— Нет уж, очень даже касается, как и любого другого. Сказано же было: вместе шли, вместе попались!
— Тебя это не касается, кузен. Тебе никто ничего не сделает. Ну а остальные пропали.
— Они — мои друзья! Я их сюда привел!
— Так они тебе еще за это и деньги должны заплатить!
— Но я же их погубил! А этот сеньор во время бури спас моей матери жизнь!
— Очень мило с его стороны. Она ему, наверное, благодарна!
— И за это его арестуют?
— Арестуют? Ба! Он умереть должен.
— Cielo!
— Чего тут страшиться? Порой люди гибнут даже от руки убийцы!
— Перестань ты все время думать о своем брате!
— Мне самому решать, когда и где думать о нем. А теперь молчи! Ты в безопасности. Я сразу тебя уведу с собой.
— Я пойду вместе со всеми.
— Тогда оставайся тут!
Он поочередно оглядел нас, потом присел напротив меня и промолвил:
— Немец — это вы?
— Да, — ответил я.
— Вы здесь главный оратор, как мне объяснили, потому обращаюсь к вам. Что вы намерены мне сказать?
— Сперва и с большим на то основанием я хотел бы узнать, что скажете мне вы.
— Майор велел сообщить, что мне приказано переговорить с вами, как вы того пожелали.
— Хорошо! Чтобы переговоры удались, согласуем наши требования. Чего добивается майор?
— Собирается задержать всех вас.
— Мы обязаны ему сдаться?
— Да.
— А если откажемся?
— Тогда вас расстреляют.
— Что станется с нами, когда вы доставите нас к своему начальству?
— Это решит Лопес Хордан.
— Тогда мы потребуем хотя бы гарантий, что никто из нас не будет убит.
— Майор не может вам их дать.
— Но, сеньор, мы доверяемся вам в надежде на вашу милость и великодушие, а взамен не получаем ничего, никаких гарантий, обещаний, уверений, ни единого утешительного слова!
— Да, так.
— На это мы не можем пойти.
— Прекрасно! Стало быть, мы закончили разговор, и я могу уйти.
— Я хотел бы только спросить, что за преступление мы совершили?
— Это меня не касается. Вы обязаны знать это лучше меня.
— Наоборот, против нас совершается преступление!
— Не спорим! Я свое поручение выполнил; все остальное мне незачем слушать.
— Мы не можем сдаться. Но помните, мы хотим вести переговоры, и пока что мы находимся отнюдь не в вашей власти!
— Не в нашей власти? С ума сойти!
Несмотря на его суровый вид, я сохранил свою почтительную осанку и вежливо ответил:
— Это вы так думаете, а не я.
— Любое сопротивление бесполезно!
— Быть может, мы и не думаем, что потребуется сопротивляться!
— Ясно, ясно! — Он издевательски усмехнулся. — Вам виднее!
Несомненно, он знал, что мы хотим прорваться с южной стороны. Я видел по его лицу, что мой план принес свои плоды. Но я не выказал ни следа радости, наоборот, добавил, словно бы желая подкрепить свои заверения:
— Мы все же можем прорваться, несмотря на то, что окружены со всех четырех сторон! А если вы нападете на нас, мы займем все дороги, по которым вы собираетесь подойти!
— Три человека против сотни! — улыбнулся он.
— Да, но у каждого из этих троих по два с лишним десятка пуль!
— Ну и что! Вы же не сделаете из револьверов двадцать выстрелов в минуту.
Он наморщил лоб, смерил меня презрительным взглядом, пожал плечами и спросил:
— Сеньор, можно я скажу вам кое-что откровенно?
— Давайте!
— Я хочу вам сказать, что вы дурак!
Весьма неожиданное известие. Все ждали, что я рассержусь и наброшусь на говорившего. Но я старался не расхохотаться. Итак, я не изумился, не рассердился, а лишь ответил:
— Я не обижаюсь на ваши слова. Очевидно, вы позволяете себе подобные речи, надеясь, что, раз вы парламентер, мы не посмеем напасть на вас?
— Ерунда! Вы вообще на это не отважитесь! — воскликнул он заносчиво. — Вы меня не знаете. Хотя я и родился в семье индейцев, но умею читать и писать, как и вы. Я искал золото в горах, охотился на шиншилл, тысячи опасностей подстерегали меня, но я справился с ними. Кто из вас сравнится в этом со мной? Я ни с кем из вас не поменяюсь, ни с одним из вас! Вот что я хочу вам сказать!
Нет, я не улыбался. Плох человек, не ведающий, на что он способен, но вдвойне плох тот, кто более бахвалится, нежели может. Впрочем, стоит ли ожидать от южноамериканского индейца умения правильно оценивать свои силы?
Поскольку я сохранял серьезность, другие тоже последовали моему примеру. Только шкипер не смог промолчать. Он сказал:
— Сеньор, поберегите свой деготь, а то сами в него угодите. До чтения и письма мне никакого дела нет, а вот с вашей персоной я маленько займусь.
Он подошел к хвастуну, правой рукой быстро схватил его за пояс, взметнул его вверх, раз восемь или десять обкрутил его вокруг своей головы и наконец уложил на землю словно ребенка. Затем встал возле него, уперся кулаками в бока и заявил:
— Так вот! А теперь, сеньор, сделайте то же, что и я!
Индеец вскочил на ноги, удивленно заглянул Голиафу в лицо и совершенно растерянно пробормотал:
— Да, этого… этого… я не могу!
