– Так и было, – прорычала она.
Хотела прорычать. Вышел тихий шепот.
– Так и было. Но вы не закончили «становиться». Ни тогда, ни сейчас. Ваша радость – не вы, Гвенна. Ваша грусть – не вы. Ваша сила – не вы. Ваши поражения и ваши слабости – не вы. Ваша душа, ваши надежды – не вы. – Киль кивнул на окружившие их джунгли. – И когда придет безумие, оно тоже не будет вами. Вот что вы должны запомнить.
Его серые глаза были огромны, как небо перед штормом.
Вопрос сам вскочил ей на язык, словно всю жизнь того и ждал, напрашивался.
– Что же тогда я?
Он улыбнулся:
– Вы – движение, Гвенна. Вы – изменение. Вы то, что перед лицом несчастья, блаженства, растерянности продолжает двигаться вперед.
Гвенна еще долго смотрела на него, потом опустила взгляд к своим ладоням. Переломанные пальцы срослись не слишком ровно, загар исчертило белое кружево шрамов, на подушечке большого пальца мозоль, и еще одна поперек… Не те руки, что были у нее в детстве. И все же это ее руки.
Она наконец подняла голову, кивнула на своих отдыхающих на камнях людей.
– Паттику вы этого не сказали. И никому из них.
В ней цветком с удушливо сладким ароматом расцветало недоверие. Гвенна всмотрелась в него. Несомненно, ее недоверие, но не она. Под ним или вне его оставалось что-то большее, чем захлестнувшее ее чувство.
– Они не такие, как вы, – ответил историк. – Болезнь будет подтачивать их, уже подтачивает, но не так быстро.
– Почему?
– Их не кусали сларны. Они не пили их яиц.
– Это вам откуда известно? – покачала головой Гвенна.
– Работа историка – изучать мир и его обитателей.
– Это тайна кеттрал.
При этих словах через ее сознание снова махнул маятник ярости.
Он знал! Знал о кеттрал. Он все знает. Он опасен для нее, для Крысы, для всей экспедиции, он угрожает всему миру. Рука ее сжала рукоять меча. Так хотелось вспороть его, увидеть кровь…
– Кто вы? – спокойно спросил Киль.
Ей хотелось насквозь проткнуть его сталью, но вместо того Гвенна прерывисто вздохнула, закрыла глаза.
В ней была ярость, но она – не ярость. В ней был страх, но она – не страх.
– Неправильный вопрос, – пробормотала она.
Историк по-птичьи склонил голову набок:
– А какой будет правильным?
– Можешь ли ты идти дальше.
– А… – Он всмотрелся в ее лицо. – Вы можете идти дальше?
– Проверим, – ощерилась Гвенна.
В сумерках она остановила отряд.
Они до вечера месили топкую грязь, по колено в воде шли по руслам между деревьями, прорубались сквозь сплетение лиан. Гвенна предпочла бы идти и дальше – чтобы сосредоточиться на движении, отвлечься от происходящего в сознании, – но сгущавшаяся ночь была непроглядна в глазах ее спутников, а пригорок, где она приказала разбить лагерь, оказался единственным сухим пятачком за много часов пути. Посреди его росло дерево с листьями, совсем как человеческие ладони.
Гвенну от него тошнило.
Пока она выполняла свою долю работы: натягивала палатку, проверяла, не стерты ли ступни у Крысы, разводила костер, эти ладони, свешиваясь с тонких, как лианы, веток, все поглаживали ее по лицу и шее, совсем незаметно, будто просто под ветром шевелились. На двадцатый или тридцатый раз Гвенна развернулась как ужаленная, выхватила оба клинка и принялась рубить. Решив, что расправилась с самой мерзостью, она вложила мечи в ножны, но, когда склонилась над своим мешком, все началось сначала: по щеке, по волосам…
– Отдохните, – предложил Киль, кивнув на палатку.
– Я не устала, – мотнула она головой.
– Вы не чувствуете усталости, но тело ваше утомлено. Усталое тело будет усерднее извлекать питание из воздуха, потом из земли, а воздух и вода здесь скверные.
– Вахта…
– Первую вахту отстоят Паттик с Чо Лу.
Ей страшно было подумать: лежать и слушать, как эти листья щупают пальцами полотняную крышу. И спать не хотелось, однако историк был прав. Она должна была устать. Поэтому, снова заправившись черствыми галетами, сушеной рыбой и сушеными плодами, она раскатала одеяло, закрыла глаза и попыталась уснуть.
Ей приснился Талал. Во сне он был жив, придерживал рукой прикованный к его лодыжке железный шар, шагая по прокаленному солнцем песку. Она хотела попросить его остановиться, отдохнуть, положить этот шар, но не было у нее ни тела, ни голоса. Один раз он взглянул прямо на нее. Ей на миг почудилось – увидел.
– Талал, – заговорила она. – Прости, что я тебя бросила. Прости, что не вернулась за тобой.
Он прошел сквозь нее, как сквозь пустое место.
– Талал!
Тот не обернулся, ушел дальше по песку вместе с этим проклятым шаром.
– Талал!
На этот раз она выкрикнула его имя и повторяла снова и снова, пока не проснулась – привстав на постели, протянув перед собой руки, продавливая темную стенку палатки, словно бежать задумала. Рот у нее был закрыт, но крики все звучали – не во сне, в настоящем мире, в лесу за полотняной преградой гневно кричал Чо Лу.
– Отставить, я сказал! Первого, кто подойдет, Интаррой клянусь, перерублю надвое и сердце выгрызу.
