69, реж. Велько Булайич). Тем не менее если и можно говорить о национальном боснийском кинематографе в рамках Югославии, то это кино документальное[240]. На протяжении предыдущих десятилетий аутентичное направление сараевской документальной школы игнорировалось как социалистическая пропаганда. Альтернативный беспросветному пессимизму, сарказму и натурализму «чёрного фильма» взгляд получил право на рассмотрение историками только сейчас. Но именно этот взгляд выгодно отличает современный боснийский кинематограф на кинокарте Балкан.
Практически все 1990-е в стране снималось только неигровое кино (по причинам, в первую очередь, экономическим). Многие ставшие впоследствии известными режиссёры художественного кино начинали именно в документалистике. Постоянно появляющиеся на фестивалях фильмы из объятой войнами страны заявили о существовании новой кинематографии, что позволило рассчитывать на международную поддержку в производстве игровых картин: первые художественные боснийские картины, в том числе и «Ничья земля», снимались без какой-либо поддержки государства.
Второй особенностью кинематографа Боснии и Герцеговины стало большое количество женщин-режиссё-ров, и, как следствие, – женщин-героинь, представляющих новый взгляд как на войну, так и на возвращение к миру.
Подробно документируя сложный процесс выживания в войне, боснийские кинематографисты пропустили развивавшийся все 1990-е годы процесс так называемой «самобалканизации», то есть эксплуатации образов бедности, разрухи, дикости, насилия, представленных как национальная экзотика. В 2000-е Босния становится флагманом другого процесса – «нормализации»[241], снимая о людях которые учатся жить после войны. Так боснийское кино традиционно противостоит пессимизму «чёрных фильмов».
Тем не менее первый фильм, снятый на территории независимой Боснии, «Идеальный круг» (Savršeni krug, 1997) Адемира Кеновичабыл, конечно, о войне. Немолодой поэт Хамза, сумевший отправить жену и дочь в лагерь для беженцев, сам остаётся в разрушенном Сараево под перекрёстным огнём и взрывами снарядов. В этом хаосе он встречает двух сирот, Адиса и Керима, и начинает бесплодные попытки их спасти – отправить за границу. Хамза не может и не умеет заботится о себе, у него нет сил сопротивляться. Но желание спасти детей заставлять жить дальше. Этот глубоко гуманистический посыл лежит в основе фильма – желание спасти другого, облегчить его страдания оказывается главным стимулом для продолжения жизни, запуская эстафету добра: старики помогают детям, те, в свою очередь, лечат подстреленную собаку.
Босния в этом фильме предстаёт жертвой. Из-за эмоциональной насыщенности и исторической правдивости материала сложно судить об этом фильме как о художественном произведении: страдания слабых, беззащитных детей и животных не могут не тронуть, но когда этим наполнен каждый кадр, можно заподозрить режиссёра в спекуляции (в немецкую овчарку попадает пуля – у неё отказывают задние лапы, дети делают для лап колясочку; когда они пытаются спрятаться от опасности, их выдает скрип колёс – собаку убивают, одного из мальчиков ранят). Кенович часто действует грубо, слишком буквально воздействует на слабые места зрителя. В фильме совсем нет иронии, сарказма, абсурда – всего, что было одной из отличительных черт югославского кино и перешло по наследству национальным кинематографиям. «Идеальный круг», очевидно, рассчитан, в первую очередь, на зарубежного зрителя: боевые действия только прекратились и механизма дистанциирования, чтобы воспринимать фильм, тем более такой эмоционально насыщенный, у боснийского зрителя не выработалось.
В создании сценария к фильму принимал участие Пьер Жалица. Спустя шесть лет он снимает свою собственную картину, в отличие от предыдущего фильма явно обращённую к боснийскому зрителю. «Бикфордов шнур» (Gori vatra, 2003) – трагикомедия о том, как в только оправляющемся от войны городке Темони ждут приезда американского президента. Неуклюжие попытки скрыть коррупцию, криминализацию власти, подготовить самодеятельность, помирить враждующие стороны (в лице боснийских и сербских пожарных) составляют фабулу фильма, но основная задача, с которой должны справиться жители Темони, – научиться жить со своими мертвецами.
Буквально эта тема представлена линией бывшего полицейского Займа, который не может смириться со смертью старшего сына Аднана, постоянно общаясь с его призраком и забыв о втором сыне и дочери. Займ уже слишком стар, чтобы навсегда распрощаться с прошлым и жить настоящим: он пускает газ и взрывает себя вместе с домом, сорвав тем самым приезд президента Клинтона. Но спасение обретает его второй сын Фарук. В финале юноша просит обоих призраков, отца и брата, оставить его на какое-то время, не напоминать о себе и о произошедшем в последние годы. Примириться и забыть необходимо и каждому зрителю картины.
