— Ну, хорошо. Переберемся пока к тете Вале.
Она переодела платье, собрала русые волосы в хвост, закрепила резинкой. Даже такое простое действие вызывало в теле Трофима отклик.
— Ты не поняла: я хочу дать Пашке время обдумать то, что произошло. Переберусь, а ты останешься с сыном. Ты больше нужна здесь.
Соня в это время поливала цветы на подоконнике. Лейка полетела на пол, пролилась и замочила плетеные коврики.
— Как это?.. То есть ты опять бросаешь нас?
— Я никогда вас не брошу! — с горячностью возразил он. Должна же она понять, что он хочет сказать! — Ты сама утверждала, что спешить не стоит.
— А ты говорил, что должен быть постоянно рядом с нами. Велел мне Пашку из дома не отпускать. А теперь что?
Соня смотрела на него в растерянности.
— Соня, услышь меня хоть раз в жизни! Я никуда не уезжаю, просто поживу у матери. Она совсем одна. После операции ей нужны внимание, уход. Конечно, у нее замечательная сиделка. Но я ей тоже нужен.
— Трофим, а я? Как со мной? — Соня в недоумении развела руками. — Ты обо мне подумал? Получается, о матери ты подумал, о себе — тоже. О Пашке. А я? Где в твоих планах? Ты никогда не считаешься с тем, чего хочу я!
— И что же ты хочешь?
— Чтобы ты не уходил! Ты нужен мне рядом, в доме, в этой постели. Столько лет одна! Ждала, а ты снова…
Не договорив, Соня опустилась на стул.
— Ты никуда не пойдешь.
— Сонь, ты опять делаешь из мухи слона! Я никуда не ухожу, не бросаю тебя. Просто пока не буду сюда приходить. Будем встречаться где-нибудь тайком — разве это не романтично?
— Нет!
Она встала и вышла из комнаты.
Трофим видел, как она со злостью полола в огороде морковь. Ботва и сорняки летели в разные стороны. Может, он на самом деле ошибся? Но как еще дать понять Павлу, что он не претендует на его свободу? Мальчик запутался, как и они сами. Что хорошо, плохо? Отец из него пока что никакой, а хотелось стать лучшим в мире!
Он достал сумку и принялся скидывать рубашки и брюки. Соня застыла в дверях.
— Трофим, не вздумай это делать. Я тебя предупреждаю последний раз.
— Не злись, я делаю это для нашего сына, — он подошел, притянул ее за талию и поцеловал в облупленный от солнца кончик носа: — Пусть он снова почувствует себя свободным.
— А я — брошенной!.. У меня есть муж или его нет?
— Я есть! Это ненадолго.
Его объяснений она не приняла. Нахмурилась, поджала губы, но Трофим собирался сделать, как решил.
— Ты все-таки уходишь?
Соня с ненавистью смотрела на собранные вещи.
— Пожалуйста, не начинай! Я так решил. Я так хочу!
— По-моему, в этом доме решать могут все, кроме меня: отец решил, что мне нельзя разводиться. Потом — что я должна вернуться к тебе. Ты решил, что жить без сына тебе удобнее. Теперь ты опять решил, что меня можно отодвинуть, как шкаф… Только я не шкаф, Трофим. Уходишь — иди! Но я тоже буду жить так, как решу сама!
— Это угроза или ультиматум? — переспросил он.
— Ответный ход! Ты собрался? Скатертью дорога.
Трофим схватил сумку, шагнул из комнаты. Во дворе он столкнулся с тестем и тещей.
Владимир Кузьмич опустил взгляд на сумку.
— Ты это куда намылился? Как голова-то?
Трофим дотронулся до пластыря.
— Да ничего… Поживу пока у матери. Пусть Пашка успокоится, потом видно будет.
— Понятно. А Сонька-то одобрила?
— Нет! — признался он.
— Тоже понятно: бабе нужен мужик, не штамп в паспорте. Штамп-то не приласкает, не согреет…
— Трош, ты бы подумал! — поддержала мужа тетя Катя. — Что вы друг от друга бегаете-то?
— И вы туда же! — Трофим рыкнул. — Никуда не ухожу, никого не бросаю. Это тактический ход — временное отступление.
Из дома вышла Соня, прислушалась к их разговору и едко добавила:
— Пап, не держи его. Он у нас возомнил себя Кутузовым! Видишь, "сдает" Москву Наполеону…
ГЛАВА 28Уйти нельзя вернуться
Фролов приехал к Трофиму через неделю, привез пожелания заказчика и рассказал о том, что тот постоянно звонит и интересуется, как идут дела.
— Понравилось ему здесь. И правда красота!
Они стояли на высоком берегу и смотрели на лес, закрывший противоположный берег. Потом их внимание привлек визг на пляже.
— Красиво у вас тут, и женщины красивые… — Фролов засмотрелся на купальщиц и причмокнул: — А познакомиться с кем-нибудь можно? Я свободный. Вдруг встречу здесь свою судьбу?
Трофим запустил руки в карманы. Шел он босиком, в закатанных джинсах, в белой футболке, которая от жары не спасала. На кончиках отросших за месяц волос повисли капли пота. Сейчас бы на речку!
— С этими двумя знакомиться не советую.
— Ты их знаешь? — Фролов оживился. Повертел круглой головой, снял галстук и взлохматил светлые волосы: — Жарко!.. Светленькая хороша… Красивая женщина, и фигура загляденье… Кто это?
— Соня. Моя жена.
Фролов хмыкнул и перевел на него понимающий взгляд.
Жену Трофим не видел с того дня, как ушел жить к матери.
