На родной земле — страница 31 из 42

Багатуры. Телохранители самого великого хана.

Когда два конных войска столкнулись, мечи и сабли громыхнули о щиты так, что мне на мгновение показалось, что сама земля сейчас расколется под нами. Княжеское знамя вдруг поникло, наклонилось — но тут же снова взмыло вверх. Сам Мстислав, облаченный в мои доспехи, перехватил древко из рук погибшего дружинника и тут же скинул с седла его убийцу — кешиктена в золоченом панцире. Ратибор потерял где-то шлем — видать, сбило саблей — но без него старый воевода выглядел еще более грозно. Седые волосы разметались на ветру, лицо покрыл пот вперемежку с копотью от дыма, а булава взметалась и вновь падала вниз, как кузнечный молот. Я отбивался от двоих всадников одновременно, но еще кое-как успевал крутить головой. Закованные в броню фигуры — стальные и золоченые — рябили перед глазами, сливаясь в одно тысячерукое и тысяченогое создание.

Как отыскать в этой свалке одного-единственного человека?! Не поможет даже «Истинное зрение»…

Я едва успел понять, что произошло. От страшного удара я вылетел из седла, кувыркнулся в воздухе и приложился лопатками об землю, потеряв чуть ли не треть здоровья разом. Но немногим больше повезло и моему противнику. Похоже, в последний момент я все же успел краем глаза заметить угрозу и чуть развернулся. Копье, которое, должно было пробить меня насквозь, лишь скользнуло по пластинам брони, и мы сшиблись телами — страшно, высекая искры из громыхнувшего металла доспехов и с такой силой, что даже кони не удержались на ногах.

Я включил магическое ускорение, но мой враг каким-то чудом успел подняться раньше меня — и ударил снова. Я отмахнулся саблей, перекатился и выпрыгнул вверх, одновременно разворачиваясь с ударом, который не мог не попасть в цель. Но клинок, уже готовый встретить сталь и плоть, лишь с воем вспорол воздух. Противник опять немыслимым образом увернулся — и я увидел прямо перед собой до боли знакомое острие.

Нацеленный в меня Гунгнир.

И глаза. Темные, как ночь над степью. Не испуганные и не злобные — только сосредоточенные и бесконечно усталые. Есугей смотрел на меня из-под шлема — самого обычного, не украшенного золотыми орнаментами, как и помятый и покрытый вмятинами панцирь кешиктена. Хан провернул тот же трюк, что и я, поменявшись доспехами с обычным воином.

И пока я искал его — он сам охотился. Только не на меня, а на князя, чьи латы я носил на плечах. И теперь собирался закончить бой одним ударом.

— Стой! — заорал я, срывая с головы шлем. — Это я, хан!

Узнал. Острие Гунгнира чуть дрогнуло — но все-таки рвануло вперед. Я поднырнул под выпад и стукнул в ответ — не клинком, гардой. Боль прокатилась по руке чуть ли не до плеча, но Есугей отступил, роняя в затоптанную и обгоревшую траву шлем.

— Хватит! — Я отступил на полшага и опустил саблю. — Уводи своих людей, хан!

— Слишком поздно, Антор-багатур.

Голос Есугея прозвучал негромко и глухо, но я все равно услышал его сквозь крики и лязг стали. Сражение уже понемногу превращалось в беспорядочную свалку, но вокруг нас не было никого, будто какая-то таинственная сила образовала круг, не позволяющий обычному человеку мешать схватке двоих Видящих.

— Прекрати!

Я едва успел уйти от очередного удара — хвала богам, Есугей еще не успел привыкнуть к моему оружию. Острие копья скользнуло по наплечнику и лишь чуть оцарапало шею. Но сколько раз он еще промахнется перед тем, как проткнуть меня, как цыпленка?!

— Уходи, хан! — заорал я, отбрасывая саблю. — Еще есть время! Я знаю, как остановить пески!

На лице Есугея на мгновение мелькнуло удивление, потом надежда… Но она снова сменилась обреченной решимостью.

— Прости, — выдохнул он, замахиваясь, чтобы вогнать Гунгнир мне в живот.

Да какого йотуна?! Я не стал уворачиваться. Только раскрыл ладонь — и оружие Всеотца послушалось настоящего хозяина. Древко загнулось вверх, рванулось, выворачивая Есугею руки, и легло в мою ладонь.

— Уходи! — повторил я. — Или мы все тут погибнем. Так ты не спасешь свой народ!

— Что ты задумал?! — Есугей явно готов был наброситься на меня хоть с голыми руками. — Скажи!

— Ты узнаешь, — Я покачал головой, — когда придет время. Просто верь мне, хан. Пески еще можно остановить.

Сработало?.. Похоже, да — Есугей не стал бы признанным вождем сотен булгарских племен, если бы не умел взять себя в руки. Отступление подарит его людям еще хотя бы несколько недель. Но если я убью его сейчас, вся эта орда — а за нею и идущие с юга следом женщины и дети — погибнут. Даже если мы в итоге проиграем битву, без хана им все равно конец. Междоусобица и голод прикончат булгар куда быстрее, чем пустыня или мечи склафов.

— Да будет так. — Есугей склонил голову. — Судьба моего народа в твоих руках, Антор-багатур.

Похоже, у них с багатурами имелось еще и что-то вроде телепатической связи. Есугей не издал ни звука, и я не видел, чтобы он отдавал какие-то приказы жестами — но со всех сторон послышались короткие гортанные крики.

Булгары отступали. Отходили назад за реку. Все так же падали под стрелами и висли на кольях, но уже не пытались сражаться. Лучники разворачивали коней, а кешиктены прорывались обратно к полю, почти не встречая сопротивления. Дружинники вокруг удивленно крутили головами и без приказа опускали мечи, позволяя врагам уйти, будто бы из них всех разом вынули батарейки. А сам Есугей исчез, растворившись в стальном потоке, что огибал меня с обеих сторон.

