— А чего мне бояться? — ощерился Топтыга. — Тот панцирь-то, поди, покрепче моего будет. А стреле булгарской дела нет, куда лететь. Хоть в князя, хоть боярина, хоть в простого гридня, хоть в отрока — все едино.
Я молча переглянулся со стоявшим неподалеку Мстиславом. Он явно не слишком-то радовался «смене власти», но и возражать особо не стал. Понимал, что когда кешиктены очухаются — основной удар по нам придется прямо под княжеское знамя с Рарогом, сейчас колыхавшееся прямо над моей головой. И все кривые булгарские сабли будут искать предводителя в богатых золоченых доспехах.
Я еще раз покрутился в седле, проверяя, как села на плечи чужая броня. Показатель вычета урона у нее оказался получше, чем у моей, но взял я ее, разумеется, не из-за этого. Княжеские доспехи, шлем, конь и знамя — мой билет в самое сердце битвы, где меня непременно будет искать Есугей.
А я буду искать его. И если найду — и если повезет — бой закончится до того, как успеют погибнуть сотни воинов с обеих сторон. Я уже тысячу раз успел пожалеть, что до последнего пытался убедить Мстислава хотя бы поговорить с Есугеем вместо того, чтобы просто втихую удрать через мир духов к булгарскому войску.
Но изменило бы это хоть что-нибудь? За народом хана шла сама раскаленная смерть — а что я мог предложить ему вместо богатств Вышеграда? Просидеть еще несколько недель в поле, доедая последние припасы и надеясь, что загадочный Антор-багатур придумает способ, как в одиночку остановить наступление конца времен?.. Дождаться, пока перепуганные и разобщенные междоусобицами склафы соберутся в единый кулак и ударят в ответ?
Нет, время мудрых разговоров закончилось. Шестеренки войны уже закрутились, и одной песчинке не под силу их остановить. Даже крупной и твердой песчинке с пятью осколками Светоча в неприметной сумке на боку. И чтобы Есугей выслушал меня и увел булгар обратно на юг, за Есеник и Круглицу, для начала придется его…
Победить? Пожалуй, так. Хан умен и не так упрям, как Мстислав и покойные князья, но отступить его заставит только поражение. Которое нанесет орде в две с половиной тысячи конных воинов дружина, в которой не набралось и четырех сотен.
— Выдвинулся уж обоз, никак… — Ратибор чуть прищурился, вглядываясь вдаль сквозь утреннюю дымку. — Не распознали бы, боярин, что ты задумал.
— Не распознают, — проворчал я. — А ежели и так — все равно ударим, а там уж и поглядим. Перун поможет — одолеем. Отходить все одно некуда.
— Вот то-то оно и есть, что некуда. — Ратибор тяжело вздохнул. — За нами только Вышеград-отец, да избы родные. Сгинем — некому уж защитить будет.
— Побыстрее бы тогда уж. Помрем — так хоть не увидим, как погань булгарская над девками да ребятишками малыми потешаться будет. — Топтыга тронул поводья и подвинулся чуть ближе ко мне. — Ты не серчай, боярин, что зубоскалю сверх меры. Чую — не дожить мне до вечера, вот и лаюсь, как пес шелудивый… А все одно за тобой пойду, как за князем своим ходил. Сам тебя в сече от сабель беречь буду.
— Добро… А про «не дожить» — ты это дело брось! — Я погрозил гридню пальцем. — Ты парень молодой да ладный. Тебе жениться, да детишек растить. Как прогоним булгар — сам тебе невесту буду искать! За тебя что купеческая, что боярская дочка — любая пойдет!
— Побежит, боярин… Да только не за меня, а куда подальше. — Топтыга усмехнулся и провел кончиками пальцев по старому подарку от булгарской сабли — шраму, проходившему через навеки закрывшийся левый глаз. — Уж до чего я собой хорош — вся Круглица только и говорила.
— С лица не воду пить, — ответил я. — А что глаза у тебя нет — так то не беда. Ты и одним видишь поболе, чем Ратибор двумя.
— Ну уж? — обиделся Ратибор. — Чей-то я плохо вижу?
— А того. — Я напустил на себя серьезный вид. — Что ты прямо у себя под носом булгарина не углядел!
— Где? — Ратибор завертелся, озираясь по сторонам. — Где булгарин?
— Так ты сам погляди, на ком ездишь! — Я указал на огромного гнедого жеребца воеводы. — Волос черный, глаз злой! Зубы — руку по локоть отмахнет, не заметит! Рожа страшенная — ну точно хан булгарский!
Ржали дружинники — все, от отроков до самого Ратибора — громче собственных коней. Но недолго — до начала битвы оставались считаные мгновения.
Над далекими крышами Вышеграда разгоралась заря. Алая, будто сама природа уже почувствовала, сколько крови сегодня прольется. Уже блестела в его лучах Вишинева — но еще ярче блестели в лучах восходящего солнца сабли кешиктенов на холме вдалеке. Есугей ждал меня до рассвета — как и обещал.
Но не дождался.
Глава 36
— Попались… — Рабитор нервно заерзал в седле. — Никак, попались, боярин!
Я тоже отчаянно надеялся, что Есугей не раскусил мою хитрость и все-таки не выдержит и ударит всеми силами разом, чтобы успеть перехватить обоз до того, как он целиком переправится через Вишиневу. Наверняка разведчики еще затемно доложили ему, что к Вышеграду со всех стороны стягиваются груженые телеги. Город готовился к осаде и спешил спрятать за крепкими стенами детинца припасы.
