– Он тебе нравится? – спросила я.
– Не знаю, сейчас посмотрю, – Аленка склонилась над его плечом и пробежала глазами текст, над которым работал писатель. – Нет, не нравится. Вот, послушай: «Путь к мечте должен проходить через трудности». Мне это определенно не нравится. Очень глубокомысленно!
– Не думала, что музы такие саркастичные. Хотя, вообще-то, я спрашивала не о его работе, а о нем самом.
– Мне не обязательно его любить, чтобы с ним работать. Это и отличает стрелков от муз. А вот что для меня обязательно, так это узнать, что любит он, тогда мы с ним напишем хорошую книжку.
Пальцы Алексея уверенно забегали по клавиатуре, он ритмично покачивал головой в такт своим мыслям. Разглядывая его, я невольно усмехнулась.
– Что это тебя рассмешило?
– Посмотри на него, – я кивнула на писателя, – он забавный! У него уши торчат.
– О чем ты только думаешь! – Аленка всплеснула тонкими руками. – Уши!
Она снова пробежала глазами по набранным Алексеем строчкам.
– Вообще-то, все не безнадежно. Мысли у него попадаются удачные, но стиль! Работы невпроворот.
– Думаю, ты легко это исправишь. Ведь именно поэтому ты здесь.
– Это верно, – она устроилась в кресле, подтянув колени к груди, а я примостилась на полу. – А ты? Как это должно произойти? Как это вообще бывает – любовь?
– Это просто, если потренироваться. Вот сначала я вижу пару, потом создаю романтический антураж, потом – выстрел, и дело сделано. Хотя я думаю, что это еще не все. Есть еще волшебство, понимаешь? Я думаю, что на самом деле любовь возникает от того, что на человека удачно падает солнечный свет. Да ты лучше меня должна об этом знать, кстати! Твои писатели только про это и сочиняют.
– Во-первых, не только про это, – Аленка назидательно подняла пальчик. – А во-вторых, я только направляю. Пишут-то они сами, я просто что-то вроде редактора.
Она снова взглянула в сторону писателя, тот откинулся в кресле и перечитывал написанное, чуть заметно шевеля губами.
– А уши у него и правда торчат, – сказала муза. – И розовые какие-то.
Я прочертила линию в воздухе от окна до писательской головы, скользя пальцем по солнечному лучу.
– Это все солнечный свет. Возьмешь меня с собой еще раз?
– Обязательно. С тобой не скучно.
И она действительно взяла меня с собой еще раз. И даже не один! Мы практически поселились у писателя. Сразу после тренировок с Митькой я бежала к Аленке, чтобы отправиться с ней в квартиру Алексея. Это было по-настоящему здорово! Аленка устраивалась в кресле или на уголке стола, а я слушала, как она не спеша диктует автору сюжетные ходы. Я с интересом следила, как на моих глазах рождается книжка, как Аленка радуется наиболее удачным предложениям своего подопечного и зачитывает мне самые интересные куски. А однажды я заметила, что она довольно долго молча наблюдает, как над писательской головой в пучке солнечного света танцуют пылинки.
На примере Алексея я гораздо лучше узнавала людей. Приглядываясь, как он ведет себя в быту (по большей части суетливо и бестолково), я испытывала прежнюю симпатию, любопытство и желание как-то помочь. И ни тени любви. А между тем время, когда мне предстоит отправиться на самостоятельное задание, приближалось со скоростью сверхзвукового самолета (это Аленка мне подсказала такое сравнение). Осталось совсем чуть-чуть, какая-то неделя – и я буду работать без напарника. Все оставшееся время я терзала музу своими расспросами и, кажется, совершенно ее измотала.
– Ты Аленку совсем измотала, – сказал мне Митька, когда после очередной тренировки мы с ним сидели в поле, привалившись спинами к стогу сена. – Я к ней заходил на днях, так она говорит, что ты задаешь очень много вопросов.
– Ну это же не преступление?
– Нет, это наказание, – он улыбнулся, и я в очередной раз удивилась, как в одно мгновение может преобразиться его широкое лицо.
Словно в ответ на его улыбку, яркий сноп солнечного света, нащупав брешь, пробился через плотное покрывало облаков и, достигнув земли, запутался в траве.
– А я думала, дождь будет. Красиво, да? Знаешь, тот писатель, с которым Аленка сейчас работает, сказал, что увидеть такое – значит получить единственное реальное доказательство существования Бога. Забавно, правда?
– Это ты забавная, – Митька легонько щелкнул меня по носу. – Идем, у тебя послезавтра контрольный тест, пойдешь на задание одна. Завтра отдыхаешь.
Сердце мое застучало, как барабан. Один день. Всего один день! А я совсем-совсем не готова!
– За меня можешь не волноваться, – с деланным спокойствием ответила я, – у меня будет лучший результат.
Мне казалось, что я точно знаю, как надо действовать дальше и надеялась, что это поможет.
Нарушила Правила. Обманула Аленку. Попалась с поличным. Вот пункты предъявленного мне обвинения. Мой крик: «Остановись! Прекрати! Прекрати!» – переполошил всех стрелков от новичков до ветеранов. Когда Митька появился на месте моего преступления и рывком развернул меня к себе, я прокричала ему в лицо:
– Зачем он это сделал? Он убил мои воздушные шары!
