В 1495 году великий князь Александр неожиданно изгнал из Литвы всех евреев. Он опубликовал указ – «жидову с земли вон выбити» и выселил всех евреев из Бреста, Гродно, Трок, Луцка, Владимира Волынского и Киева. Часть литовских евреев ушла после изгнания в Крым и Стамбул, другая часть – в соседнюю Польшу. Через самое малое время после этого Александр стал польским королем, и духовенство тут же предложило ему изгнать евреев и из Польши – по литовскому образцу. «Если хочешь стать апостолом правды, – говорили ему, – вынь меч из ножен, чтобы они, хотя бы и по принуждению, приняли христианство». Но теперь уже польский король поумнел или кто-то заставил поумнеть. Он разрешил евреям вернуться в Литву, позволив им жить «по замкам и другим местам, где перед тем были». Их дома, синагоги, земли и кладбища возвращались прежним хозяевам, им разрешили взыскивать старые долги, они могли выкупать прежнюю свою собственность и евреи снова поселились в Литве.
В шестнадцатом веке переселение евреев в Польшу значительно увеличилось. Да и не удивительно. Реформация побеждала повсеместно. Новым государствам имперские казначеи были не нужны. Они уходили теперь из Чехии, Нижней Австрии, Брауншвейга, Бранденбурга и Италии. Малая часть изгнанников появилась здесь даже с Пиренейского полуострова. Хотя, попав в Польшу, они ненадолго там задержалась. Испанские евреи – сефарды отличались от своих провинциальных польских соплеменников, не только языком – ладино, но и манерами и светским образованием. Они столкнулись с конкуренцией местных евреев – ашкенази, которые, как они уверяли, «хотели съесть их живьем», и многие из них пошли на юг – в Турцию. Но общий приток из Европы был значительно больше, и к концу шестнадцатого века в одной лишь Великой Польше было уже пятьдесят две еврейские общины в городах и местечках. Общины Кракова, Познани, Львова и Люблина считались тогда крупнейшими во всей Европе после общин Стамбула и Венеции. В Познани было две с половиной тысячи евреев. В Кракове – четыре с половиной тысячи. В Люблине – две тысячи. Чем дальше на восток – Луцк, Владимир Волынский, Галич, Киев, тем чаще можно было встретить евреев в городах и местечках, а киевская община даже славилась своей ученостью: «Из Киева, – говорили, – распространяется Тора». Отметим это странный, на первый взгляд, тезис.
Но и здесь в санитарной зоне заметно влияние Реформации. В пятнадцатом и шестнадцатом веках медленно, но неуклонно растет влияние польской шляхты, переродившейся из воинов в прихвостней третьего сословия. Каждый новый закон должен был проходить теперь через шляхетские сеймы, и короли не могли уже постановить самостоятельно «ничего нового». Сеймовые постановления о евреях получили одинаковую законную силу со старыми королевскими грамотами-привилегиями и часто парализовали их действие.
Король Сигизмунд I объявил, что евреи, живущие в шляхетских городах, могут поступать под опеку владельцев-панов и платить им налоги, но в этом случае он, король, лишает их своего покровительства. «Мы обыкновенно не даем своей защиты тем, кто не приносит нам никакой пользы, – заявил король. – Пусть защищает евреев тот, кто извлекает из них пользу». И с этого момента в Польше, как это было и раньше на Западе, евреи стали делиться на королевских и шляхетских.
В шляхетских городах, местечках и имениях евреи были самым деятельным и предприимчивым элементом, и уже не король, а шляхта получала с них пользу. Шляхта основывала на своих землях «частные города» и приглашала туда евреев, освобождая их поначалу от уплаты податей и налогов. Многие евреи переселялись в эти «частные города», там не было конкуренции, и там они успешно занимались импортом и экспортом товаров, в больших количествах вывозили в Западную Европу лес и сельскохозяйственные продукты. Они доставляли панам доход от молочного хозяйства, мельниц, винокурения, содержания шинков, других предприятий и ремесел, а те могли беспечно проводить время в веселых забавах. Так было в Польше, так было и в Литве. Доходило даже до того, что депутаты от шляхты грозили сорвать очередной сейм, если евреи будут обложены дополнительными налогами, а во времена междуцарствий шляхта брала евреев под свою защиту и заявляла, что «причинившие им вред» будут наказаны. Когда на одном из сеймов магистр философии Себастиан Мичиньский стал агитировать за изгнание евреев из Польши, а его сторонники провозгласили его «апостолом правды», большинство депутатов называли его «смутьяном» и нарушителем общественного спокойствия.
Третье сословие в санитарном кордоне, в Литве и Польши было настроено враждебно к своим недавним контролерам и учителям – евреям, но пока еще не располагало политической силой. Это были преимущественно выходцы из той же Европы, переселившись в Польшу вместе с евреями, они перенесли туда свои традиции и свои предрассудки. Многих из них были очевидцами, а то и участниками погромов в немецких, чешских и австрийских городах. Они постоянно сталкивались с евреями в сфере торговли, ремесел, банковских операций, и это обостряло их отношения. У евреев было экономическое превосходство в зоне переселения. Благодаря привилегиям, которые они получали от королей, а, кроме того, благодаря притоку свежих сил из Германии, Чехии, Испании, Италии и других стран. У этих новых поселенцев были связи со своими общинами в самых отдаленных странах, и это давало возможность торговать в широких масштабах. Шляхта тут же оценила опыт евреев и их возможности и невольно стала их союзником против городского мещанства.
