Привез он ее к себе домой, и этому обстоятельству Ульяна нисколько не удивилась. Да и куда бы он ее повез, в самом деле? Пока Алексей отпирал ворота, Ульяна разглядывала добротный коттедж, выложенный стандартным рыжим кирпичом, которым облицовывали собственные дома более-менее зажиточные люди. В новом доме Митрофанова Ульяна никогда не была, и единственное, что понимала, так это что новый дом Алексей выстроил на месте старой ветхой избушки, в которой когда-то начинал совместную жизнь с Оксаной.
Новый дом явно еще нуждался в достройке, и, судя по разбросанному вокруг строительному мусору, именно это и происходило. Во дворе, в большом вольере из проволочной сетки радостно скакал громадный кавказец, повизгивая от счастья.
Не дожидаясь, пока Алексей закроет ворота и галантно откроет дверь, выпуская ее из машины, Ульяна вылезла сама, подумала и, подхватив пятнистую куртку, набросила ее на плечи. Все равно майка лопнула по шву, да и один рукав оказался почти оторван, а на боку, и наверняка спине, были пятна от травы и земли. Ульяна провела было рукой по волосам, но потом с гримасой омерзения посмотрела на грязную ладонь и оставила мысль привести себя в божеский вид прямо на улице. Собака лениво облаяла ее, а потом обратила все внимание на хозяина, который так и не подошел почесать и выпустить на свободу во двор, к такой лакомой гостье. Алексей загнал машину во двор и, мягко подтолкнув Ульяну, повел ее в дом.
По пути оба споткнулись о разбросанные по полу две пары кроссовок, громадных, разноцветных, со шнурками диких розовых и зеленых цветов, толстой рифленой подошвой. Алексей, пробурчав что-то нечленораздельное, пнул обувь и вошел в дом, заорав прямо с порога:
– Орлы, вы дома?
Из глубины дома, откуда доносился приглушенный вой, свист и что-то вроде взрывов, ломающимся баском нестройно ответили два голоса.
– Да!
– Проходи, – негромко сказал Алексей. – Там, похоже, очередная баталия. Не пойму я их, честное слово. Лето на дворе, а они в монитор глаза выпучат и весь день сидят. Мы вот все время на улице гоняли, помнишь?
Ульяна дипломатично покивала и, стянув куртку на груди, дошла до гостиной, где перед громадным телевизором сидели двое угловатых подростков, в одном из которых она узнала без особого удивления, своего племянника Вовку. Вторым был сын Алексея. Пока Ульяна мучительно припоминала его имя, оба на миг оторвались от экрана и посмотрели на Ульяну одинаково замыленными взглядами воспаленных глаз.
– Здрасьте…
– Привет, Ульяна, – сказал Вовка.
– Привет. Воюете?
Они покивали и снова повернулись к телевизору, на котором в сполохах неоновых разводов с чудовищным монстром бились два хрупких юноши со светящимися посохами. Чудовище рычало, махало когтистыми лапами и буквально за пару мгновений разделалось с обоими героями под общий стон геймеров.
– Типа того, – вздохнул Вовка, и, ожидая, пока игра загрузится заново, осмотрел растрепанную тетку внимательнее. – А ты чего такая покоцаная?
Лешкин сын тоже посмотрел и хмыкнул. Ульяна моментально вспыхнула, бросила торопливый взгляд на голые, оцарапанные ноги и ответила юному наглецу:
– Поскользнулась, упала, очнулась – гипс. Вовка, сбегай к бабушке, принеси мне джинсы и майку. Сейчас я тебе ключи дам. Кажется, я все в кресле оставила, и штаны и майку. Ну, если нету, возьми в чемодане, он в гостиной стоит или спроси у Таньки, если она дома.
– Ладно, – покладисто согласился Вовка басом, а потом, почесав вихрастую макушку, добавил: – А можно я доиграю?
– Давай ты сбегаешь, а потом доиграешь.
– Потом меня папа загонит домой и уже не выпустит, заставит помогать по хозяйству. – Вовка вздохнул и с притворным отчаянием закрыл глаза ладонью. – Знала бы ты, как я не люблю это «по хозяйству»… Курочки, уточки, навоз и все такое… Нам недолго осталось, всего два уровня.
Трагизм, прозвучавший в речи четырнадцатилетнего подростка, показался Ульяне смешным, но она сдержалась.
– А по времени это «недолго» сколько продлится? – недовольно поинтересовалась Ульяна. Вовка сморщил нос и неопределенно пожал плечами.
– Ну… Минут десять-пятнадцать. Или двадцать. Как попрет. Нам надо жирного замочить, а он сильный, и оружия у него до фига. Против него ни один артефакт не действует, кроме магического кристалла, у нас его нет…
– Без подробностей. Двадцать минут, – скомандовала Ульяна и вышла в кухню, где гремел посудой Алексей. Обернувшись на нее, он рассеяно улыбнулся, зажег горелку под чайником, и только потом, заглянув под крышку, долил чайник водой из пластикового кувшина.
– Уболтали тебя? – спросил он, не глядя на Ульяну. Она прошла вперед и уселась за стол, подперев голову рукой. Алексей вытащил из шкафчика початую бутылку виски, открутил пробку и зачем-то понюхал содержимое.
– А что делать? Дети… Своих нет, а на чужих я орать не приучена.
– А я вот на своего ору, ору, а толку… Неслух. Затискали бабушки и дедушки. А что им делать, если Костя один у них?