– Замолчи! – мой напарник схватил меня за плечи с такой силой, что в спине моей что-то хрустнуло и жалобно заныло. – Какие еще шары? Что ты вообще здесь делаешь?!
– Я хотела посмотреть на счастливых людей. Мне завтра тесты сдавать, – внезапно севшим голосом прошептала я.
– Посмотрела? – Митька бегло осмотрел комнату.
Маленькая женщина-кондитер в пестром халатике, для которой я рисовала воздушные шарики, плакала навзрыд, прижимая ладони к щекам. В коридоре спешно одевался художник. И аллея, и набережная, и утки, и воздушные шары – все было разбито одним ударом, одной пощечиной, звон которой вытеснил собой все остальные звуки. Глядя на крупные слезы, что повисли на слипшихся ресницах кондитерши, я отчетливо поняла, что все произошедшее – моя вина. Я любила людей недостаточно сильно и не смогла заразить их своей любовью. Они мне просто нравились, а этого совсем недостаточно. Хоть в этом предположении я не ошиблась.
Все внутри меня онемело. Я – неудачница, способная плодить только несчастных людей. Сколько же их я сотворила за месяцы своих тренировок? В ужасе от этой мысли я обратилась к своему напарнику:
– Что мне теперь делать, Митя?
Он молча посмотрел на меня, и я убедилась, что никакого совета не будет. И многого другого тоже не будет никогда. Мы больше не будем лежать рядом на теплой крыше и не поболтаем в поле после отработки задания. Все так же, не говоря ни слова, он протянул руку, и я решила, что он заберет мой арбалет прямо сейчас. Но Митька только толкнул меня в плечо по направлению к лифту.
– Возвращаемся на базу.
Конечно, я не выдала ее. Хотя Митькин голос, наполненный яростью, метался над моей головой, а упреки наскакивали друг на друга. Он, не стесняясь в выражениях, требовал объяснений, сказал, что я никуда не гожусь и среди нормальных, адекватных и вменяемых стрелков мне не место. Но я не обмолвилась ни словом о наших прогулках с Аленкой. Только призналась, что украла коды к лифту.
– Прости меня, – сказала я ей, заглянув в «ателье» по дороге в оружейную, – ты мне доверяла. Это все мои амбиции…
– Это ничего. Я и сейчас доверяю. Ты лучший стрелок из всех, кого я знаю.
– Я больше не стрелок.
– Не делай этого. Разбирательство еще не закончено!
– Будем считать, что я сама его закончила. Только что. Ну все, увидимся как-нибудь.
Я кое-как добрела до оружейного склада и села на пол перед запертой дверью. В коридоре – никого. И никого в моем сердце. Вы видели когда-нибудь полумертвого купидона? Однажды я видела мертвую птицу – мутные глаза присыпаны пылью, скрюченные лапки с вялыми тоненькими пальчиками. Я перестала чувствовать свое сердце. Свой арбалет я оставила перед закрытой дверью в оружейный склад, зашла в канцелярию и написала заявление о переводе. Все! Конец истории. Больше никаких людей в моей жизни! Только имена на архивных папках. Все, больше ничего не хочу. Все! Все! Все!
Вы видели когда-нибудь плачущего купидона? Жалкое зрелище. Только эта мысль и помогла мне наконец перестать плакать.
Месяцы в архиве потекли своим чередом. Никто не задавал мне вопросов, хотя Аленка пару раз пыталась заговорить со мной о стрелках, но я довольно резко пресекла ее попытки. И вот она появилась снова – тоненькая и свежая, в облаке белых кудрей, чтобы разрушить устоявшийся порядок моей размеренной архивной жизни.
Я включила монитор. По улицам города сновали люди. Они входили в кафе, магазины, спешили куда-то в своих смешных автомобильчиках.
– Посмотри на них, – сказала я, – ты только посмотри. Они думают, что вот эта их суета – и есть настоящая жизнь!
Аленка смотрела на свои руки и молчала.
– Ты хочешь быть с ним, я вижу. Но я тебе в этом деле не помощница. Ты думаешь, он всегда будет отличным парнем, но он изменится! Я это знаю, я это видела.
– Я хочу рискнуть, – сказала она. – Помоги мне.
– Нет.
– Катька, ну, помоги мне! Ведь романтические ситуации – это же твой конек! Я не прошу о многом, только создай ситуацию, чтобы он меня заметил, дальше я сама.
– Ты моя подруга, я не позволю, чтобы тебе сделали больно. Я знаю, чем все это заканчивается. Ты же знаешь, я и раньше не была влюбленной в людей, а теперь и подавно. А без любви… – я отвернулась, чтобы не смотреть в ее полное отчаяния лицо.
– Ты бы не знала, если бы не нарушила Правила! – она разозлилась и готова была разрыдаться.
– Если бы я не нарушила Правила, я бы никогда не узнала, что работаю зря.
– А сидеть в архиве – это не зря? – закричала мне в спину Аленка. – Спряталась здесь за своими папками, сидишь, как мышь! Ты просто жалкая трусиха, вот ты кто! Ты просто один раз увидела, что люди иногда плачут.
– Иногда плачут? Иногда, говоришь? – я развернулась и начала надвигаться на Аленку со скоростью торнадо. – Я создала для этих двоих настоящий шедевр, и чем это все закончилось?!