Тот обернулся и раздраженно спросил:
– Чего надо?
– Греби сюда, разговор есть!
– Да пошел ты! Иди мелюзге своей сопли подтирай! – он хохотнул и снова оттолкнулся шестом от дна, удаляясь от Славки.
– Ты здесь не один умеешь камешки кидать! – крикнул ему Славка. И точно в доказательство своих слов вынул из кармана штанов пригоршню камней.
Витька еще подумал, что Славке вряд ли удастся попасть камнем в Витальку – все-таки тот был довольно далеко, но Захаров и не подумал целиться в патлатого пацана, он легко взмахнул рукой и пустил по воде блинчик. Виталька громко фыркнул, а Славка бросил подряд еще три или четыре камешка.
И снова, как в прошлый раз, появившаяся из ниоткуда волна окатила берег. Поначалу Виталька не выказал никаких признаков беспокойства, пока волна не усилилась и не покачала плот, словно проверяя его устойчивость. Мальчишка попытался выровнять его шестом, упершись в дно, но река потащила плот дальше от берега, все сильней раскачивая из стороны в сторону. Когда вода, словно студенистая, прозрачная рука, погладила поверхность плота, Виталька закричал:
– Позови кого-нибудь, слышь, ты?!
Витьке показалось, что он услышал в его голосе нотки паники. С берега совершенно спокойно отозвался Слава:
– Тебе что, помощь нужна?
– Пойди позови кого-нибудь, придурок! – заорал с плота Виталька. Вода все быстрее и быстрее заползала на плот то с одной, то с другой стороны, постепенно подбираясь к Виталькиным ногам и стараясь нашарить его ступни. Мальчишка заметался по плоту, стараясь избежать прикосновения Енисея и тщетно пытаясь нащупать шестом речное дно. – Меня сейчас течением унесет!
– Хорошо, – так же спокойно ответил Слава, то ли соглашаясь сходить за подмогой, то ли принимая тот факт, что Витальку унесет течением.
Новая волна навалилась на плот, притопила его и нехотя соскользнула с его поверхности, захлестнув Витальку до колен и почти столкнув его с деревянного островка.
– Нет, стой! – снова прокричал мальчишка с плота. Он начал бояться, что этот псих с камешками уйдет и не вернется, в то время как Енисей уносил плот все дальше от берега.
Славка только пожал плечами и пошел прочь от реки. Но Витька этого уже не видел, он убежал, потому что не хотел смотреть, как прозрачные руки слепо, торопливо и жадно подбирались то с одной, то с другой стороны к ногам плохого мальчика с одной только целью – дотронуться, погладить, схватить и утащить в глубину, где очень-очень холодно, очень темно и очень одиноко.
Три дня он прометался в бреду, вскрикивая всякий раз, когда мама меняла ему компресс. Ему казалось, что это Енисей добрался до него и гладит по разгоряченному лбу своей холодной, мокрой рукой. Когда он выздоровел, Витальку уже успели найти и похоронить. Бабка Домна зашла к ним домой и сказала Витькиным родителям:
– Схоронили мальчишку. Поганец, конечно, был, но жалко все-таки – совсем дите.
Витька решил, что «схоронили» – значит «спрятали», зарыли поглубже, чтобы больше никто и никогда не видел его лица с выпученными глазами, а что оно именно такое, он не сомневался. За те ночи, что он метался в горячке, Виталька навещал его много раз. А двух других мальчишек, которые бросали камни в собаку, он больше ни разу не видел.
***
То, что произошло с Виталькой, Витя называл про себя «несчастным случаем», так в те дни говорили взрослые. И эта мысль была спасительной, когда по ночам ему вдруг начинало казаться, что река забрала к себе мальчишку не случайно, а потому, что так захотел Слава. И теперь, по прошествии стольких лет, он был готов задать Захарову прямой вопрос. Он проворочался всю ночь и задремал только под утро, проснулся с головной болью и еще полдня промаялся в квартире, собираясь с духом. Набравшись решимости, он спустился на второй этаж и с силой нажал на звонок.
Дверь ему открыла Ольга – рыжая, как ее мать, худая и высокая, как отец, в желтом домашнем сарафане и с всегдашней книжкой в руках. «Самый читающий ребенок в самой читающей стране», – как со вздохом говорила про нее Галка. Виктор попытался вспомнить, когда в последний раз сталкивался с ней во дворе, и не смог.
– Привет, дядь Вить, – Ольга шире распахнула дверь, приглашая его войти. – Мама на работе, а папа в магазин пошел. Заходите, я вам чаю налью.
На многое в жизни можно только надеяться: сбудется ли прогноз погоды, удастся ли разгрузить пришвартованную к причалу «морковку» точно в срок, но вот в чем можно было не сомневаться, так это в том, что каждый день после обеда, вернувшись из школы, в квартире Захаровых Ольга предложит зашедшему гостю чашку чаю.
Ей было что-то около четырех лет, когда, вернувшись из детского сада, она спросила своего отца:
– Папа, почему со мной никто не играет? Я делюсь игрушками, мама сказала, чтобы я была хорошей.
Что он мог ответить: «Они боятся, что ты хлопнешь в ладоши и у них повырастают хвосты»? Слава лучше других знал, что можно сколько угодно выводить ячмени и снимать головную боль, можно работать кем угодно, но при этом в реестре таинственной небесной канцелярии числиться «главным специалистом по одиночеству». Потому что, несмотря ни на что, люди всегда будут бояться того, чего не понимают.