Мать тоже удивилась его решению и считала его поспешным.
— Троша, я не понимаю, — они сидели за столом и пили чай с баранками, которые принесла сиделка: — Получается, ты удалился, чтобы Соня все решала сама?
Мать уставилась на него в недоумении.
— Как же так, сынок?
— Нет, мам! — он устал повторять одно и то же. — Это маленькая передышка для меня и сына.
— А как же Соня?..
— Ты не поняла… Владимир Кузьмич с тетей Катей тоже не поняли… И Сонька злится до сих пор, прячется от меня.
Спать ночью он не смог, бродил по саду, между грядками на огороде, пробовал лежать в гамаке. Светало рано. Небо сначала стало серо-розовым, потом просто розовым и опять серым, потому что пошел дождь.
Поговорить с Соней на следующий день у него не получилось: она уехала в райцентр выбивать лекарства.
— Она до сих пор сердится? — спросил он тестя.
Владимир Кузьмич перебирал яблоки, готовил их для зимовки. Сколачивал ящики, насыпал в них сухой песок и труху.
— А ты как думаешь? Пожалуй, на этот раз ошибся, зятек, по полной. Ушел, как наказал ее. За что? Воспитывала Пашку одна, если и ошибалась, не со зла. Ошибся ты.
Трофим так не считал хотя бы потому, что увидел сына, и тот не убежал, не сиганул молнией через забор и не спрятался на дереве. Мальчишка сидел потерянный, сникший. На зареванном лице виднелся распухший от слез нос.
— Можно сесть рядом?
Пашка кивнул.
Трофим сел так, чтобы не коснуться его, дать возможность уйти, если тот захочет.
— Как дела? Мама до сих пор с тобой не разговаривает?
Очередной кивок.
— Кажется, мы с тобой товарищи по несчастью — на меня она тоже обиделась. Знаешь, мы все совершаем плохие поступки. Главное — это понять, что ты ошибся, и извиниться. Ты извинялся?
Мальчишка покачал опущенной головой.
— Вот и я — нет. Стыдно. А надо. Мир?
Он протянул Пашке ладонь без ожидания взаимности, но сын ответно протянул маленькую ладонь, которую Трофим осторожно пожал. Это именно то, чего ему так долго не хватало. Если не признания, то и не отторжения. Он пришел домой и долго-долго курил сигарету за сигаретой. С матерью радостью поделился сразу же. Не хватало только его Сони.
Ее не хватало во всем: в утреннем пробуждении, в прогулках по саду и работе. Еда казалась пресной, вернулась бессонница… Бессонница — подходящее слово: без… Сони… Он едва дождался, когда она вернется из райцентра.
Значит, вернулась. И снова не показывалась на глаза, пока сегодня не увидел ее на реке.
— Вы в ссоре? — понял Фролов.
— Заметно?
— Она тебя видела, но тут же отвернулась.
Трофим это видел тоже — как ножом по сердцу.
— Пошли-ка, Витя. Мне поговорить с ней надо.
Они спустились на пляж. Горячий песок обжег босые ноги, забился в складки джинсов. Соня с Зойкой увлеченно болтали и смеялись, отжимая волосы от воды.
Трофим подошел и встал рядом с Соней, кивнул Зойке.
— Привет. Как дела?
— Нормально. Вот, отдыхаем. Жарко днем. И ночью душно. Кто это с тобой?
— Это мой финансовый директор. Витя Фролов.
Фролов тут же полез знакомиться. Соне он тоже пожал руку, аккуратно и вежливо.
— Не знал, что у моего босса такая красивая жена.
Соня комплимент не приняла, тут же надерзила:
— Не вы один. Многие не знают, что у него есть жена, а у меня — муж. Извините, мне нужно переодеться.
Она схватила с песка одежду и пошла за разросшиеся кусты ивняка. Трофим не мог не пойти следом.
— Тебе чего? — вскинулась она, прижимая к груди футболку.
— Я тебя давно не видел.
— Радуйся! Ничто не портит пейзаж. И не смотри.
— Почему?
— Потому что я не хочу!
Он не дал ей надеть одежду, сжал плечи и привлек к себе. Было так сладко целовать шею и напрягшуюся грудь, но Соня оттолкнула его.
— С ума сошел? Там Зойка и твой финансист, а я голая в кустах торчу!
Тяжело дыша от возбуждения, Трофим гладил ее влажные плечи.
— Приходи сегодня вечером на наше место! Я безумно соскучился.
Она быстро оделась, скрыв от него прелесть обнаженного тела.
— А ты нахал, Трофим. Значит, ты будешь уходить и приходить, как будет удобно, а я, баба-дура, сиди и жди, пока мне сделают вот так? — она поманила пальчиком. — Не выйдет! Я тоже кое-что для себя решила. Лучше буду свободной, чем ни так и ни сяк.
— Не понял?
Мокрая одежда в ее руках превратилась в скрученный жгут.
— Я была в райцентре и поинтересовалась, смогу ли развестись без твоего желания… Смогу, Трофим!
— Ты меня пугаешь?
Через прутья ивняка пробивались солнечные лучи, сплетая на Сониных щеках причудливые узоры. Зачесанные назад мокрые волосы прилипли к скулам и очертили их. Он повторил их очертания пальцем, дотронулся до дрогнувших, раскрывшихся навстречу губ.
— Ты же знаешь, что никогда не сделаешь этого!
Руки обхватили талию. Напряженное женское тело обмякло, точно подтаявшая на солнце плитка шоколада, принимая положение его тела и бедер, подстраиваясь под него.