во главе армии был поставлен Кутузов – человек безнравственный, но популярный в русском обществе. К тому же Кутузов в силу возраста и плохого физического состояния («более чем шестидесятилетний старик, слабохарактерный, вялый и почти слепой» [Там же, с. 486] не мог командовать войсками, но весьма активно занимался интригами. Одной из жертв его интриганства стал Барклай де Толли, которого он выжил из армии, свалив на него оставление Москвы и причиняя ему всяческие неприят