– Когда же мы узнаем, с кем бьемся? – обратилась к Коземорду Бьен.
– Скоро, – ответил мастер. – Но прежде верховная жрица… Удостоит нас нескольких слов.
Чудовище сплюнула на песок. Впрочем, никто, как видно, не разделял ее презрения. Когда у высокого корабельного борта появилась Ванг Во, арену накрыла тишина, словно женщина, просто явив свое лицо, преобразила буйную толпу в нечто иное, почти святое. Она дала себе время оглядеть собравшихся, после чего заговорила:
– Мясо.
И на этом единственном слове замолчала. А потом, к удивлению Рука, улыбнулась.
– Так и есть: мясо. Два дня назад в этот круг вышел человек, наплевавший на наших богов… – Жрица переждала беспокойный ропот в толпе и взмахнула рукой, словно отгоняла муху. – Он говорил, говорил и говорил: о своем Владыке и его войске, какие они сильные, какие ужасные. И что дальше?
Рук услышал в ее голосе улыбку.
– Мы превратили его в падаль, – заключила женщина.
Трибуны взорвались ликованием, но жрица жестом утихомирила крикунов.
– Его смерть на Арене была лишь началом. В ту же ночь я забрала его тело, швырнула в челнок и вывезла в дельту. Я разделала его: пальцы, затем по кистям, по локтям, по плечам. Обычное дело. Так разделывают свинью, козу или курицу. Я кусок за куском швыряла мясо в воду, крокодилам. Они собрались к моему «ласточкину хвосту», а знаете, как хозяин этого дурня, этот его Первый, защитил изуродованное тело? – Она покачала головой. – Никак. Закончив, я вымыла руки и вернулась домой, как вернулась бы, забив скотину. Тот полоумный не первым дерзнул отрицать Трех и издеваться над нашей верой. Могущественнейшая империя мира двести лет тщилась сокрушить дух Домбанга. Не сумела. Можете поставить последний медяк на то, что всякий, явившийся сюда, в наш дом, требуя покорности, встретит ту же судьбу.
Жрица снова покачала головой.
– Домбанг не покорить. – Она указала пальцем вниз, на Арену. – Эти Достойные – напоминание для нас. Напоминание, что наши боги – боги борьбы и стойкости. Кем бы ни был тот Первый, я надеюсь, он явится, и явится скоро. Я охотно покажу ему, что дельта всегда голодна.
Толпа взревела. Волны звука прокатывались по горячему песку, сотрясали небо. Рук, вопреки себе, ощутил вздымающуюся в сердце гордость.
Он пытался уйти от Кем Анх и Ханг Лока, свернуть с кровавого пути борьбы и смерти, но никого ближе них у него не было. Звери, да, но прекрасные звери. Что-то в нем щетинилось от мысли, что некий иноземный захватчик посмел им угрожать. Он со стыдом понял, что согласен с Ванг Во: и ему хотелось увидеть атаку на дельту – целую армию, вторгшуюся в камыши. Ему хотелось увидеть, как гибнут выродки. Рук Лакатур Лан Лак, жрец богини любви, желал приложить руку к их убийству.
– Кого-то из этих Достойных сегодня ждет смерть, – снова заговорила Ванг Во, когда шум сменился тишиной, – но мы не поклоняемся смерти.
– Чушь свинячья, – буркнула Бьен.
– В этих Достойных мы чтим отражение Трех – красоту, отвагу, искусство, силу. Вот что делает нас великими. Вот что хранит нашу свободу.
– Красноречива она для охотницы на крокодилов, – ухмыльнулся Тупица, дослушав речь.
– Бывшей охотницы, – уточнил Коземорд; он стоял рядом с ними, по обыкновению укрывшись в тени зонта. – Никогда не забывайте, что одержанная на арене победа… возвышает.
– Как ни рядись, другим человеком не станешь, – сплюнула Чудовище.
Кажется, ей было что добавить по этому поводу, но в круг уже выступил глашатай. Сегодня им был мужчина с грудью-бочонком, в пурпурном жилете и черном ноке. Выйдя на середину, он воздел руки и возвысил гулкий голос так, что слышно было и на острове Утонувшей Кобылы.
– В первом поединке сегодня с восточной стороны арены наступают подготовленные мастером Лао Наном Достойные, известные как Рук Лакатур, Бьен Кви Гай и Талал Аннурец.
«Но не кеттрал», – отметил про себя Рук.
Эту малость Ванг Во утаила. Не то чтобы это что-то меняло. Никому не было дела, откуда взялся Талал, кто он: прятавшийся на чердаке купец или солдат, захваченный на подступах к городу. В любом случае упоминание Аннура привело толпу в бешенство. Трибуны сотрясались так, что Рук решил – сейчас рухнут. Прямо над отсеком Коземорда стражники Арены сыпали ругательствами, удерживая рвущихся к кругу древками копий.
– Вот уж ненависть так ненависть, – бодро заявила Чудовище, хлопнув Талала по плечу.
Солдат кивнул. С виду он не особо напрягся, но ведь он никогда не выдавал волнения. Не глядя на ряды, он повернулся к Коземорду, приподнял прикованный к лодыжке железный шар.
– Я так и буду драться?
– Что ты! – Мастер поцокал языком. – Такое обременение было бы… оскорблением справедливости отборочных боев.
