– Да, действительно, пора мне, – спохватился Пятков. – Вы тоже не задерживайтесь. Кажется, сегодня будет много важного. Надеюсь, вы уже в курсе, что эфирная линейка несколько сдвинулась?
Захихикав, как гиена, он пошел к конференц-залу, подбрасывая брелок с ключами в воздух, и все оглядываясь на них с глумливой ухмылкой. Ульяне показалось, что от полноты чувств он запрыгает на одной ножке.
– Козел, – припечатала Лерка. – Вот радости-то его поганую морду лицезреть теперь…
– Что он тут делает? – возмутилась Ульяна. – И почему пошел к нам на планерку?
Лерка еще не успела ответить, как Ульяну осенила догадка, оттого мрачные слова подруги ничуть не удивили.
– Перекупили его, – скривив губы, сказала Лерка. – Он с КТВ перешел к нам. Будет здесь делать свое говно-шоу, аналог «Острова Робинзона». Сам продюсирует, режиссирует и, кажется, вести будет сам. Спонсоры писают кипятком и мечутся с пачками баксов. Он захомутал самые сливки: мобильную связь и машины. Бабла немеряно, в участники лезут все, кому не лень. И время – прайм-тайм выходных, мобильное голосование и едва ли не прямой эфир. Реалити-лайф, чтоб его черти взяли!
Ульяну кольнуло нехорошее предчувствие.
– Ты об этом хотела поговорить? – медленно спросила она. – О том, что Пятков к нам перешел, или…
Лерка опустила голову, отчего пряди светлых волос сомкнулись, как занавес.
– Они твою программу закрывают. Пятков поставил такое условие, чтобы именно твое время получить. Сказал: или я, или она. Гаспарян даже не попытался тебя отстоять. Еще бы… Такие деньжищи…
Ульяна открыла рот и стала хватать им воздух, как рыба, и только потом пролепетала, вцепившись в подругу, как в спасательный круг:
– Но… Мне бы сказали, Лер! Ведь сказали бы? И потом, мне пару дней назад звонили, что все без изменений… Все знают, что если увольняют, то предупреждают заранее…
– Ой, да брось, – отмахнулась та. – Это перед важными шишками будут расшаркиваться, извиняться и предлагать что-то иное. Перед Сашей Галаховым, например, или перед Черским, и то, чтоб с его папашей не ссориться. А мы кто? Никто и звать нас никак. Захотят – натаскают блядей с переферии вагонами. Вон, на КТВ Цыпленкина работает, дура деревенская, чмо картавое… Ее же на спор звездой делали. Поспорил ихний главнюк, что он из любой дуры сделает диву, и сделал: диву не диву, но личность медийную. Ее уже на обложках тиражируют, представляешь? Да с ее рожей только журнал «Коневодство» рекламировать!
Ульяна покачала головой, попятилась и грузно уселась на подоконник. Лерка беспомощно топталась рядом, озираясь по сторонам. Мимо текла телевизионная толпа, и Ульяна готова была поклясться: все уже знают. Иначе как объяснить эти сочувственно-злорадные взгляды, виляющие мимо, чтобы не дай бог не встретиться глазами. Щеки пылали, и наверняка в этот момент, она была красной, как свекла.
…И ведь ни одна собака не позвонила, не предупредила…
– Что делать будешь? – робко спросила Лерка. – К Геворгу пойдешь? Эх, говорила я тебе, надо было ему дать хотя бы пару раз. Все принципы твои… Потерпела бы, ничего страшного, тем более, он хоть и мерзкий, как жаба, но не грубый, и вполне себе обходительный… Не жадный… У тебя контракт еще в силе?
– Нет, – глухо ответила Ульяна. – Я годичный подписывала перед каждым сезоном, как все, собственно…
– Уль, – заныла Лерка, – ну, сходи к Геворгу, правда, а? Я понимаю, что рейтинги у тебя ни к черту, но мало ли у него программ, куда можно поставить хоть соведущей? Ну, хочешь, я с тобой схожу? Неужели он откажет двум таким красоткам, как мы?
– Да ладно, – вяло ответила Ульяна. – Разберусь как-нибудь. Не хватало еще перед этим ушлепком на коленях ползать. Слава богу, каналов хватает, пристроюсь. На концертах подхалтурю пока. Вон мы с Черским скоро премию «Народный хит» вести будем, а там еще что-нибудь подвернется.
Лицо Лерки сползло вниз, она загарцевала на месте, а потом испуганно сказала:
– Знаешь… тебя и с «Хита» сняли.
Ульяна вдохнула, забыла выдохнуть, пошла пятнами и закашлялась.
– Зашибись, – выговорила она срывающимся голосом. – Только меня или меня и Черского?.. А, вот почему он допытывался, что я думаю… И кто будет его соведущей? Опять Гайчук?
– Нет, – пролепетала Лерка и покраснела. – Вообще-то я.
Ульяна открыла рот, закрыла, а потом с шумом выпустила воздух. Нет, это ж надо?
– З-за-ме-ча-тель-но, – протянула она. – Спасибо, дорогая.
– Улечка, но я тут ни при чем, – зачастила Лерка. – Я об этом вообще час назад узнала. Они вызвали, предложили… Нет, я честно спросила: как же так? Ведь премию Ульяна должна вести? А они: с ней вопрос уже решен, Ульяна теперь – сбитый летчик. Откуда, ты думаешь, я узнала о твоем увольнении?
Помолчав минуту, она с негодованием добавила:
– Сбитый летчик… Какая наглость! Как будто в гроб положили и крышкой накрыли.
– Могла бы отказаться из солидарности.
