Вот это номер… Неужели йотунова железка так быстро вправила воеводе мозги. Или он с самого начала не собирался доверять ее мне? Ничего подобного я, разумеется не предвидел… но не отбирать же осколок силой. Потом. Никуда не денется, а пока пусть…
Прямо над ухом вдруг скрипнуло так, что я едва не оглох.
— Жива-матушка… Ожил, проклятый!
Гридень — тот самый, который зацепился за остатки шатра — шагнул назад, бестолково пытаясь нащупать висевшие на поясе ножны. Следом за ним попятились и остальные. А я просто стоял и смотрел, как гигантская фигура за спиной Ратибора медленно поднимает обломанный деревянный меч.
Глава 48
Оружие Руевита опустилось на латный наплечник и разлетелось в щепки. Только броня и спасла Ратибора от неминуемой смерти. Он охнул и повалился на землю, а внезапно оживший Руевит вскинул вторую руку. Деревянное копье проткнуло стоявшего поблизости гридня насквозь. И только когда его окровавленное острие вышло у парня между лопаток, к нам вернулась способность двигаться. Я без лишних раздумий размахнулся и вогнал Гунгнир Руевиту прямо в лоб — прямо под общий для всех семи лиц шлем. Волшебное копье вонзилось в дерево чуть ли не по середину, но чудовище будто бы и не почувствовало удара, в который я ухнул половину внутреннего резерва.
Все четырнадцать глаз идола одновременно вспыхнули алым огнем, и он двинулся на меня, на ходу, срывая с пояса еще один меч.
Как такое вообще возможно?! Оружие Руевита — часть его тела! Это же просто один большой кусок дерева!
Оживший бог в принципе не мог двигаться, сгибая суставы — но все же двигался. При каждом шаге от него отлетала целая куча щепок, но он переставлял сапожищи и пер вперед, затаптывая замешкавшихся гридей. Ратибор каким-то чудом вывернулся из-под гигантской стопы, поморщился, перехватил булаву левой рукой и с размаху опустил ее туда, где у Руевита должно было быть колено.
Бесполезно. Засохшее дерево застонало под стальными шипами, но идол даже не покачнулся — и тут же ударил в ответ. Ратибор кое-как отвел выпад в сторону, но копье нашло другую жертву. Проткнув еще одного гридня, Руевит подбросил его в воздух на три моих роста и, снова поймав острием, обрушил на землю. Тот сразу же перестал кричать — зато остальные заорали хором, разбегаясь в разные стороны.
— Стой! — заорал Ратибор. — Куда, сучьи дети?!
Но на этот раз не сработал даже авторитет воеводы. Гриди без страха пошли бы за ним в бой хоть против стотысячной армии булгар, но сейчас дрогнули. Их оружие не могло причинить и малейшего вреда ожившему деревянному богу, и он продолжал убивать. И самым страшным были даже не его пылающие демоническим огнем глаза и нечеловеческая сила, а то, что Руевит проделывал все это в абсолютном молчании. Его Убийственно точные движения сопровождал только зловещий деревянный скрип.
Когда Руевита копье нашло еще одну жертву, Ратибор взмахнул булавой и переломил древко почти у самого кулачища идола, но тот тут же рванул с пояса еще один меч и, похоже, стал только опаснее. Разгневанный и молчаливый бог отшвырнул закованного в латы воеводу, как игрушку, и взмахнул обеими ручищами, насаживая на деревянные клинки двух гридей одновременно. Я вернул Гунгнир и, крутанувшись на месте, рубанул им, как топором. Заряженное острие ударило Руевита в запястье, и оно взорвалось щепками. Но тот будто и не заметил. Лишившись меча вместе с рукой, он просто принялся орудовать обрубком, как дубиной — и я едва увернулся от удара, который запросто расколол бы мне череп.
— Отходим! — заорал я. — Назад, к берегу.
На песке мы даже не могли убежать от деревянного гиганта, который чуть ли не вдвое превосходил ростом даже Йорда. На пять моих шагов Руевит делал один, и успел прикончить еще двоих гридей прежде, чем мы добрались до деревьев. Но и там легче почти не стало — во всяком случае, мои надежды, что идол не сможет уйти далеко от капища, не оправдались. Огромные сапоги Руевита все так же громыхали за спиной, он без особого труда крушил стволы и ветви, продираясь сквозь заросли, и, похоже, был готов гнать нас хоть до самого Вышеграда. Я еще дважды швырял в него Гунгнир, целясь в глаза, но их все еще оставалось слишком много. Волшебное копье без труда вспарывало старое дерево, но мне никак не удавалось нащупать у Руевита уязвимое место. Какой-нибудь энергетический центр… да и был ли он вообще у идола, приводимого в движение одной лишь волей недоброго и мстительного бога? Едва ли. Мы сражались с марионеткой, а кукловод дергал за ниточки где-то очень далеко отсюда.
— Беду накликали, боярин! — прохрипел кто-то прямо мне в ухо. — Осерчал Руевит. Всех в речку загонит — да там и утопит!
Запыхавшийся гридень уже потерял щит и выбросил шлем, а сейчас расстегивал пояс, чтобы тяжелые ножны не мешали бежать. Я не стал ругаться — все равно обычное оружие против Руевита бесполезно. Но мое может если не прикончить его, то хотя бы немного задержать.