Гвенна выбралась из палатки – Крыса тенью потащилась за ней, – шагнула в ночь, потянула меч из ножен. В нескольких шагах стояли Чо Лу с Паттиком – мечи наголо. Дальше в ночи обозначились полдесятка теней. Легионеры в такой тьме не могли разглядеть лиц, а Гвенна видела их достаточно отчетливо – лица под маской крови и изнеможения.
– Джонон. – Она выступила вперед, подняла меч. – Решили все же нас прикончить?
Она поймала себя на желании, чтобы это было так. Под кожей разгоралась жажда мести. Этот человек месяцами унижал и позорил ее, а теперь наконец можно его зарубить, упиться его предсмертными криками.
– Вы на него посмотрите, – негромко посоветовал возникший за спиной Киль.
Гвенна посмотрела. Кортик Джонон держал в руках, но людей не выстроил для атаки. Задумай они захватить маленький лагерь, разошлись бы кругом, чтобы напасть со всех сторон разом.
Вкус разочарования на языке был горьким.
С дальней стороны пригорка подошел Бхума Дхар. Он держал меч острием к земле, но не в ножнах.
– Зачем вы здесь? – тихо спросила Гвенна. – Где остальные?
Она потянула носом, ловя запахи других, но учуяла только грязь и болотную гниль.
– Остальные погибли, – покачал головой адмирал.
– Погибли?
– Кто-то на нас охотился. Шел по пятам, а каждую ночь, сколько бы часовых мы ни выставляли, выхватывал одного или двоих прямо из лагеря и пожирал живьем.
48
Лавка древностей Гелты Юэль стояла на тихой, затененной тополями улочке у северной стены Рассветного дворца. Здание не отличалось от соседних – из заплетенного плющом серого камня, с узкими окнами, с цветущими кустами, прорастающими сквозь полоску гравия по сторонам двери. Вывески не было. Гелта в вывесках не нуждалась; во всех рассказах, а их ходили десятки, она звалась только Гелтой и никогда – Юэль. Акйил еще ребенком слышал в Ароматном квартале, за несколько миль отсюда, и о ее заведении, и о хозяйке. В городе каждый воришка мечтал обнести ее, нажить состояние на ее древностях и до скончания дней купаться в роскоши, как принц императорской фамилии. Никому, насколько он знал, это не удалось.
Разглядывая дом с площади, он легко понял причину. Вывески-то не было, зато у двери стояла четверка здоровенных мужчин. По слухам, Гелта нанимала только бывших легионеров, и не рядовых. Эти люди и впрямь походили на солдат – стальная выправка, выпуклые мускулы, пересеченные шрамами. Но если обычные стражники коротали время на посту за курением или болтовней, эти бдительными взглядами обшаривали тихую площадь. Двое уже заметили Акйила. Тот кивнул им, простодушно улыбнулся и помахал рукой. По тем же слухам, кроме стражников, хозяйка прятала на крыше двух-трех арбалетчиков. Право, трудно было ее в том винить. Будь у Акйила лавка, набитая сокровищами в цену небольшого городка, он бы, пожалуй, тоже обзавелся стражей.
Конечно, его не только охрана лавки тревожила.
Он через плечо покосился туда, откуда пришел. Несколько недель назад он допустил промашку – расслабился, и шпики Адер выследили его в квартале. На сей раз Акйил не стал вылезать в окно, а открыто вышел в дверь гостиницы, по обыкновению, кивнул солдатам с копьями и направился к Шерстяному рынку. Копейщики тоже, по обыкновению, последовали за ним, отстав шагов на десять. Держались на почтительном расстоянии, но после той истории в квартале уже не делали вид, что он свободен.
Однако на полпути к рынку Акйил резко свернул к югу, нырнул за угол и, очутившись под широким пролетом Бычьего моста, ловко вскарабкался по каменной опоре под самую арку. Этим путем они удирали мальчишками, только захваты в те времена были удобнее для его пальцев, и сам он легче. Добравшись до узкого выступа, он закатился на него, прижался спиной, скрылся в тени, как раз когда из-за угла вывернул первый стражник. Тот, опешив, привстал на цыпочки, громко кликнул остальных и вместе с ними врезался в толпу. Акйил, втиснувшись в камень, позволил себе усмехнуться. Жепастик, своровав что-нибудь на Шерстяном рынке, чаще всего удирал этой самой дорогой. Вот бы он обрадовался, узнав, что его изобретение все еще действует. Обрадовался бы, если бы не Капитановы свиньи.
Эта мысль содрала с лица Акйила улыбку.
По его просьбе, больше походившей на требование, Адер отправила своих людей в «Дохлую лошадь». Ее посланцы, прервав картежную игру, сделали Крале предложение: «Идем с нами. Будешь сыта, в безопасности, получишь золото и надежное сопровождение, чтобы покинуть квартал, а если захочешь – и Аннур».
– Зачем? – спрашивала его Адер. – Кто тебе это женщина?
– Просто давняя знакомая. Она заслуживает большего, чем просчитывать расклады для Капитана.
Он представлял себе Кралю где-нибудь на побережье. Девочкой она целые дни проводила в гавани, уставившись за Разбитую бухту. На золото – золото, выторгованное Акйилом за использование врат, – она могла купить себе дом в Катале. А может, и лодку. Правда, ходить под парусом Тощая Краля не умела, но если кто и был способным учеником, так это она. Видение, в котором она, свесив ноги в воду, сидела на палубе собственного кораблика, согревало его, как горячее пряное вино в зимнюю ночь. Пока люди Адер не вернулись с отказом.