«Есть девять замков у отца,
Известных всей округе.
Прекраснейший из девяти
Моя любимая получит.
Лишь подожди восхода звезд
И примешь замок лучший:
Лишь подожди, чтоб этот свет
Был скрыт вечернею рукою,
Мы под мерцаньем звезд во тьме
Прокрадемся с тобою!» —
«Во тьме? Во тьме? Нет, не во тьме?
И под мерцаньем звезд? Что это?
О Генри, полдень был, когда
Ты мне давал обеты!
И в полдень пусть ведет меня
От материнской двери милый,
Чтоб дети в белом на пути
Кричали что есть силы!
Чтоб музыканты впереди
Толпились, весело играя,
Чтоб дети в снежно-белом шли,
Вокруг цветы бросая.
Тогда, любовь, и я пройду, —
На черных косах жемчуг дужек —
Средь наших статных молодцов
И розовых подружек».
Вяч. Иванов и Вл. Соловьев(Заметки к проблеме понимания мистического дискурса)
При описании в рамках проекта «Реконструкция архива Вячеслава Иванова»[800] рукописей ранних стихотворений поэта, никогда не появлявшихся в печати, одно из них настоятельно привлекло мое внимание. Мне показались до крайности интересными встающие вокруг этой пьесы и за нею вопросы, сцепление которых я сейчас попытаюсь обрисовать.
Прежде всего, рассмотрим текст, о котором зашла речь. Мне известны три его рукописных варианта[801]. Приведу все три; в этой публикации неинтересной представляется задача установления «дефинитивного текста» — полагаю, что важнее сообщить читателю сейчас (как, впрочем, и почти всегда) многослойный текст, отражающий все доступные нашему наблюдению колебания авторской воли — и устойчивые узлы замысла (можно было бы выстроить три источника текста в хронологическую цепочку, но мне кажется, что этот порядок оказался бы на сегодня всего лишь гадательным).
Начнем тем не менее с варианта, который может представляться более поздним, нежели два другие:
КЕЛЬНСКИЙ СОБОР
Я Бога ждал, в восторге замирая…
И мнилось мне, то был небесный сон:
В цветных лучах струился отблеск рая
Средь радужных колонн.
То в синей мгле, то в пурпуре восхода
Был сонм святых; в таинственной красе
Молитвенно неслися стрелки свода —
И Бога ждали все…
И сладостно органа гимн призывный
Пел в вышине, где теплилась звезда,
И лик святой, далекий, кроткий, дивный
Увидел я тогда…
Она, она! как человека гений
Ее создал, увидев в вещем сне…
Она летит с младенцем средь курений
В соборной вышине.
Она летит от нас и льет безмолвно
Таинственную реку из очей;
Я жадно пью те сладостные волны
Из голубых лучей…
Но все бледнее светит образ чистый,
Как догорает вечером заря;
Лишь голубых одежд отсвет сребристый
Блестит близ алтаря.
Звучит мольбой органа гимн призывный,
И сонм святых зовет ее назад,
И вслед ея вознесся непрерывный
Колонн и сводов ряд…[802]
Перед нами — чистовой автограф без помарок, аккуратный «официальный» почерк, парадная плотная лощеная бумага. Точно так же выглядят и все прочие стихотворения этой единицы хранения, которая представляет собою, собственно говоря, беловой автограф своего рода рукописного сборника стихотворений (достаточно большого, более пятидесяти листов; вероятно, он дошел до нас неполным — в нем нет титульного листа и, возможно, каких-то других частей); сборник перебелен на специально заготовленной бумаге (полулисты дорогой писчей бумаги сфальцованы в двойные четвертушки, которые не сшиты между собой и не вкладываются одна в другую; текст располагается только на лицевых, нечетных страницах, каждое стихотворение начинается на новой странице со спуском). Сборник включает в себя произведения 1885 — начала 1890 г. — что свидетельствует о том, что поэт считал «Кельнский собор» достойным войти в непростую композицию мыслимой книги[803].