За шнурок вытащив из-под рубахи ключ, он опустился на колени и разомкнул обруч на щиколотке кеттрал. Талал молча смотрел, потом поднял глаза, перехватил взгляд Рука. Один удар этим шаром по затылку, и мастеру конец. Диву даешься, как долго живут люди при своей хрупкости. На секунду Рука посетило безумное искушение проделать это самому: выхватить у Талала гирю, убить мастера и проломить стену за спиной. Конечно, все увидят. Стража мигом пустится в погоню, но, по крайней мере, они бы что-то делали. Погибли бы, но погибли при попытке бежать, а не выплясывая на раскаленном песке на потеху домбангским зевакам.
Он затоптал соблазн, словно уголек.
Видел он попавших в силки птиц: те бились и бились, бессмысленно, бесконечно, натягивали беспощадные узы, пока не лишались последних сил, так что даже дернуться не могли, когда их вынимали из петли. Животное не способно вообразить мгновенья за пределами «сейчас», он же не мог позволить себе такой ошибки.
Они будут драться – он, Бьен, Талал. За стену пойдет Чудовище, отыщет выход. Они вырвутся с Арены, но не сегодня.
Его мысли прорезал голос глашатая:
– С западной стороны арены наступают подготовленные мастером Гок Ло: Юон То, Нунг Рыбак и Санг Бычиха.
– В этой схватке победа возможна, – одобрительно кивнул Коземорд.
– Я думал, она возможна в любой схватке, – возразил Рук.
– В одних… – мастер поморщился, – более достижима, в других менее.
– Мне бы просраться, – объявила, обращаясь в пространство, Чудовище.
Рук скривился. Слишком резкий переход. Только что она смеялась и пошучивала. И вдруг крючится, схватившись за живот, натужно морщится и говорит ненатурально громко.
Впрочем, Коземорд ее и взгляда не удостоил. Все внимание он уделил Бьен.
– Тебе в этой схватке желательно проявить некоторый… такт, – заметил он.
– Держаться подальше, чтоб не убили? – мертвенным голосом отозвалась она.
– Твое искусство совершенствовалось быстрее, чем растет месяц… – виновато развел он руками.
– И все равно я никуда не гожусь.
– Это ничего, – вмешался Талал. – Ты получишь оружие. Хорошо бы копье. Пусть ты и не прирожденная воительница, но проткнуть острием чью-нибудь глотку сумеешь. Им придется это учитывать. Одного ты отвлечешь на себя.
Бьен покусывала щеку изнутри.
– Которого?
Рук через арену смерил взглядом троих противников. Он их, конечно, видел во дворе, но случая сойтись не подвернулось. Женщина, Санг Бычиха, не зря получила свое имя. Она была огромна, на ладонь выше Рука, с бычьими плечами и широкой, плоской, злобной рожей. У него на глазах она ладонью рубила стопку глиняной черепицы, а вот двигалась неуклюже, медлительно.
– Если ты встанешь против Бычихи… – заговорил он.
– Знаю, – проворчала Бьен. – Близко не подпускать.
– Этот совет для всех хорош, – заметил Коземорд. – Сражаясь за жизнь, люди становятся… непредсказуемы. Трусы преисполняются отчаянной смелости. Слабые находят в себе кладезь силы…
– Рыбак не слаб, – сказал Талал.
Рук перевел взгляд на Нунга. Мужчина ростом уступал Санг Бычихе – ей все уступали ростом – и выглядел не столько громоздким, сколько жилистым. Зато у него были жилы рыбака, всю жизнь работавшего веслами и тянувшего сети.
И лишь последний Достойный не производил впечатления. Юон То был почти мальчик, лет восемнадцати или девятнадцати, щеки в ямочках. С виду не из тех, кто рвется положить жизнь во славу богов, но Домбанг полон неожиданностей. Не первый тощий юнец здесь возмечтал о славе. Этот, верно, записался в Достойные, когда до святых дней оставался целый год. Воображал восторги и любовь горожан и, похоже, убедил себя, что за год успеет дорасти до своей роли. Судя по его лицу, сейчас он раскаивался в давнем решении.
– Я беру мальчика, – сказала Бьен.
Голос звучал твердо и даже дерзко, и все же она не сумела выговорить: «Я буду драться с мальчиком» или «Я убью мальчика».
– Ты бери мальчика, – отозвалась Чудовище, – а я пошла срать. Хренов вчерашний тростник кишел червями. Тупица… – Она кивнула на сложенный Коземордом зонт. – Прикрой, а то я стесняюсь.
Коземорд оглянулся на нее – у Рука свело живот. Если мастер заподозрит… Но тот, видно, не заподозрил.
– Не в сладком тростнике дело, – ответил он. – Это нервы. Арена на многих так действует.
– С нервами у меня полный порядок, не извольте беспокоиться! – огрызнулась Чудовище.
Коземорд пожал плечами и перепрыгнул низкое ограждение отсека. Рук не в первый раз подивился его ловкости: выглядит, как плохо набитый мешок, а двигается, словно тростниковый кот. Дождавшись, чтобы Рук, Талал и Бьен последовали за ним, мастер улыбнулся.
– В таком сражении лучшие друзья – ваше терпение и поспешность врагов.
Он от души потрепал Талала по плечу, словно щенка приласкал, и направился к своему насесту на восточном краю круга.
Две тройки Достойных сошлись на середине, по сторонам оружейного стола.
Санг Бычиха обвела их глазами и, сплюнув на песок, покачала головой. Она все сжимала и разжимала тяжелые кулаки, словно руки чесались схватить оружие. Рыбак смотрел в песок. Мальчик – Юон То – не сводил взгляда с противников, но смотрел мутно, будто не совсем проснулся и не понял еще, куда попал.