Разворачиваясь, я увидел, как выскочивший неведомо откуда Ошкуй швырнул в Руевита зажженный факел. Вряд ли он сам рассчитывал на подобный эффект, но сухое дерево тут же вспыхнуло. Ободренный успехом скальда, я бросился вперед, ухнув весь остаток синей шкалы в Гунгнир, размахнулся, чтобы подрубить идолу ноги.
Но тот продолжал сражаться, даже превратившись в ходячий факел. Острие копья врезалось в обрубок руки Руевита, застряло, дернулось — и через мгновение вдруг швырнуло меня на землю, будто взбесившись. В глазах потемнело, и я отчетливо услышал, как что-то внутри моего тела хрустнуло, переламываясь. Все три шкалы грохнулись на половину одновременно, интерфейс высыпал целый ворох дебаффов, и я не смог призвать копье обратно. Все, на что меня хватило, это выплюнуть изо рта кровь и чуть отползти в сторону. Похожий на ходячий факел Руевит шагнул ко мне, занося меч, и я уже приготовился отправиться к Хель, когда между мной и разгневанным божеством метнулась огромная фигура.
Йорд отшвырнул бесполезную секиру и обхватил Руевита поперек пояса, не подпуская ко мне. Волосы на его голове тут же вспыхнули и рисе заревел от боли. Я видел, как зеленоватой коже вздуваются и лопаются волдыри. Йорд буквально горел заживо, но не выпускал врага. Под кольчугой заходили ходуном огромные мышцы, и одна нога Руевита оторвалась от земли — а за ней и другая. На мгновение мне показалось, что Йорд совладает, справится с немыслимой тяжестью, поднимет полыхающего идола и бросит, расколов на угольки…
Но даже потеряв опору, Руевит ничуть не утратил своей смертоносной мощи. Рука, державшая меч, осталось свободна, и идол размахнулся. Горящий клинок пробил кольчугу и с шипением погрузился в плоть по самую гарду. Вынырнул обратно — и снова ушел в тело Йорда. И еще раз. И еще. После четвертого удара деревянное лезвие сломалось, оставшись в ране. Сапоги Руевита с грохотом ударились о землю, высекая искры, а Йорд, наконец, выпустил его и попятился назад. Перед тем, как упасть, он успел развернуться и шагнуть ко мне.
— Антор! — На глазах рисе выступили слезы. — Антор жить! Йорд сдержать… слово…
Гигантские пальцы потянулись ко мне и, не достав совсем немного, дрогнули и сжались, загребая землю.
Я поднялся на ноги. Одному Всеотцу известно, чего мне это стоило — боли я не чувствовал, но целая гора, придавливавшая меня к земле, никуда не делась. Даже самое простое движение нещадно выжирало зеленую шкалу, а вместе с ней и синюю. Кажется, это и называется «держаться на морально-волевых». Я вытянул руку, и Гунгнир послушно ткнулся древком в ладонь, выпорхнув из-под каких-то веток и подняв в воздух целый сноп искр.
Руевит не только полыхал сам, но и успел поджечь уже чуть ли не целую оконечность острова. Ветви деревьев вспыхивали, с треском выбрасывая в серое небо языки пламени, и со всех сторон на меня летели крохотные угольки вперемешку с пеплом. Я не видел ни одного из своих спутников, но все еще слышал крики. Кто-то из гридей пытался спрятаться на берегу, кто-то наверняка отважился сунуться в реку… а кто-то горел заживо.
Сражаться с Руевитом остался только я. Один, посреди пламени, постепенно превращавшего Залит-остров в какой-то филиал Муспельхейма — мира огненных великанов.
— Давай! — выдохнул я, нацеливая на Руевита острие копья. — Иди сюда.
Мне удалось срубить горящий меч, но идол даже не сбавил шага. Время работало на меня — через несколько минут он в любом случает превратится в кучу углей… но эти самые минуты мне еще предстояло прожить. Поднырнув под гигантский кулак, я перехватил Гунгнир за самый кончик древка и вогнал острие прямо в распахнутую пасть одной из резных личин.
Руевит навис надо мной огромным ходячим костром. Ему тоже пришлось несладко — огонь сожрал чуть ли не половину деревянного тела, и громадные ручищи колотили по копью всего в нескольких ладонях от меня, но уже не могли ни дотянуться, ни хотя бы отбить Гунгнир в сторону. Глаза слезились, волосы и борода вспыхнули от струившегося от Руевита жара, но я держал. Держал, даже когда мои сапоги заскользили по земле, а древко копья под изогнулось под ладонями, как лук. Я вливал в острие последние остатки духа — но не меньшая сила хлестала и навстречу. Кукловод, управлявший разваливающимся идолом, щедро делился с ним своей мощью, и струившееся по Гунгниру первозданное пламя раскаляло копье чуть ли не до красна.
И в столкновении воли, в схватке двух равных… почти равных сил первой сгорела тонкая перемычка. Не выдержало даже то, что создавалось карликами-цвергами для самого Отца Богов и Людей. Древко Гунгнира переломилось пополам, а застрявшее в пасти Руевита острие разлетелось на части, разом отрывая половину обугленных морд. Один из осколков хлестнул меня по лицу, чудом не выбив глаз, и я отлетел на десяток шагов.
Все. Конец.
Я не мог даже пошевелиться. Руевит медленно двинулся ко мне, на ходу роняя на землю целые куски деревянного тела. Он потерял сначала одну руку, а через несколько мгновений и вторую — по локоть. За ней подломилась нога, и идол только чудом не упал. Он уже догорал — но все-таки шагал вперед на остатках конечностей.