Вот другой вариант, если не более ранний, то, во всяком случае, отражающий работу автора над текстом:
В ГОТИЧЕСКОМ СОБОРЕ
Я Бога ждал, в восторге замирая…
И мнилось мне — то был небесный сон —
Меняя цвет, [к нам б] мерцал нам отблеск рая[804*]
Средь радужных колонн[.][ — ]…
То в синей мгле, то в пурпуре восхода
Был сонм святых; в таинственной красе,
Молитвенно неслися стрелки свода…
И Бога ждали все…
И сладостно органа гимн призывный
Пел в вышине, где теплилась звезда…[805]
И лик святой — далекий, кроткий, дивный —
Увидел я тогда…
Она, она — как человека гений
Ее создал, увидя в вещем сне (*)![806*]
Она летит с Младенцем средь курений
В соборной глубине.
[От нас летя, таинственный и полный
Она лиет источник из очей;
Я жадно пью те сладостные волны
Из голубых лучей…][807*]
Летит от нас, и сладостный и полный
Она лиет источник из очей;
Лазурные текут, струятся волны
Таинственных лучей…
Но вдалеке бледнеет образ чистый,
Как вечером туманится заря;
Лишь голубых одежд отсвет сребристый
Горит близ алтаря…
Звучит мольбой органа гимн призывный,
И хор святых зовет ее назад,
И вслед за ней вознесся непрерывный
Колонн и сводов ряд…
*
О, где же вы, Мадонна и Спаситель?
Веков иных развеян фимиам;
Без трепета вступает праздный зритель
В осиротелый храм!
Вся правка, судя по чернилам и почерку, сделана после того, как это и соседние стихотворения были аккуратно переписаны при очередной попытке составить сборник, объединяющий стихи разных лет, — в данном случае произведения датируются 1884–1891 гг. Перед нами снова беловые парадные автографы, составляющие некоторое содержательное единство, во всяком случае, объединенные авторским жестом, единовременностью тщательного перебеливания: чернила; старательное письмо; каждая пьеса — на отдельном полулисте писчей бумаги одного сорта и размера (только одно, более длинное, стихотворение расположено на двойном листе); каждое стихотворение завершается чертой-отбивкой[809].
Наконец, третий автограф:
КЕЛЬНСКИЙ СОБОР
Я Бога ждал, в восторге замирая…
И мнилось мне, то был небесный сон:
В цветных лучах струился отблеск рая
Средь радужных колонн.
*
То в синей мгле, то в пурпуре восхода
Был сонм святых; в таинственной красе
Молитвенно неслися стрелки свода
И Бога ждали все…
*
И сладостно органа гимн призывный
Пел в вышине, где теплилась звезда,
И лик святой, далекий, кроткий, дивный
Увидел я тогда.
*
Она, она! как человека гений
Ее создал, увидев в вещем сне…
Она летит с младенцем средь курений
В соборной вышине.
*
Она летит от нас и льет безмолвно
Таинственную реку из очей;
Я жадно пью те сладостные волны
Из голубых лучей.
*
Но все бледнее светит образ чистый,
Как догорает вечером заря;
Лишь голубых одежд отцвет сребристый
Блестит у алтаря.
*
Звучит мольбой органа гимн призывный;
И сонм святых зовет ее назад <,>
И вслед ея вознесся непрерывный
Колонн и сводов ряд <…>
*
[О, где же вы, мадонна и Спаситель[810*]
Веков иных рассеян фимиам<;>
Без трепета вступает праздный зритель
На сей раз мы имеем дело с настоящей книгой стихотворений — перед нами альбом, парадный ледериновый переплет, фабричный: золотом и серебром тиснуты большие уголки и псевдошнуры; муаровые форзацы; золотой обрез. Толстая лощеная бумага, не