— Не сомневаюсь! — угрюмо буркнула Соня.
Тетя Валя тронула ее за рукав куртки.
— А Троша?.. Он знает?
За нее ответил отец:
— Еще как знает! Он там искал, по больницам скитался. А мы тут лазили по сараям! Домой!
Тетя Валя пошла с ними — всем не терпелось узнать, что произошло у них с Трофимом.
Дома Соня юркнула в свою бывшую комнату, ее тут же позвал отец.
— Иди-ка сюда, дочка!
— Пап, раздеться хоть можно? Я устала с дороги, хочу есть и спать. Мне нужно много спать.
Она закрыла себе рот ладонью: чуть не ляпнула про беременность! Тут же отправил бы ее к Трофиму.
— И правда, отец. Пусть отдохнет…
— Ничего не пусть! Твоя дочь устроила всем нервный шок. Хочу узнать, что случилось. Отец я или нет?
— Отец, — успокоила его мать.
Соня быстро переоделась, сунула ноги в теплые тапочки. Как же хорошо дома!.. И никакого города не надо.
Ее ждали. Отец поставил к столу табуретку и показал:
— Садись. Рассказывай.
— Пап, хватит со мной обращаться, словно мне пять лет! — вспылила Соня. — Я вернулась домой. Точка.
В доме наступила тишина, которую вполне можно было назвать гробовой. Первой опомнилась тетя Валя.
— Трофим тебе что-то сделал? Обидел?
Соня стиснула губы.
— Я так и поняла. Соня, ты мне как дочь. Если он тебя обидел…
— Пусть сами разбираются! — грохнул по столу отец кулаком. — Она сбежала из дома, как… диверсантка какая-то!
Соня хмыкнула. Диверсантка…
— Ты знаешь, что бедный парень едва умом не тронулся, разыскивая тебя?
— Бедному парню вполне хорошо и без меня! Извините, тетя Валя. Не могу терпеть, когда на меня кричат.
— Что значит ему хорошо? — переспросил отец.
Но мамы, кажется, уже поняли, переглянулись, покачали головами.
— Отец, может, я сама поговорю с ней? Матери-то скажет…
Матери, может, и осмелится сказать. Соня поднялась с табуретки и хотела уйти с матерью в другую комнату, но тут распахнулась дверь. На пороге застыл распаленный и разозленный Трофим. Изо рта у него шел пар, а на волосах лежали снежинки.
— Здесь!.. Ты что же делаешь?.. Как же ты могла?.. Я в полицию заявление относил…
Соне показалось, сейчас он ударит ее. Но тут была тетя Валя, а при ней Трофим не осмелился бы поднять руку.
— Дома, жива, здорова, — подтвердила Соня. — Все?
— Почему? — Трофим шагнул к ней и навис над табуреткой. Соня съежилась. — Ты маленькая… дрянная… девчонка!..
Тетя Валя бросилась к нему, оттаскивая в другой угол.
— Троша, пойдем домой! Завтра поговорите. Успокоишься…
— Не хочу я успокаиваться, мама! — крикнул он. — Она мне всю жизнь испортила!
Соня тут же вскочила с табуретки:
— Это я испортила тебе или ты — мне?
— Я люблю тебя, дуру! — сорвал Трофим голос.
— Любишь, только меня зовут Соня, а не Аня…
— Это какая Аня? — не понял отец.
— Володь, — махнула на него мама. — Пойдем-ка мы к тебе, Валь. Им поговорить нужно.
— Мам, не уходите! — Соня обняла ее, снова почувствовав себя маленький девочкой. — Не о чем нам говорить, не хочу я больше ничего… Спать хочу!
Мать гладила ее по голове, тетя Валя гнала Трофима.
— Или домой. Сначала я с тобой поговорю. Видишь, с девочкой неладно. Вдруг заболела?
— Да нормально все с ней! — Трофим устало опустился на вторую табуретку. — Ребенка мы ждем… Она не сказала вам?
У родителей случился очередной приступ тяжелого молчания, которое отец нарушил взмахом руки:
— О чем тут говорить? У нее есть семья, муж и ребенок будет — пусть едет домой с мужем.
Соня была готова к такому повороту событий. Зная отца и его непреклонность, она на всякий случай договорилась с Зойкой переночевать у нее. В деревне или в центре всегда найдется место жить и работать. Если что — в другую деревню уедет. Но без Трофима!
— Я не поеду, папа.
— Поедешь!
Сложив руки на груди, Соня прижалась к стене.
— Я приехала домой, но если мне здесь не рады, могу и уехать. Решать свою жизнь дальше я буду сама. Мне не нужен муж, называющий меня в постели именем любовницы.
Трофим вспыхнул. Тетя Валя с размаху влепила ему пощечину:
— Как же ты мог?!
Потирая красный след на щеке, он огрызнулся:
— Уже просил прощения, на коленях стоял. Что еще надо?! Не хочет со мной жить — не надо.
— Не хочу, — подтвердила Соня.
Он подошел к ней так близко, что она могла видеть радужку его глаз, переливающуюся всеми цветами. Она будет скучать по его глазам… По их прищуру, длинным пушистым ресницам, по взгляду…
— Ты хорошо подумала?
— У меня было время, — усмехнулась Соня. — Целая бессонная ночь, после того как ты назвал меня Аней.
— Я не называл!
В углу тихо плакала тетя Валя, вытирая глаза платком.
— Стыдно-то как! Только жить начали…
— Ладно тебе, Валь. Все в жизни бывает.