Формально «Бикфордов шнур» отчасти относится к своеобразному типу комедий, повествующих об обыкновенном безумии жителей небольших городков и поселков, живописующих целые портретные галереи странных типов и анекдотические ситуации. Но у этого безумия есть вполне конкретные истоки. Фильм «нормализации» «Бикфордов шнур» представляет собой инструкцию, как решить для себя этические проблемы: как жить с сербами, как жить с теми, кто вернулся из эмиграции, как относиться к Западу и Америке, как относиться к собственной власти, как жить дальше?
Решение, которое принимает Займ, шокирует, но оно оказывается единственно возможным, чтобы выйти из бесконечного круга мести, обеспечить своим детям возможность жить, а не воевать. Он подводит бикфордов шнур к себе как к источнику непреодолимой ненависти, желая предотвратить её распространение.
Между «Идеальным кругом» и «Бикфордовым шнуром» был снят фильм, давший боснийскому кино саму возможность существования. Неожиданный успех дебютной картины Даниса Тановича «Ничья земля», для большинства зрителей так и оставшийся первым и последним боснийским фильмом, который они видели, на первый взгляд является данью политической конъюнктуре или попыткой справиться с чувством вины: в финансировании фильма приняли участие 5 европейских стран, при этом главным обвиняемым в фильме про сербско-боснийскую войну оказывается ООН.
В основе сюжета фильма Тановича лежит идеальная в своей выразительности мизансцена: двое солдат-противников заперты в окопе на ничьей земле под перекрёстным огнём своих и чужих, третий лежит на мине. При излишней наглядности этой ситуации, вскрывающей жестокий абсурд войны, она кажется вполне реалистичной любому зрителю. В замкнутом пространстве окопа солдаты ведут споры развернутыми монологами, решая кто же начал войну? Таким образом, самый важный и самый бессмысленный вопрос для бывших югославов решаются задавать на экране только боснийцы, отвечая неожиданно: во всём виноват западный мир. Боснийцы ждали помощи, как солдаты в окопе, как жители Темони ждали Клинтона[242].
Вытянув счастливый билет – «Оскар», – Данис Танович получает возможность снимать в Европе, и уже следующая его картина «Ад» (L’Enfer, 2005) была встречена критиками весьма прохладно. Ведь если в случае с «Ничьей землей» от режиссёра не ожидали ничего, то от «Ада» ожидали слишком многого. Сценарий фильма написал Кшиштоф Кесьлёвский в соавторстве с Кшиштофом Песевичем как часть трилогии[243], но не успел поставить; Танович был обречён проиграть в сравнении с великим польским режиссёром.
Использование клише европейского интеллектуального кинематографа (мир его фильма составлен из штампов чужих, по большей части французских фильмов), кинематографических вторичных образов, а также аффектированная игра хороших французских актёров (Эммануэль Беар, Кароль Буке, Гийом Кане) – Танович словно снимает ученический фильм по учебнику режиссуры авторского кино. Более того, экранизация сценарной трилогии Кесьлёвского-Песе-вича – продюсерский проект, и ошибкой кажется сам выбор молодого боснийского режиссёра в качестве постановщика фильма по сценарию классика кинематографа. Танович снимает о том, чего не знает – о мире
французских буржуа, а детские травмы, ревность и месть в уютных столичных апартаментах вряд ли могут по-настоящему тронуть того, кто на протяжении нескольких лет видел в объектив кинокамеры только войну. Оттого «Ад» оказался лишён авторского взгляда, личного отношения к происходящему. Кажется, ни материал, ни сюжет по-настоящему не интересуют Тановича, потому также мало интересует он и зрителя.
Пережив творческую неудачу, режиссёр пытается вернуться к военной тематике в «Сортировке» (Triage, 2009), сосредоточив своё внимание на тех, кого война касается чаще всего косвенно в виде невыносимых образов насилия, которые они затем распространяют по всему миру. Хотя действие фильма разворачивается в Курдистане, где фотографы Марк и Дэвид становятся свидетелями страшной практики сортировки в военных госпиталях (где тяжело раненых отбирают и сразу убивают) и в Дублине (где Марк пытается прийти в себя), тема фильма является важной для всех бывших югославских стран. Балканские войны – первые войны в прямом эфире – особенно остро поставили вопрос этики, возможности и необходимости снимать происходящее. Но ни актуальность и близость режиссёру темы, ни отсутствие давления европейской традиции не помогли Тановичу вновь добиться признания международной критики и зрителей – причины его раннего успеха всё же лежали в плоскости политики и международных отношений. Данис Танович представляется скорее крепким профессионалом телевизионного уровня, не обладающим ни авторским стилем, ни кругом интересующих тем и проблем.
Для съёмок следующей картины, «Цирк Колумбия» (Cirkus Columbia, 2010), Данис Танович вернулся на родину. На родину возвращается и главный герой фильма, Дивко, 20 лет проживший в Германии. У него красивая молодая подружка Азра, шикарный «Мерседес» и чемодан марок. Вернувшись, он незамедлительно выгоняет жену Лучию и сына Мартина, два десятилетия проживавших в его доме.