Которых так не хватало самому Есугею.
— Давай… — прошептал я. — Вперед, пошел!
И булгары не выдержали. Живое море из коней и воинов пришло в движение — и хлынуло с холма к Вышеграду, с каждым мгновением набирая ход. Вдалеке внизу копошились крохотные фигурки холопов и дружинников. Им даже не пришлось разыгрывать беспорядочное отступление — надвигающаяся махина орды и так заставила бы бежать кого угодно. Запряженные в телеги лошади прибавили ходу, чуть продвигаясь вперед, к мосту — но только для того, чтобы через полсотни шагов замереть. Самая первая в импровизированной колонне груженая доверху повозка вдруг замедлилась, по инерции проползла еще чуть-чуть — и замерла, скосившись набок и роняя поклажу под ноги дружинникам. Лопнула ось на колесе.
А за первой телегой встали и остальные. Она перегородила дорогу и напрочь отказывалась сдвинуться хотя бы вбок. В самом узком месте — у дальнего конца моста. Еще немного, и она уже была бы на той стороне, и другие без труда въехали бы за частокол следом. Над несущимся к мосту булгарским воинством прокатился радостный рев. Неслыханная удача! Добыча будто сама шла в руки — без припасов Вышеград не продержится и недели. И Есугей спешил, готовясь одним ударом отбить обоз и прорваться за частокол до того, как дружинники выстроятся, чтобы оказать хоть какое-то сопротивление. Орда разделилась на три части: фланги, состоявшие в основном из конных лучников, расходились и вытягивались в обе стороны. У скачущей рати будто вырастали могучие лапы, готовящиеся обхватить чахленькие стены Вышеграда и раздавить, как скорлупку. Но центр войск — сияющая сталью бронированная лавина кешиктенов — наоборот, собирался в кулак, направленный в единственное место, где могли пройти тяжелые всадники.
На мост.
— Ишь, разогнались, гады. — Ратибор сдвинул шлем на затылок и отер вспотевший лоб. — Сейчас бы нам ударить…
— Рано. — Я покачал головой. — Не спеши, воевода. — То ли еще будет.
Есугей атаковал всеми силами разом, и оставшаяся без прикрытия бронированная гвардия понемногу подставляла нам бок, становилась заманчивой целью… Но нас вдвое меньше — и подготовленная мной ловушка еще только начинала срабатывать.
Когда в воздух взвилась целая туча стрел, охранявших обоз дружинников окончательно охватила паника. Они просто бросились бежать, расталкивая друг друга и бросая оружие — и за ними тут же бросились холопы. Некоторые успевали обрезать поводья, спасая если не груз, то хотя бы лошадей — и перепуганные животные ломились в разные стороны, разворачивая телеги и сталкивая людей с моста в воду. Часть ускакала в сторону детинца, огибая искалеченную телегу во главе обоза, другая — прямо навстречу булгарам. Но были и те, кто остался лежать вперемежку с телами убитых людей — стрелы нашли свою цель.
— Совсем худо нашим. — В голосе Ратибора зазвучала глухая тоска. — Помочь бы, боярин!
— Рано, — отозвался я. — Терпи.
У нас уже появились первые погибшие. Полтора десятка, едва ли больше — те, кого я буквально отправил на заклание. Кто-то получил стрелу, кто-то свалился с моста и так и не смог выплыть — но большинство уже добрались до той стороны Вишиневы и укрылись за частоколом, из-за которого уже били в ответ наши лучники. Их было чуть ли не в двадцать раз меньше, чем булгар — но урона они нанесли куда больше. Даже в рассыпном строю всадники Есугея неслись единой лавиной, и едва ли не каждая склафская стрела нашла свою цель. Булгары валились со спин лошадей, кувыркаясь по пожухлой траве — и уже не поднимались.
Я мысленно попросил всех известных мне северных богов, а заодно Перуна, Велеса, Сварога, Рода-Вышня и даже самого булгарского Тенгри, чтобы стрелы миновали Есугея. И пусть мы сегодня бьемся на разных сторонах, без него весь мой хитрый план полетит йотуну под хвост, а сражение превратится в бестолковую мясорубку. Настолько бессмысленную и страшную, что уже не важно будет, кто выйдет победителем.
Но даже стрелы уже не могли остановить набравшую ход орду. Лошади перепрыгивали через убитых и мчались дальше. Конные лучники подобрались почти вплотную к реке, а кешиктены огибали хвост брошенного обоза и вот-вот должны были занять мост и пройти дальше. Туда, где в хлипком частоколе зиял оставленный для телег проезд шириной в несколько десятков шагов. И даже когда ворота детинца распахнулись, стальная махина конницы не остановилась — разве что на мгновение чуть замедлилась перед тем, как ворваться за стены.
Где Есугея уже готовилась встретить пешая дружина, которую вели в бой Рагнар и каменецкий боярин Всеволод. Полторы сотни человек, не больше — но они не дрогнули, даже когда к ним одновременно устремились и кешиктены, и сотни стрел. Рев конунга донесся даже досюда. На мгновение мне показалось, что я разглядел среди воинов и его самого — но круглые и каплевидные щиты уже сдвигались сплошной стеной, за которую не проникал ни мой взгляд, ни смертоносные наконечники.