— Нет, конечно, нет. Но на него напали и убили его.
— А откуда вы знаете, как обстояло дело? Убитый же ничего не мог вам рассказать.
— Он был еще жив; убийца бросил его, думая, что с ним все кончено.
— И вы отыскали брата?
— Да, сеньор. Когда я думаю об этом, сердце так и колотится у меня в груди. Итак, мы оставили его и поехали вверх. От озера тропинка поднимается в горы серпантином, петляя от одного уступа скалы к другому. Если подойти к краю такого уступа, то видно, что творится внизу. Мы ехали неторопливо, чтобы брат побыстрее нагнал нас. Через некоторое время навстречу попался аррьеро, спускавшийся в одиночку с горы. Мы сразу обратили на это внимание, к тому же он вел с собой двух мулов.
— Должно быть, помог путешественнику перебраться через горы, а потом не нашел ни одного желающего составить ему компанию, вот и возвращался один.
— Да, он так и сказал.
— Значит, вы с ним разговаривали?
— Нет, не я, а мои спутники. Я как раз отъехал в сторону, чтобы глянуть вниз, поискать брата. Когда же вернулся к остальным, аррьеро уже след простыл.
— Они спрашивали, как его зовут?
— Да. Он назвал, разумеется, имя, но я понял, что оно было вымышленным; ни одного аррьеро в Андах так не звали.
— А ваши спутники узнали бы его, если бы снова увидели?
— Конечно, но где их теперь найдешь, тех спутников? Кто-то погиб в горах; один отправился в Бразилию и больше не возвращался; остальные пали в сражениях.
— Значит, вам приходится полагаться лишь на самого себя; нет никаких улик, кроме места, где все совершилось, и… бутылки, о которой вы говорили. А что за история с ней?
— Давайте я расскажу! На привал мы остановились в полдень. Решили никуда не двигаться, пока не дождемся брата. Но ждали мы напрасно. Мне стало страшно: аррьеро — после всего услышанного от товарищей — казался мне все подозрительнее. Итак, я поехал назад, один из спутников составил мне компанию. Дни были короткими; близился вечер, когда я добрался до последней скалы, вздымавшейся над озером. Тут-то я и увидел брата, он лежал у края скалы. Рядом тянулась кровавая полоса. Мы спешились и подбежали к нему. Он не шевелился.
— Он был без сознания, да?
Гомарра не отвечал. Наконец после долгой паузы он произнес:
— Стоит ли описывать, что я чувствовал тогда, что чувствую и теперь, когда вспоминаю тот миг? Нет. Меня поймет лишь переживший такое!
— Я это хорошо представляю.
— Нет, не представишь такое! Мой брат — мое второе «я», я любил его как самого себя. Этим все сказано. Мне казалось, что пулю в грудь всадили мне самому. Пуля проникла в тело в области сердца и прошла насквозь. Я бросился к нему и начал что было мочи причитать. Вдруг он открыл глаза и взглянул на меня. Он был еще жив. Я собрался с силами, пытаясь сохранить спокойствие. Я задал ему вопрос и приложил ухо к губам, чтобы уловить чуть внятные звуки, вырывавшиеся у него. Вскоре он умер.
— Он, надеюсь, успел сообщить вам, что же произошло?
— Да! Казалось, что жизнь не хотела его покидать, прежде чем он не признается мне.
— Убийцей был аррьеро?
— Да, естественно. И свершил он это черное дело, чтобы сохранить некую тайну. Мой брат долго не мог найти мула. Наконец поймал, поехал за нами. Когда он добрался до первого уступа, то увидел двух мулов возле скалы. Рядом на корточках сидел человек и высматривал, куда бы спрятать бутылку. Мой брат, обогнув скалу, очутился у него за спиной; он окликнул его. Незнакомец испугался, вскочил, уставился на моего брата, потом вдруг вскинул винтовку и выстрелил в него; брат даже не успел защититься. Хуан покачнулся в седле и повалился наземь; мигом он потерял сознание. Когда он очнулся и огляделся, рядом никого не было. Его мул исчез; яма, куда убийца хотел сунуть бутылку, оставалась пустой, незасыпанной. Напрягая все силы, брат подполз к краю скалы, чтобы хотя бы взглянуть на аррьеро.
— Увидел он его?
— Да. Внизу, на берегу озера, убийца, встав на колени, вырыл возле горы еще одну яму. Рядом стояли три мула. Но тут Хуан снова потерял сознание, слишком много сил он затратил. Он очнулся лишь при моем появлении. Шепнув обо всем, что случилось, он умер.
— Значит, аррьеро думал, что он мертв?
— Да, и подчистую его обокрал. У него ничего не осталось.
— Он описал вам то место на берегу, где аррьеро схоронил бутылку?
— Да, я запомнил его.
— А как вы поступили потом? Погнались за убийцей?
— Было слишком поздно; уже настал вечер. В темноте след не увидишь. В сумерках мы вырыли могилу и, когда рассвело, похоронили брата. Трижды прочитали «Отче наш» и «Аве Мария», засыпали могилу и сложили крест из камней. Потом мы с товарищем расстались.
— Почему?
— Ему надо было известить остальных и сообщить, что я отправился за убийцей. Имелась у меня еще… еще и другая причина. Бутылка! С ней была связана какая-то тайна. Зачем о ней знать кому-то другому?
— Но он же, наверное, слышал ваш разговор?