Костя, подумала она, конечно. Сына Константином зовут, как она могла забыть. Скрыв свой промах, Ульяна дипломатично сказала:
– Да… Когда один – это плохо… Странно, что они дружат.
– Почему?
– Ну, твой, все-таки, постарше…
– Ой, можно подумать… Там разница-то в полтора года. Или ты думаешь. Что когда пацану почти шестнадцать, он резко перестает думать про игрульки всякие, и начинает заглядываться на девочек? Не без этого, конечно, но сейчас такие игрушки делают, что я сам себе такие хочу. Костяну вон пару лет назад радиоуправляемый вертолет подарили, так я им сам два дня играл…
Ульяна рассмеялась, сбросила куртку, в которую куталась, и с гримасой отвращения оглядела себя. Алексей, бросив на нее взгляд, мотнул подбородком в сторону коридора.
– Можешь душ принять. Полотенце чистое на полочке. Халат дать?
– Дамский?
– Откуда у меня дамский? Мужской. Мне их на каждый день рождения дарят, а я в стопочку складываю. Так и не привык их после ванной надевать. А после баньки так и вовсе. Не наше это дело, в халатах ходить, треники привычнее как-то…
– Давай халат. Не сидеть же в рваной майке.
В ванной Ульяна торопливо разделась, забралась в душевую кабинку какой-то невиданной до сих пор космической конструкции, и смело дернула за ручку смесителя. Ее моментально окатило ледяной водой сразу со всех сторон. Вода лилась сверху, била из стенок, отчего по коже тут же пошли мурашки. Ульяна взвизгнула, торопливо перекрыла воду и, стуча зубами от холода, стала поднимать ручку смесителя осторожнее, регулируя напор и температуру. Когда вода нагрелась до нужной температуры, она с наслаждением подставила лицо бьющим сверху струям и простояла так пару минут, смывая всяческие воспоминания о Сереженьке Синичкине, жирном ублюдке, маменькином сынке и потенциальном насильнике.
Когда она вышла, Алексей сидел за столом и жевал бутерброд. При виде Ульяны он неохотно встал и, сделав широкий жест, мол, присаживайся, поставил перед ней еще одну тарелку. Ульяна уселась за стол, подцепила с тарелки кусочек сыра, положила на него колбасу и отправила в рот, оглядывая кухню, и едва не подавилась, увидев, что прямо на нее смотрят глаза Оксаны, с висящего на стене портрета, который она поначалу приняла за икону.
На портрете, простом, без всяких затей, волосы Оксаны покрывал какой-то светлый платок или шарф, отчего сходство с иконой только усиливалось. Ульяна подумала, как неуместно и мучительно держать портрет своей покойной жены над столом и каждый день, завтракая, обедая и ужиная смотреть в эти печальные глаза, которые уже никогда не постареют.
– Танька говорила: ты так и не женился, – негромко спросила она. Алексей, едва усевшись, брякнул вилкой и снова поднялся.
– Чаю хочешь? Или тебе все-таки покрепче чего?
– Хочу. Я, наверное, зря спросила.
– Спросила и спросила. Так чаю или покрепче?
Ульяна неопределенно махнула рукой. Алексей налил кипятка в чашку, бросил туда пакетик с чем, а потом, налив в два стакана виски, один подвинул ей.
– Льда нет. И лимона тоже. Я под колбасу пью, хотя может у вас, продвинутых, это некомильфо?
– Да пофиг, – отмахнулась Ульяна и, неловко покрутив стакан в руке, спросила: – За что выпьем?
– Да ни за что. Просто выпьем. Или, если тебе обязательно нужен тост – чтобы все были здоровы.
– Прекрасный тост, – пропела Ульяна, старательно копируя незабвенную Людмилу Прокофьевну, засушенную мымру из старого фильма, внезапно превратившуюся в красавицу после небольших косметических процедур, и так же как Людмила Прокофьевна жарко задышала, когда алкоголь обжег горло. Она скривилась, торопливо выдохнула воздух, схватила сыр и торопливо зажевала. Алексей выпил без всяких эмоций, а потом, отодвинув стакан, неохотно сказал:
– Знаешь, кто-то сказал из этих… образованных, мол, время не лечит, а помогает смириться. Я смирился за шестнадцать лет. Куда деваться, если пацана надо на ноги ставить, ну и самому как-то выбираться из этой ямы. Были у меня, конечно, всякие там… И хорошие, и такие, сильно облегченного поведения, для постельных кувырканий. Только жениться после Оксаны я не хочу ни на ком. Рад бы, но как подумаю иной раз, такая тоска нападает, хоть в петлю. Хочется, чтобы как раньше…
Он снова схватился за бутылку, и Ульяна торопливо схватила его за свободную руку, пытаясь отогнать этих скачущих по углам призракам. Отодвинутая на задний план болезнь вдруг напомнила о себе с ядовитым ехидством. Ульяна подумала, что если все окажется плохо, там, наверху, ей зачтется, что она отодвинула или, во всяком случае, попыталась отодвинуть плохое от старого, почти позабытого друга из прошлой жизни, Фан-Фан Тюльпана, курившего сигареты, зажав их между средним и безымянным пальцем, что было страшно неудобно. И, ухватившись за воспоминание, она потащила его вперед.
– Помнишь, как все было? – сказала Ульяна мечтательно. – Лето, одуванчики. Ты так шикарно курил. Знаешь, сколько парней потом перенимали эту твою привычку?