Виктор допивал вторую чашку чаю, когда в дверном замке провернулся ключ. Ольга оторвалась от книжки и поспешила в коридор.
– А вот и папа! – сказала она, обращаясь к Виктору, и глаза ее осветились ярким внутренним светом.
В этот миг Виктор позавидовал Славке, потому что очень сомневался, что при его появлении у сына, Мишки, лицо становится таким же счастливым.
Славка выслушал своего друга молча. Он только прихлебывал чай и время от времени кивал, когда Виктор рассказывал, как плакала Ленка, и как вся одежда и мебель в доме пропитались запахом водянистой капусты, и какая поганая вообще стала жизнь. Монолог получился какой-то сбивчивый, путаный, и Виктор, споткнувшись на полуслове, замолчал.
– Я тоже тут живу, Вить. Знаю.
– И сети, Слава! Что ж это за люди такие? – он стукнул ладонью по столу и снова замолчал.
Он надеялся, что Слава как-то поможет ему высказать эту мысль, что терзала его почти всю ночь. Но Славка тоже молчал и отрешенно смотрел в окно.
– Плохо без рыбы, Слава.
– Может, тебе денег дать?
– Да на что я их потрачу?
– Это верно.
– Слава, помнишь, в то лето, когда мы познакомились, Виталька утонул?
Захаров отвернулся от окна и посмотрел Виктору прямо в глаза.
– Конечно.
– Помоги, Слав.
Слава несколько секунд смотрел на Витьку и еле заметно кивнул. Разговор закончился, но уходить как-то вот так, сразу, было неловко. И Виктор сказал:
– Ольга у тебя совсем большая стала.
– Вот еще год проучится и уедет. Как я буду без нее? – проговорил Слава с неожиданной тоской. – Вышла бы, что ли, замуж да осталась.
– Ты же не один останешься, – сказал Виктор просто для того, чтобы что-нибудь сказать.
– Нет, Вить. Она одна меня любит, а всем остальным от меня что-то нужно.
Виктор вспыхнул и торопливо спросил:
– Хочешь, я на реку с тобой пойду?
Славка отрицательно покачал головой:
– Ты уверен, что хочешь это увидеть?
Виктор был совершенно уверен, что не хочет. Он не хотел видеть, как при свете незаходящего летними ночами северного солнца Енисей поцелует лодку, в которой так уверенно расселись чужаки – двое сезонников в фуфайках и свитерах с высоким воротом. Никто не пытался узнать, кем они были на материке, но в том, кем они были здесь, сомнений не оставалось – ворами. Витька не хотел думать, как река лизнет лодку своим холодным прозрачным языком, а потом волна начнет перебрасывать суденышко из стороны в сторону, как будто детские руки перебрасывают мяч. «Я просто играю, – скажет она, – разве вам не весело?» А потом Енисей закружит, захватит лодку водоворотом, уцепится своими ледяными, в барашках пены, пальцами за борта и утащит чужаков на дно. Теперь у них будет сколько угодно рыбы. Если бы они захотели, то могли бы устраивать рыбный день ежедневно. Вот только едоки и главное блюдо поменялись местами – прежде чем их нашли, рыбы пировали целую неделю.
***
Около месяца спустя, ранним утром, когда улицы были еще пусты и камешки, застрявшие в каблуках болотных сапог, громко стучали по асфальту, Слава нес Ольгу на руках от самого причала. Ее длинные рыжие волосы болтались из стороны в сторону в такт его шагам.
Это произошло во время катания на катере, организованного для школьников, которые на время каникул остались в городе: немного танцев, чуть-чуть припрятанного в рюкзаках у мальчишек алкоголя, несколько сигарет, выкуренных тайком от сопровождавших молодежь преподавателей. Никто и не заметил, как именно это произошло: вот она стояла у лееров, глядя на воду, и в следующий миг ее уже не было.
Когда он ее нашел, она лежала на боку на усыпанном камешками берегу, ее правая рука была пристроена под щекой, но то, что она не спит, Слава понял сразу. Речная вода омывала ее босые ноги, легкий ветерок шевелил край зеленого платья – русалка, которую застал врасплох рассвет.
Слава выбрался из лодки и присел рядом с дочерью на берегу.
– Олечка.
Глаза ее были закрыты, лицо покрыла мертвенная бледность, но он никак не хотел соглашаться с тем, что она уже не здесь. Неспящее северное солнце пробивалось через прибрежный кустарник, и тени скользили по Ольгиным губам, отчего казалось, что она пытается улыбнуться.
– Олечка.
Он вернулся к лодке, принес клетчатое одеяло, накрыл им свою дочь и снова сел рядом. Пошарив в кармане, Слава вынул пачку сигарет и прикурил, пряча спичку в сложенных ладонях. Он слушал, как течет река, как где-то далеко кричат чайки, как шуршит за его спиной трава. Лодка покачивалась на мягкой волне. Закопав окурок на берегу, он поднялся, вошел в воду и вытащил лодку на берег.
– Пойдем домой, Олечка.
***
– Знаешь, что сказала Галка? – спросила Лена, когда они вернулись с похорон и сели по разным углам дивана.