— Нет, брат говорил тихо-тихо, я сам едва разбирал слова. И, пересказывая их спутнику, я кое о чем умолчал.
— Может быть, умно вы поступили, может быть, глупо. Итак, утром вы сразу пустились в погоню?
— Нет, не сразу. Я подождал, пока мой товарищ уедет, потом направился туда, где аррьеро что-то спрятал. Правда, ночью поднялся сильный ветер, но все равно я нашел это место, я разрыл его и вытащил бутылку, но в ней не было ничего, кроме шнурков с завязанными на них узелками.
— Вы разве не знали, что это означает, что это старинный документ?
— Тогда не знал, но потом, когда стал наводить справки, понял и обрадовался, что не уничтожил находку.
— Вы взяли ее с собой?
— О нет, не совершил такой глупости. Я снова закопал бутылку со всем, что в ней было, а то убийца догадался бы, что его тайна разгадана.
— Думали, что он вернется?
— Конечно! Между прочим, он часто туда возвращался.
— Откуда вы знаете?
— Я оставил определенный знак и, когда вернулся туда, заметил, что кто-то там побывал. Потом всякий раз я заново оставлял этот знак.
— А других следов вы не находили?
— Нет.
— Гм! В ближайших селениях ничего не разузнавали?
— Разузнавал, месяцами там жил, выведывал, да все напрасно!
— Вы не показывали содержимое бутылки тому, кто разбирается в узелковой грамоте?
— Хотел, но никого сведущего в ней не нашел. Теперь же, раз я повстречал вас, прошу, чтобы…
Он осекся, будто сказал слишком много.
— Чтобы что? — спросил я.
— Да нет, это невозможно! Я же ваш пленник, ваш враг, вы со мной возиться не будете, пулю влепите, и все.
— Тут уж вы ошибаетесь, мой дорогой! Если б мы хотели расправиться с вами побыстрее, то зачем бы потащили в такую даль? Давно бы вас расстреляли.
— Так на что я вам нужен?
— Думаю, скоро поймете. По всей видимости, мы вас освободим.
— Сеньор, если вы это серьезно, то я поеду с вами, приведу вас в пампу Салинас. Быть может, вам стоит обследовать это место и изучить бутылку.
— Пожалуй, да. Вы правы. Четверть часа назад я решил обследовать окрестности соленого озера. Думаю, мне удастся найти убийцу.
— Cielos! Эх, если бы удалось!
— Ничего невозможного в этом нет. Итак, потом вы завели себе ранчо. Надоело охотиться на шиншилл?
— Да. На какое-то время устал от кочевой жизни, особенно когда так и не удалось обнаружить убийцу. Ведь я месяцами скрывался возле озера, караулил его. Думал, вот-вот и он попадет мне в руки. Опасности обступали меня: голод, жажда и холод одолевали… и все понапрасну: он так и не появлялся. Но стоило мне удалиться, как, вернувшись, я замечал, что он побывал там. Ему необычайно фартило.
— Что, если дело не только в удаче?
— Нет, фарт, чистый, бесподобный фарт. Как-то раз я обследовал это место, а потом, вернувшись туда через день, выясняю, что он опять побывал там. Это ли не везение?
— Думаю, он скорее хитер и осторожен. К тому же отлично знает тамошние места и обстановку.
— Пожалуй, вы правы. Он всякий раз как с неба сваливался и тут же опять исчезал. Я точно знал, что он бывал возле тайника, но не находил вокруг ни единого следа.
— Да, он очень опытный человек, очень осмотрительный.
— Вылитый Херонимо Сабуко.
— А это кто?
— Это имя вы не слышали. Человек, которого так зовут, лучше всех знает Анды. С этим проводником не сравнится никто; поэтому все называют его по-другому: Эль-Сендадор.
— Вы его видели хоть раз?
— Странно, но никогда не доводилось.
— Он часто бывает в тех краях?
— Он везде и повсюду. Но прибежищем ему служит Гран-Чако. Так вы о нем ничего не знаете?
— Я слышал про какого-то сендадора.
— Очень многие говорят о его храбрости. Он зимой даже отваживался переходить через Анды.
— Ну, это уж басни!
— Да нет, этому можно поверить, я о нем слышал и не такое. Собираетесь переправиться через Анды, договаривайтесь только с ним, и ни с кем другим.
— Я так и поступлю.
— Вправду? Тогда едем, непременно едем к соленому озеру.
— А стоит ли? Вы — сторонник Лопеса, то есть мой противник.
— Подумаешь! Дался мне этот Лопес Хордан! На ранчо я недолго хозяйничал, спокойная жизнь надоела. Хотелось назад, в горы, чтобы, быть может, поймать этого убийцу. Поэтому, едва подвернулся случай, я сразу продал ранчо. Вырученные деньги отвез в столицу Энтре-Риос, в Консепсьон-дель-Уругвай, чтобы положить на хранение. Потом направился в Анды. В пути меня задержали люди Хордана; им нужен был проводник, они ехали в Корриентес. Деньги предложили хорошие, я согласился, меня тут же произвели в офицеры. Вот и все.
— Но вы же держались как самый рьяный сторонник Хордана!
— Видимость, чистая видимость; с волками жить — по-волчьи выть.
— Гм! Кто бы мог подумать!
— Сеньор, я не вру!
— Хорошо, верю вам.
— Я вам докажу, что вы мне сейчас дороже Лопеса Хордана.
— Вот как? Чем же?
— Я помогу вам схватить ваших врагов.