Когда в Познани сгорел при пожаре старинный подлинник грамоты Казимира Великого, то Казимир IV Ягеллон тут же подтвердил прежние еврейские привилегии и даже выдал им особую грамоту с таким демонстративным заявлением: «Мы желаем, чтобы евреи, которых мы особенно охраняем ради интересов наших и государственной казны, почувствовали себя утешенными в наше благополучное царствование». Немедленно вслед за этим краковский архиепископ Олесницкий написал королю: «Не думай, что в делах религии христианской ты волен постановлять все, что тебе вздумается. Никто не велик и не силен настолько, чтобы ему нельзя было воспротивиться, когда дело касается веры. А потому прошу и умоляю твое королевское величество отменить упомянутые привилегии и вольности. Покажи, что ты – государь католический, и удали всякий повод к бесславию для твоего имени…» Жреческая каста, надеялась вернуться во власть на гребне Реформации. Королю грозили муками ада за покровительство евреям. Когда поляки были разбиты Тевтонским орденом, духовенство объявило это Божьим наказанием за ту же самую королевскую вину, Казимир IV отменил еврейские привилегии, «противные Божьему праву и земским уставам». Уже к концу пятнадцатого века евреям запретили владеть земельной собственностью вне городов, их ограничивали в торговле и в занятиях ремеслами, и с этого времени их благосостояние стало ухудшаться.
Пятнадцатый век стал временем начала раскола Веры. Реформация или Великое Преображение вынудило каждого вновь владыку вновь образованного государства, искать опору в собственной идеологической базе. У каждого своя вера! Такой девиз стал опорой сепаратизма. В разных странах возникают всевозможные секты, которые отрицают старые обряды, догматы и иерархию. Знаменитый Афонский монастырь в Греции был в те времена становиться центром движения монахов отрицательно относящихся ко всякой обрядности. Афонские монахи разносили свое учение по всему Востоку. Основная борьба велась против обряда. Но всякое движение на восток разбивалось о границы Руси.
Проникновение на Русь все-таки отмечалось. Сначала объявился в Ростове Великом некий Маркиан, «зело хитр в словесах и в писании книжном коварен». Он восставал против поклонения иконам, считая их идолами, и своими доводами поколебал многих, в том числе даже бояр и местного князя. Из рук в руки ходили по всей России разные сочинения, в которых утверждалось преимущество содержания «над обрядностью и обличалась бесплодность обряда самого по себе, обряда неосмысленного». Верующие – в основном, монахи – отпадали в разные ереси, с которыми церковь беспощадно боролась.
В Пскове появляется ересь «стригольников». Стригольники считали, что все священство «во зле лежит», потому что берет пошлины и подарки при посвящении в священники, и отказывались от общения с таким духовенством. Они объединялись в особые группы, во главе которых стояли наставники – «простецы». Время их появления пришло как раз на период первого Преображения, слияния жрецов с третьей кастой. Период Куликовской битвы и разгрома Орды. Вообще на русском Севере были в обычае религиозные споры; в Новгороде мужчины и женщины, люди разных сословий, сходились не только в домах, но и на площадях, обсуждали духовные проблемы, критиковали порой церковь, ее обряды и ее постановления. В этом всеобщем хаосе споров и мнений и объявился некий человек, разъяснявший свое учение, которое и легло на подготовленную почву.
Под влиянием реформаторских идей, свободный Новгород, решил отвалиться от Москвы. Он попросил польского короля прислать из Киева на княжение князя Михаила Олельковича. В свите этого князя были евреи должные взять конроль над финансами города. Вместе с ними приехал из Киева ученый иудей Схария, о котором сказано в русских источниках, что он изучил астрологию, чернокнижие и всякие чародейства. Неизвестно, что Схария делал в Новгороде и сколько времени там оставался; известно только, что с этого момента и пошла в Новгороде, а затем и в Москве «ересь жидовствующих». В русской летописи сказано об этом так: «Отселе почала быти в Новегороде от жидовина Схария ересь».
Контакты с приезжим могли быть на почве тогдашнего увлечения «тайным знанием» – астрологией и алхимией. Могли быть и религиозные споры, и, скорее всего, доводы Схарии подтолкнули в определенном направлении тех священников, которые и до этого уже задумывались над основами веры. Как бы там ни было, но в русских источниках сказано, что, приехав в Новгород, Схария «прельстил в жидовство» двух влиятельных новгородских священников – Алексея и Дионисия, людей мыслящих и начитанных по тем временам. В этом ему помогли, якобы, еще два еврея из Литвы – Йосеф Шмойло Скарявый и Моисей Хануш. К новой вере обратились затем некий Иванька Максимов, Гридя Клоч, поп Григорий, Мишук Собака, Васюк Сухой зять Денисов, дьяк Гридя, поп Федор, поп Василий, поп Яков, поп Иван, дьякон Макар, поп Наум и даже протопоп Софийского собора Гавриил. Новообращенные хотели было обрезаться, – их было уже много, не один десяток, – но их учители велели держать иудейство в тайне. В тайне держались и новые их имена: так, например, священник Алексей получил имя Авраам, а жена его – имя Сарра. Вскоре евреи уехали из города, и ересь распространялась уже без них.