— Ладно, придется к вам относиться, как того требует справедливость. Здесь нас трое или четверо таких, как я. Кроме того, у каждого есть еще кое-какие другие приемы, уловки, манеры, узнав о которых вы бы, как и сейчас, промолвили: «Да, этого… этого… я, конечно, не могу!» Радуйтесь, если мы не покажем вам всего, что умеем!
Шкипер уселся, а Гомарра опять занял свое место. Пытаясь сгладить впечатление, произведенное на него силищей фризского моряка, парламентер обратился ко мне:
— Но и сила вам не поможет. Даже богатырю с пулей не справиться! Ну а вас самих, сеньор, пожалуй, меньше всех приходится опасаться. Даже не понимаю, с какой стати мне вас так отрекомендовали!
— Вот как! Отрекомендовали!
— Да. Судя по тому, что я о вас слышал, уже одного вашего вида надо страшиться. Говорили, что вы проницательны, видите все насквозь, мысли читаете! Но нет, не по плечу вам с нами сражаться, не тот вы человек! Вам и в голову не придет лезть под пули, жизнью своей рисковать. Вы нам сдадитесь.
— Конечно! Правда, хотелось бы оговорить подходящие условия.
— Вам самим не на что рассчитывать.
— А моим товарищам?
— Может быть.
— Ладно, хорошо, назову вам свои предложения. Как бы там ни было, надеюсь смягчить и свою участь. Итак, я требую, чтобы моего проводника и его мать освободили. Мы же, наоборот, сдаемся…
— Хорошо.
— Мы хотим сдать наше оружие…
— В обязательном порядке.
— Но все остальное, например деньги, мы сохраним у себя.
— Что еще? — насмешливо спросил он.
— Еще лошадей. Нам они потребуются в дороге.
— Лошадей? У вас же только одна!
— Так вы не знаете, что наши лошади остались на пароходе. Мы же хотели за ними вернуться. Мы взяли только одну, чтобы перевезти мать нашего проводника: женщина разболелась.
— Ах вот как! Хорошо, доставим сюда лошадей. Что еще?
— Не надо нас связывать. Окружите нас плотным кольцом, мы не сумеем убежать.
— Так, теперь вы готовы?
— Да. Через полчаса дайте нам ваш ответ, но ни раньше, ни позже, иначе начнем стрелять. Я велю тотчас занять все проходы.
Я подал знак сборщикам чая. Они, шкипер и капитан, немедленно ушли, чтобы по двое, вооружившись винтовками, расположиться в указанных местах. Гомарра подождал, пока мой приказ не был исполнен, потом с важным видом кивнул, положил руку мне на плечо и промолвил:
— Сеньор, лучше бы вы договаривались с майором. Он бы вам сразу дал ответ.
— Да как с ним поговоришь?
— Сходите к нему.
— Спасибо! Вы требуете от меня слишком многого!
— Вы же появитесь у него как парламентер, личность неприкосновенная!
— Знаю я эти штучки! Слово, данное мне, нарушали уже не раз!
— Что ж, пусть тогда майор к вам придет!
— Он-то может не волноваться. Мы свое слово не нарушим.
— Дайте честное слово, что вы отнесетесь к майору как к парламентеру. Обещаете, что он сможет уйти от вас, когда захочет?
— Да.
— Господин полковник тоже?
— Да, обещаю, — ответил офицер.
— Так ему и передам.
— Прекрасно! — добавил я. — Но других мы не собираемся выслушивать. Либо имеем дело с майором, либо ни с кем. Понятно? Мы хотим сразу все решить до конца. Даем вам целый час времени; как следует изложите майору все, что здесь видели и слышали. Только учтите, застрелим любого, кто придет раньше или позже срока. Ну а если вздумаете напасть на ранчо, убьем и хозяина, и всех его домочадцев.
— Ладно, договорились.
Скрестив на груди руки, Гомарра как-то по-особенному посмотрел на меня и произнес:
— Сеньор, нельзя мне по-другому, в самом деле, нельзя. Но вы — человек простой, звезд с неба не хватаете. Вот что хотелось вам сказать, пока я еще здесь. Наговорили мне на вас, наклеветали. Такие, как вы, западню не устроят — воистину нет!
С хриплым смехом он повернулся и ушел. Пока он не скрылся, я не переставая смотрел ему вслед; потом заговорил брат Иларио:
— Я часто не мог вас понять, но затем всегда убеждался — все, что непонятно мне, вы успели уже хорошо обдумать. Но сейчас я совсем сбит с толку. С какой стати вы терпели все выходки этого человека?
— Надо было обмануть его, и мне это вроде бы удалось. Пусть он думает, что я растерялся. Пусть верит, что нам не хватит ни ума, ни мужества, чтобы выпутаться из этой истории. Впрочем, ладно, нет времени долго рассуждать. Поспешу-ка я в кораль!
— Для чего?
— Об этом потом! Смотрите за порядком! В течение часа никого сюда не пропускайте!
— А если кто-то все же придет?
— Тогда стреляйте, как я сказал!
Итак, я направился в кораль, расположенный с северной стороны.
Он был пуст. Луна еще не взошла, впрочем, видно было довольно хорошо. Честно говоря, ради осторожности полагалось внимательно обследовать весь этот кораль, но времени не хватало.
Я остановился у входа, спиной к ранчо. Весь загон был огорожен высокими кустами кактусов. В обоих дальних углах имелись дверцы, сложенные из брусьев. Там стояли солдаты, следившие, чтобы мы не выбрались тайком. Но вдоль длинных изгородей из кактусов не было никого — вот где надо было устроить лазейку. Я направился к дальней ограде.