Соня взглянула на свою мать, пытающуюся успокоить мать Трофима. Сами хотели услышать правду, а она никогда не бывает приятной.
Трофим протянул руку:
— Последний раз спрашиваю: ты едешь?
— Нет.
Взглядом можно приласкать, ободрить, поддержать или убить. Соне казалось, что глаза Трофима режут ее на мелкие части. Только больнее, чем есть, уже не будет.
— Как хочешь!
Он развернулся к двери и бросил через плечо:
— Ты мне тоже не нужна!
— Троша, не уезжай! — тетя Валя пыталась удержать его за плечо, но он вырвался. — Нельзя же так, у вас малыш будет!
— Она хочет растить его одна — на здоровье! — кинул он в сердцах. — И ребенок этот тоже не нужен.
— Трофим!..
Очередная пощечина от матери была заслуженной. Если бы Соня смогла добраться до него, ударила бы сама.
— Если ты сейчас уйдешь, то считай, что у тебя нет матери!..
Бедная тетя Валя держалась за сердце.
— Мама, я не останусь с ней! Ненавижу!
— Уходи, Трофим!
Тетя Валя сама почти вытолкала его за калитку и зашлась в плаче. Соня не знала, что ей делать, успокаивать ли мать Трофима или свою, которой тоже стало плохо. Да и ей самой нужно было отдохнуть.
Отец, разводя руками, крутился на одном месте:
— Что ж такое-то? — бубнил он. — Вот елки-палки!.. Валя, Кать… хватит реветь-то, всех слез не выревешь. Сонька, что натворила-то?.. Тащи валерьянку, отпаивать всех будем.
Соня вздохнула и отправилась за коробкой с медикаментами.
ГЛАВА 17В разные стороны
Зима прошла быстро. И весна пролетела незаметно. Из института Соня все же ушла, хоть родители и были против. Но она вдруг поняла, что не потянет все сразу: себя, ребенка, одиночество.
Только теперь узнала, как скучают по любимому человеку. Она скучала по Трофиму, но не призналась бы в этом. Днем ходила радостная, светлая, ночью сворачивалась в клубок и ревела в подушку, чтобы не было слышно. Конечно, все знали, что ревет, ведь опухших, покрасневших глаз не скроешь за макияжем, но тоже делали вид, что все в порядке. Даже тетя Валя, забегавшая проведать ее почти каждый день, держалась молодцом.
С Трофимом не помирилась. Звонил пару раз, тетя Валя осталась непреклонной: или найдет способ извиниться, или… Трофим выбрал вариант "или".
Через Зойку, служившую "почтальоном Печкиным", Трофим передал: хочет развестись. Согласилась.
— Не бывать этому! — возразил ее отец. — Я вас сразу предупреждал, что развестись в случае чего не позволю! Вот и живите в полубраке как хотите, умники.
Спорить с отцом Соня не стала — пока что отношения у них оставались натянутыми, хотя обоим очень хотелось извиниться друг перед другом.
В начале осени в районной больнице появился новый человечек — Пашка.
— Ой, какой хорошенький! — восхищалась Зойка, носившая уже третьего ребенка. — На Троху похож! Глазенки-то какие!..
Да, глаза у малыша были папины: черные, большие, в обрамлении длинных ресниц. Даже врачи удивились.
— Давненько такого красавца не принимали.
Соня еще не решила для себя, хорошо это или плохо, что сын похож на отца. Но на кого же ему еще быть похожим?..
Укачивая наевшегося сына, она часто смотрела в окно на алый закат, вспоминала те дни, что они проводили вместе с Трохой на реке. Глупые дети были, вот кто. Теперь, держа на руках собственного ребенка, глупой не побудешь.
— Тихо… ш-ш-ш… спи, солнышко. Ты — мамино солнышко, — ворковала она с малышом.
Новоявленные бабушки с обеих сторон и дедушка были счастливы внуку до колик в животе, отмечали его рождение с размахом на всю деревню.
— Хорош пацан, однако. В семью, — заявил дедушка, разглядывая внука со всех сторон. — Как назовешь-то его?
— Павлом.
— Павлом Трофимовичем, стало быть, — вздохнул дед.
— Стало быть.
Отец помолчал, потом признался нехотя:
— Трофиму мы позвонили, но он сказал, что ему все равно… Как же можно так к ребенку-то?..
Соня молча смотрела в окно на желтеющий клен, на наклонившиеся к земле тонкие стволы берез. Не склонится, выпрямится, она гибкая… Ради сына должна быть такой!
— Что же вы наделали-то? — сокрушался отец. — Себя не пожалели, его не пожалели. Кроху-то…
— Папа, что ты от меня хочешь? — вспылила Соня. — Он отказался от ребенка сам! Его никто не заставлял.
— Вы тогда оба виноваты были, не слышали друг друга. Но теперь-то…
А теперь время ушло. Соня свыклась с мыслью, что если так идет, значит все было правильно. Правильно ли?..
Она закрыла глаза и вздохнула.
— Тяжко?
— Тяжко, папа.
— Терпи.
Она усмехнулась: слышала уже и не раз! Что остается? От терпения еще никто не умирал.
— Папка, ты теперь дед — вот что важно! Остальное приложится. И Пашка вырастет, и у меня все будет хорошо! Вот увидишь.
— Ага… Если доживу.
Соня погрозила пальцем:
— А кто будет растить второго, третьего? На одном не собираюсь останавливаться. Хочу быть мамой…
Раз больше никто из нее не получился.
— Что ж, и второго поднимем, и третьего. От кого?..