Думается, что под влиянием этих культурных тенденций, столь негативно очерченных Стасовым, находился и Андрей Белый, когда называл свои первые произведения — «на уистлеровский манер» — «симфониями»[1708].
В то же время необходимо подчеркнуть, что русский символист изначально придерживался понимания «симфонизма», далекого от собственно уистлеровского, но напоминающего Уистлера в мистической интерпретации Гюисманса.
Французский романист в финале статьи сопряг ориентацию Уистлера на переход «границы живописи» с именем Поля Верлена. Андрей Белый в статье «Формы искусства» (1902) также цитировал эпохальные строки Верлена:
Нам понятно, наконец, полусознательное восклицание Верлена:
De la musique avant toute chose,
De la musique avant et toujours.[1709]
В этой статье, имевшей «значение философско-эстетического манифеста»[1710], Андрей Белый декларировал: «Нам понятно противоположение между музыкой и всеми искусствами, подчеркиваемое Шопенгауэром и Ницше. Нам понятно и все большее перенесение центра искусств от поэзии к музыке. Это перенесение происходит с ростом нашей культуры»[1711].
Подобные суждения, имеющие весьма мало общего с теорией Уистлера, восходят к той эстетической традиции, согласно которой музыка считалась высшим искусством, а ценность поэзии признавалась постольку, поскольку искусство слова манифестировало дух музыки. Потому и в цикле «симфоний» Андрея Белого, как указал А. В. Лавров, «„симфонизм“ призван был способствовать конкретному обнаружению метафизических начал в фактуре „музыкально“ ориентированного текста: апелляция к музыке — искусству эмоционально отчетливых и ярких, но иррациональных ассоциаций — предстала в художественной системе Белого коррелятом сферы потустороннего, сверхреального, переживаемой, однако, как главный, важнейший компонент видимой, чувствуемой и изображаемой реальности»[1712].
«Нужно было обязательно не читать Данта»(неизвестный экземпляр «Божественной комедии» из библиотеки Блока)
У нас в России жертвой этого сластолюбивого невежества со стороны не читающих Данта восторженных его адептов явился не кто иной, как Блок:
Тень Данта с профилем орлиным
О Новой Жизни мне поет…
Ничего не увидел, кроме гоголевского носа!
Дантовское чучело из девятнадцатого века! Для того, чтобы сказать это самое про заостренный нос, нужно было обязательно не читать Данта.
Непримиримое отношение Мандельштама к романтическому образу Данте распространилось и на Блока. Строк о «Тени Данте с профилем орлиным» он не мог простить поэту и через четверть века после его «Равенны» (1909).
Мне известен только один поэт, который обязательно не читал Данте, — это Петрарка. Он уверял Боккаччо, что намеренно не читает поэму Данте, ибо опасается подпасть под его влияние. Боккаччо в ответ на это собственноручно переписал все три кантики «Комедии» и подарил книгу своему другу (этот кодекс из библиотеки Петрарки — между прочим, с его пометами на полях, вопреки его уверениям, — хранится в настоящее время в Ватиканской библиотеке)[1715].
Из Описания библиотеки Блока известно, что у него была «Новая жизнь» Данте в переводе М. И. Ливеровской (Самара, 1918)[1716], французский перевод полного текста «Комедии» (Paris, s. а.) — обе книги без помет — и одно русское издание — «Ад» в переводах русских писателей[1717] с карандашными пометами, которые перечислены в указанном справочнике[1718]. По большей части они относятся к «Объяснительным статьям», помещенным в конце (главным образом к главе «Жизнь и произведение Данте» из книги Томаса Карлейля «Герои и героическое в истории» в переводе В. И. Яковенко)[1719], а в самом тексте «Ада» подчеркнуты только строчки из IV песни, которую Мандельштам назвал «цитатной оргией». Укажем отмеченные Блоком стихи (в Библиотеке указаны только страницы и строчки книги): Ад IV, 27–28; 61–63; 84 и 149–150.