Бой за Вышеград закончился. Наверное, победой — только почему-то вместо радости я почувствовал только такую усталость, словно каким-то чудом загнал зеленую шкалу даже не в ноль, а в глубокий минус.

Но перед тем как опуститься на землю, я успел поймать на себе взгляд Ратибора. Не грозный, даже не недовольный — просто недоверчивый и растерянный, как у обиженного ребенка.

Глава 38

— А я говорю — не надобно нам ни в Червень, ни в Товир бояр посылать! — снова раздалось с купеческих столов.

— А в Уром? — поморщился Мстислав.

— И в Уром не надобно, княже! — Третьяк на мгновение смолк, но когда остальные одобрительно зашумели, заговорил снова. — Дались они тебе! Сами-то и знать, поди, не знали, когда к нам булгары пожаловали — а ты их оборонять хочешь… Князь-то червенский, Ярослав, тебе кто? Не брат и не сват! Разве не помнишь, как он тебя собакой величал, когда у них за землю спор вышел, а ты…

— Помню. — Мстислав чуть сдвинул брови. — Верно ты, Третьяк, говоришь. Нет у меня с Ярославом большой дружбы. Да только разве сдюжим иначе? Разве отстоим землю скловенскую? Ушли булгары — да снова вернутся, и их против вчерашнего вдесятеро будет. Сам ведь сказку про прутья да метелку знаешь. Ежели вместе встанем — прогоним булгар, хоть сколько их придет. А ежели по одному — всех хан и передавит, как кот мышат неразумных.

— И пущай давит! — взвился козлобородый Путята. — Мне что до Червеня, что до Товира с Уромом дела нет! А ежели булгарин опять сюда сунется — так мы ему еще раз по лбу…

— Мы… Уж ты-то, Путята, точно первый побежишь, — усмехнулся Ратибор, — хану булгарскому по лбу стучать. Не иначе и вчера ты всех победил да разогнал…

Путята злобно сверкнул глазами в сторону воеводы, но благоразумно промолчал.

— Вот умный ты мужик, Путята, а все одно — дурак, — вздохнул Мстислав. — Булгарин как всех других подомнет — так снова здесь и будет, да и сил уж столько наберет, что никак уж его не одолеешь. Прашна сильна, да далече больно, за лесами да горами, а на этих землях Вышеград испокон веков над другими городами старшим был. Кому братом, а кому и отцом родным. Может, забыли дружбу князья, да если позову вместе врагов бить — глядишь, и придут.

— Кто придет, а кто и нет. — Третьяк покачал головой. — А кто еще и воду мутить будет — дескать, а с чего нам за Мстиславом Радимичем в бой ходить? Уж не удумал ли он над нами всеми единолично княжить?.. Поди, еще и такие сыщутся, что сами войско вести пожелают. А ты такое разве стерпишь, княже?

— Стерпел бы, — буркнул Мстислав. — Я не за почет, а за народ скловенский биться желаю… Да разве кто из князей достойнее? Разве не мне на роду написано над ними старшим быть?

— Тебе, княже! И ничего в том дурного нет, что меж князей один над всем будет. Так завсегда проще и дружину собрать, и торговые дела решить, — отозвался Третьяк. — Да только разве Ярослав червенский тебя разве послушает? Удавится скорее, чем под Вышеградом ходить будет!

— Да и пущай давится, меньше лаяться, собака, будет. — Мстислав поморщился и сложил руки на груди. — А ты чего скажешь, Ратибор Тимофеич?

— Я? А чего тут скажешь? — Вопрос явно застал воеводу врасплох. — Почем мне знать, княже? Вот ежели сразу бы били булгар так, чтобы уж в Вышеград и дорогу забыли — то дело… А теперича оно вот так, ежели не этак…

Ратибор покачал головой и снова посмотрел на меня. Не с осуждением, не сурово — просто непонимающе. Похоже, он даже в бою успевал приглядывать за мной и видел, как мы с Есугеем?.. Хотя что он вообще мог разобрать в такой свалке среди шума? Я сшибся с каким-то всадником в доспехах обычного кешиктена, потом мы сцепились пешими, я отобрал у него копье…

И не убил. Но булгары все равно развернулись и ушли. Уж не это ли вызвало у старого воеводы такое недоумение? Не знаю, стал ли он рассказывать князю, но сам явно не понял. Ратибор едва ли признавал для бесед с булгарами хоть какой-то язык, кроме языка оружия. Когда Есугей скомандовал отступление, он и сам перестал размахивать булавой, а теперь, похоже, корил за это себя… и меня заодно. Для него вчерашний бой наверняка выглядел всего лишь упущенной возможностью покончить с грозным врагом раз и навсегда.

— Теперича оно вот так, ежели не этак, — с тоской повторил Мстислав. — А ты, ярл? Скажешь чего?

— Не скажу. — Я покачал головой. — А чего думаю, княже, то и сам не хуже моего знаешь.

Мстислав сердито поджал губы, но промолчал. Мы уже не раз успели обсудить это наедине, но говорить о союзе с булгарами на вече не отважился бы даже я. Слишком уж… В общем, слишком. Так что моя роль на этом сборище многомудрых бояр, купцов и дружинников в итоге сводилась к поеданию пирогов и к запиванию их медовухой. Разумеется, я обеими руками поддерживал идею объединения с ближайшими городами, но далее наши взгляды с князем… несколько расходились. Так что я предпочел отмолчаться. Как известно, иногда лучше жевать, чем говорить.