Катя почувствовала, что ей мало воздуха.
— Я сейчас приеду, только оденусь, — сказала она и повесила трубку.
Жар сменился ознобом. Хотелось натянуть на себя все теплые вещи разом. А за окном ветер мотал кусты сирени, словно метелки, и дождь лупил по стеклу. Катя металась в прихожей в поисках зонта, как вдруг...
Что это было — головокружение, спазм? Она почувствовала боль в висках. Пол словно поплыл из-под ног. Она опустилась на ящик для обуви и...
Это было точно эхо. Дальнее, еле ощутимое эхо... Дробный стук дождя, мокрый асфальт, темная стена сосен вдоль шоссе, изумрудное поле для гольфа. Она видела это очень ясно.
В пелене серого дождя по полю двигались фигуры, точно шахматы. Игроки в гольф. Взмах клюшки-клэба — и оранжевый мячик бойко катится в лунку. Снова взмах клюшки, снова...
Дождь не мешал игре, напротив. Дождь смывал следы, уничтожал улики и доказательства, делая очевидное неочевидным, а простое сложным.
И вдруг все игроки, как по команде, замерли, тоже услышав... Эхо, дальнее, катящееся по изумрудному полю, точно мяч.
Гул, топот — все громче, ближе дробь конских копыт.
Из дождя галопом на поле для гольфа вырвался табун лошадей — низеньких, короткогривых монгольских лошадок. А за ними с гиканьем и свистом всадники в опушенных мехом шапках-малахаях и ватных халатах. Ветер трепал над их головами бунчуки из черных конских хвостов.
А оранжевый резиновый мячик с надписью «golf-style» катился мимо лунки по подстриженной траве к полосатой походной кибитке, украшенной белым бунчуком. Ее войлочный полог с треском рванули, а может, полоснули саблей и...
Круглолицая, луноликая смуглая женщина в растерзанной рубашке синего китайского шелка скорчилась в кибитке на узорном ковре: черные растрепанные косы, голые, бесстыдно раскинутые ноги, свежие синяки и ссадины на бедрах. Она хрипло выла, царапая ногтями ковер. Над ней стоял мужчина Еще очень юный, темнолицый, скуластый, похожий на молодого ястреба. Хищного и торжествующего Запахнул на груди черный халат, подбитый мехом, пнул ногой оранжевый мячик «golfstyle» и повелительно кивнул стражникам, скрестившим у входа в кибитку копья. Те схватили женщину и поволокли наружу. Она кричала, плевалась, вырывалась, как бесноватая. Один из стражников ударил ее по лицу.
Катя цеплялась за ящик для обуви. В глазах было темно. И все плыло, кружилось «Это спазм, — подумала она, ощущая запах дождя, мокрой кожи седел и сбруи. — Это же просто галлюци...»
Темнота. Стук капель падающей воды. Смрад сырости и гнили. Промозглый холод. Шорохи. Трепе г перепончатых крыльев летучих мышей, живущих без света. Нетопыри ненавидят солнце. Тысячи, миллионы нетопырей, покрывающие, словно живой ковер, известняковый свод подземелья.
Слабый мерцающий свет в темноте. Фосфоресцирующий, призрачный, манящий. Все ближе, ближе, ближе. Рассеивает, разрывает тьму, обращая ее в рваные клочья. В обрывки...
Эхо шагов в подземном тоннеле. И светящийся силуэт в конце темного хода. Силуэт, словно очерченный мертвенно-серебристым контуром Нечто приближается из мрака, вот оно оборачивается. Холодный свет струится от высокой женской фигуры. А вместо лица — круглая луноликая маска-блин, безглазая и безгубая, но живая. Дышащая тленом, сочащаяся душной, беспощадной, яростной злобой.
Катя сидела на ящике для обуви. В крохотной Вариной прихожей — одна нога в тапочке, другая в босоножке. По лбу текли капельки пота. А в комнате настойчиво звонил телефон.
— Это снова я! — выпалила Краснова. — Железнову нашли. Слышишь меня? Одну обнаружили.
— Она жива? Женя жива?!
— Она убита. Похоже, что кто-то пытался утащить ее в Большой провал! Наши уже все там. Ищут Гордееву. Она, похоже, тоже мертва.
И тут Катя увидела у себя под ногами что-то...
Оранжевый резиновый мячик с надписью «golfstyle». Он лежал на синем коврике у дивана. А потом прямо на глазах растаял, как вешний снег.
Глава 24РОЗМАРИН
Колосов ночевал у Лизунова, тот сам приглашал еще накануне. Дом его находился в Прохоровке — старый, много раз перестраивавшийся, где, кроме холостого еще начальника криминальной милиции, жили его отец, мать, дед, бабка и старшая сестра с двумя детьми, сбежавшая от мужа-алкоголика.
Известие о новом ЧП застало Никиту в ИВС: он как раз дожидался следователя, чтобы присутствовать на очной ставке между Быковским и Баюновым.
И вот все разом полетело к чертям. У Лизунова в кабинете взорвались телефоны. В районе объявили план «Сирена», приехал Олег Островских с женой. Та была в черном вечернем платье и норковом палантине, и все это великолепие как-то несуразно смотрелось в прокуренной, забитой сотрудниками дежурной части.