Среди позднейших приобретений Пушкинского Дома есть еще одно русское издание «Ада» из библиотеки Блока: Данте Алигьери. Божественная комедия. Ад / Перевод В. В. Чуйко; Со вступительною статьею о жизни и произведениях автора; С 68 рисунками французских художников. С.-Петербург. Издание книгопродавца В. И. Губинского, 1894-XXIV, 207 с., шифр (941/155)[1720]. На форзаце этого экземпляра — владельческая надпись и дата рукою Блока, черными чернилами. К сожалению, при реставрации книги правое поле листа было срезано, и дата теперь читается не полностью: 22 XII 190>, видна только нижняя часть последней цифры, фрагмент косой черты; таким росчерком могли быть написаны цифры 1, 3, 4, 5, 7 или 9. Таким образом, 1900, 1902, 1906, 1908 годы исключаются. В «Записных книжках» Блока (Книжка Первая. Сентябрь 1901 — июль 1902) приводится список книг, купленных им в 1901–1902 годах. Среди них упомянута и «Божественная комедия», но о каком издании идет речь, он точно не помнит и помечает в скобках со знаком вопроса: «издание Глазунова?»[1721]. Так что и эта запись не помогает нам установить точную дату приобретения книги.
В книгу вклеена Программа цикла публичных лекций «О Данте» профессора Петербургского университета Ф. А. Брауна[1722], которые он читал 27 ноября и 4, 11, 18 декабря в Тенишевской аудитории (см. Приложение), год не указан[1723]. Как соотносится эта программа с датой приобретения книги, поставленной на форзаце, тоже не ясно.
В этом экземпляре помет значительно больше; они состоят из горизонтальных подчеркиваний в тексте и вертикальных отчеркиваний на полях простым карандашом (и, соответственно, отмечаются далее: подч. и отч.). Пометы относятся к первым четырем песням «Ада» в прозаическом переводе В. В. Чуйко. Привожу их перечень так же, как это сделано в Библиотеке, то есть по номеру страницы и номерам строк на странице, но в конце каждой песни указываю, каким стихам данной песни они соответствуют, например: Ад I, 121–123, Ад II, 35 и т. д. Цитаты приводятся в новой орфографии, но с сохранением пунктуации оригинала.
Песнь первая.
с. 5: строки 23–25 подч.
с. 7: в примеч. 10, строка 3 — исправлена карандашом опечатка в латинской цитате из Апокалипсиса, в слове «man» зачеркнута буква «а» и исправлена на «о»: Desiderabunt mori, et mors fugiet ab eos (Откр. 9: 6: «пожелают умереть, но смерть убежит от них»).
Ад I, 121–123
Песнь вторая.
с. 10: строка 27 подч. слово «безумием»;
с. 11: строка 4 подч. слова «твоя душа заражена страхом»; строки 11–15 отч.; строки 18–28 подч.;
с. 12: строки 6–8 отч.; 12–13 подч.; 14–15 подч. и отч. двумя чертами; строка 19 — в слове «Люции» «ц» исправлено на «ч» (надписано сверху карандашом); в строках 23–25 подч. со слов «почему бы не» и до конца терцины; 26–28 отч. Приведу отмеченные Блоком строки полностью, так как это же место (ст. 103–108) подчеркнуто простым карандашом в итальянском экземпляре «Комедии» — на с. 53 (см. ниже): «почему бы не / поспешить тебе на помощь тому, который так горячо тебя любит, / что покинул ради тебя пошлое стадо? / Неужели не слышишь ты его жалобных стонов? Неужели не / видишь ты, как он борется против смерти около реки, в срав- / нении с которой морские бури — ничто?».
с. 13: в строках 7–8 подч. слова «и предостерег / тебя от дикого зверя, остановившего тебя»; 13–14 отч.
с. 14, отч. примеч. 7: «Речь идет о Рахили, дочери Лавана и жене патриарха Иакова. Она является символом созерцательного настроения; поэтому понятно, что Данте помещает ее рядом с Беатриче, эмблемой теологии»[1724].
Ад II, 35; 44; 52–57; 61–72; 82–84; 88–89; 91–93; 97; 103–105; 106–108; 119–120; 124–125.
Песнь третья.
с. 15: в строках 4–5 подч. слова «и первой / любви».
с. 16: строки 5–7 отч.; 11— подч. слова «в пределы таинственной бездны»; 13 — подч. слова «Поэтому я заплакал»; 22–23 — подч. слова «без порицания, но и / без похвалы»; строки 24–29 отч.
с. 17: строки 1–3 подч.; 16–17 — подч. слова «одинаково противны как Богу, так и его / врагам»; 18 — подч. слова «никогда не были живыми».
с. 18: в строках 4–5 подч. слова «в вечный мрак, в холод и / жар»; строки 27–30 отч. двумя чертами, в строке 27 подч. слова «Словно листья, осеннею порою падающие один за другим».
с. 19: в строках 15–16 подч. слова «и в темном / воздухе вспыхивали отблески красноватого света»; в примеч. 1 в строке 9 подч. слова «спасти Флоренцию от анархии».