– Ну, знаешь ли, – надулась Лерка. – Дружба-дружбой, а денежки врозь, или как там говорится?.. И потом, они сказали, что все равно кого-нибудь другого возьмут, если я откажусь. Разве тебе не станет приятнее, от того, что премию проведет твоя лучшая подруга, а не какая-то случайная шлюшка, вроде Цыпленкиной?
– Знаешь, если честно, то не станет, – безжалостно отчеканила Ульяна.
– Ну, и пожалуйста, – произнесла Лерка дрожащим голосом и даже ногами сделала легкий менуэт, собираясь сбежать, но потом все же притормозила и спросила жалобно, мотнув гривой в сторону конференц-зала:
– Ты же туда не пойдешь?
Ульяна, расстроенная и злая, уже хотела развернуться и сбежать прочь, чтобы не слышать собственного приговора, не видеть самодовольной улыбки Пяткова и его верных прихлебателей, но потом вспомнила о притаившемся в груди враге. А вспомнив, поняла, что увольнение избавляет ее от необходимости объясняться с Гаспаряном, выслушивать ненужные сочувственные речи и пожелания скорейшего выздоровления, лживые и правдивые, но от этого не менее тяжелые. Болезнь примирила ее даже с мелким предательством Лерки, лишь подтвердив заезженную истину: в шоу-бизнесе друзей быть не может.
Подхватив сумочку и вздернув подбородок, Ульяна решительно направилась в конференц-зал. Лерка бросилась следом, хватая за рукав.
– Господи, ты ненормальная! – горячо шептала она. – Только дров не наломай, я тебя умоляю!
– Не поверишь, но мне теперь на все наплевать, – ответила Ульяна, раздвигая губы в холодной улыбке.
Она отсидела планерку до конца, яростно улыбаясь даже когда Геворг, не глядя на нее, с деланным равнодушием объявил о закрытии передачи, и появлению в эфире нового реалити-шоу, которым займется Пятков. На лице Ульяны не дрогнул ни один мускул, даже когда тот повернулся и улыбнулся ей со своего места с победоносным видом.
Лерка сидела рядом, буравила Пяткова ненавидящим взглядом и гладила Ульяну по свободной руке. Ульяна сунула свободную руку в черные недра сумочки, где среди прочего барахла нашлась заколка, выполненная в виде павлина, купленная на островах: яркая, с вульгарными псевдо-бриллиантами, Пока длилась планерка, Ульяна скребла пальцами по камням, а когда очередь дошла до нее, сжала птицу изо всех сил.
Вокруг ахали, робко восклицали: «Как же так?», ожидая, что Гаспарян вот-вот предложит Ульяне возглавить какую-нибудь новую программу, но тот старательно отводил глаза, бубнил о необходимости снять пару сезонов полюбившихся юмористических сериалов, объявлении кастинга на пару других проектов, и на этом завершил планерку.
Она поднялась и, в компании Лерки, оберегающей ее от нападок, как цепной пес, направилась к выходу, сжав заколку в руке, растягивая губы в картонной улыбке, которая вряд ли кого-то могла обмануть. В глазах жгло, и чтобы не плакать, приходилось сжимать впивающегося в руку гранями и изгибами павлина.
– Да какая трагедия, что вы, – бодро говорила Ульяна направо и налево телевизионным работникам. – Я была в курсе.
Телевизионные кивали: конечно, в курсе, конечно, не трагедия. Но по глазам было видно – не верят. Ульяну на канале, в общем-то, любили, потому что она никогда не позволяла себе обращаться с гримерами, осветителями, режиссерами и прочими работниками, вплоть до самых незаметных, как с обслугой. И, хотя высказаться в ее защиту никто не отважился, желающих сказать что-то хорошее напоследок, оказалось неожиданно много. Лерка семенила рядом на своих каблучищах и рычала на каждого, чтоб не лезли с сочувствием. Кажется, она чувствовала вину и всерьез собиралась ее искупить чем-то хорошим.
– Давай ко мне поедем, а? – жалобно ныла она. – Или, может в Сандуны? Уль, давай в Сандуны, это же такая терапия, бальзам на рану.
– Неохота мне в Сандуны, Лер.
– А тебя не спрашивают! – разозлилась подруга. – Ты же сейчас попрешься домой, ляжешь на кровать и будешь умирать от жалости к себе.
«Как ты права, дорогая, – подумала Ульяна. – Именно так и будет. Лягу – и буду умирать!»
– Неужели ты даже побороться не хочешь? Я бы на твоем месте… ну, не знаю. Пошла бы к Геворгу, поорала от души, и, если бы уж совсем ничего не выгорело, расцарапала его потную морду!
Ульяна пожала плечами, открыла рот, чтобы бросить сакраментальное: а смысл? Однако так ничего и не сказала. Себя было жалко до всеобщей невозможности, сковывающей все тело. Не дождавшись ответа, Лерка скомандовала:
– Значит, так: сейчас я зайду к себе, заберу сумку, а потом поедем куда-нибудь кутить. И не расстраивайся, честное слово! Ты востребованная ведущая, мы тебя живо куда-нибудь пристроим. Стой тут и никуда не уходи!
Бросив Ульяну в коридоре, Лерка почти побежала в сторону кабинета, где бросила свое барахло. Дождавшись, пока она скроется за дверями, Ульяна развернулась и пошла к лифту, из которого вывалились трое сотрудников, одетых в одинаковые костюмы и пошлепали прочь, в сторону аппаратной. Бьющий через край адреналин в крови еще кипел и плевался ядом, не позволяя расслабиться. В голове шумело. Войдя в лифт, Ульяна надавила на кнопку и привалилась к стене, жалкая и несчастная.