Лариса Дмитриевна и сама это чувствовала. Сбивчиво и взволнованно начала объяснять, что банкет по случаю открытия в «Сосновом бору» нового ресторанного зала для гурманов затянулся до утра, она как топ-менеджер комплекса не могла там не присутствовать, а около двух часов назад ей и мужу, который по причине плохого самочувствия на банкет не приезжал и находился дома, позвонил из лагеря спелеологов Павел Шведов и сказал, что у них плохие новости: исчезли двое членов поисковой группы, и он с другой группой отправляется за ними. «Мы с женой прождали все это время, но больше он не звонил, — перебил ее Олег Островских. — И решили ехать в милицию».
Он все порывался отправиться вместе с ними в лагерь, но Лизунов вежливо и твердо попросил его пока обождать в отделе.
А в лагере спелеологов царили тревога, страх и уныние. Проводник Швед с поисковой группой все еще не вернулись, и связи с ними не было. И прежде чем тоже очертя голову бросаться в поисковые мероприятия, Никита решил все же постараться узнать, что же произошло в лагере ночью. Еще в отделе, услышав об исчезновении женщин, он ринулся в семнадцатый кабинет, но следователь Краснова сообщила ему, что Кати — Екатерины Сергеевны, которая нужна ему была сейчас как воздух, чтобы помочь сориентироваться среди этих спелеологинь, па работе не будет: «Она приболела, у нее температура».
Это был досадный облом, приходилось приноравливаться к ситуации. А общаться с женщинами (причем такими, которые отчего-то вбили себе в голову, что они — профессионалки экстремального вида спорта) Колосову очень не хотелось.
— Ну, кто здесь сейчас у вас за старшую? — спросил он хмуро, когда они с Лизуновым, вымокнув под дождем до нитки, добрались до брезентового навеса над походной кухней, где сгрудились почти все спасательницы.
— Наверное, я, — неуверенно предположила одна из них.
— Тогда пошли, поговорим. — Никита кивком пригласил ее в палатку Гордеевой, где всего несколько часов назад они с Катей пережидали такой же дождь. В палатке все тоже вроде было по-прежнему — полнейший хаос.
— Тебя как зовут? — спросил Никита.
— Майя. Майя Арчиева.
— Маечка, так что здесь было после того, как мы уехали? Что, все с ума, что ли, посходили7
— Ой, не знаю. Они начали ссориться — Алина и Женя А потом и Пашка завелся тоже и...
— А о чем шла речь? Только не говори, что не слышала ничего. Тут у вас палатки как кленовые листья.
Майя медлила с ответом. Было видно, как она тщательно подбирает слова, раздумывая о том, что можно и что нельзя выкладывать человеку из милиции.
— Ну, у них сложились такие отношения, особые.
— Швед с Железновой были любовниками, так?
— Откуда вы знаете? Да, они были раньше знакомы. Но он тут ко многим клинья подбивает. Он жуткий бабник. А когда напьется, то вообще ничего не соображает. А Женя... Вы не подумайте, она натуралка полная, хоть и с Алиной они вот уже полтора года живут... — Майя зыркнула на Колосова, словно давая понять: я и гак сказала достаточно, не цепляйся. Он не цеплялся, и она продолжила, — Как и что там у них точно, они особо не афишируют, но квартиру в Питере снимают вместе — однокомнатную на Елагином острове. Женька у нас в институте в аспирантуре учится, а Гордеева ее научный руководитель. Колосов хмыкнул.
— Ну, вчера, когда вы от нас уехали, они принялись отношения выяснять. И Женька стала вещи собирать, хотела в палатку Шведа уйти. Совсем.
— Развод, значит, по полной форме. Горшок об горшок?
— Им давно уже пора было расстаться. — Майя пожала плечами. — Мы все так считали. Но они твердили: есть люди, созданные друг для друга. И неважно, кто это — мужчины или женщины. Но с того самого дня, как вы нашли тайник в пещере, между ними пробежала кошка. Женька сама не своя была, у нее был душевный надрыв, она переживала, что сбрендила и бросила Шведа одного под землей А Гордеева вообще была против, чтобы они вдвоем на маршрут шли. И потом она при мне Женьке так, с усмешечкой, бросила: ну и чего ты, мол, этим добилась? И он, мол, в тебе полностью разочаровался из-за твоего предательства, и я. Ну, Женька и психовала Она ведь действительно струсила там Ей ведь почудилось, что за ней под землей кто-то гнался. Она клялась, что видела кого-то!
— Не говорила, на что это было похоже? Майя покачала головой, потом, слегка поколебавшись, добавила:
— Она прямо не говорила. Но мы и так догадывались, о чем она думает. Ей стало казаться, что там под землей была Луноликая. Оттого она так и психовала и пугалась.
— То есть?
— У нас говорят: кто ее увидит — скоро умрет мучительной смертью.
— И об этом тут, в вашем сплоченном женском коллективе, все эти дни пересуды шли? — Колосов задумчиво смотрел на девушку. — И что же, многие в это здесь верят?
Ответа не последовало. И он продолжил:
— Ну ладно, Майя, оставим пока ваши подземные легенды в покое. Дальше, пожалуйста.
— Ну, что дальше... Ну, Женька сильно переживала из-за этого всего. А Гордеева, вместо того чтобы по-человечески с ней поговорить, успокоить ее, еще и морально долбать ее начала. Она это любит — людей через колено ломать. Характер свой нордический все показывает. А Женька... К ней Швед подкатился. Он ее давно хотел, добивался, это все тут у нас уже заметили. А тут ситуацией воспользовался — она вину свою перед ним чувствовала, не знала, чем загладить. Ну, он и подсказал чем. А когда сегодня ночью после вашего отъезда Женька к нему совсем уйти хотела, Гордеева возь