– Или вашу, – заметил Рук.
– Понятное дело, или мою! – расхохотался Кочет.
Бьен рассматривала оружие, будто впервые видела.
Змеиная Кость, потянувшись, щелкнула пальцами у нее перед носом.
– Проснись, сучка. Хочу услышать, как ты завизжишь, когда я нашпигую тебя бронзой.
Рук сделал шаг вперед, но Талал придержал его за локоть.
– Рано, – шепнул кеттрал.
Не дождавшись ответа от Бьен, Кость перевела взгляд на Рука, облизнула языком зубы.
– А он миленький, Кочет. Жаль. Может, после смерти его получишь. – Она стрельнула глазами на Бьен. – Или обоих.
– Не будем забегать вперед, – возразил ей Кочет. – Не о том надо мечтать, когда впереди восхитительное убийство.
Боец улыбнулся Руку.
– Вот что я тебе скажу: мы уступаем первый выбор оружия вам. Ради честной игры. – Он указал на стол. – Вперед!
Рук ждал, что Бьен шагнет к столу, но та не двинулась с места. Она наконец оторвала взгляд от оружия и нахмурилась, словно только сейчас заметила Кочета и Змеиную Кость и увидела в них задачу, которую ее толком не учили решать.
– Чего вы хотите? – тихо спросила она. – Зачем вы здесь в эту ночь?
Змеиная Кость захлопала глазами:
– Мы, мой сладкий тростничок, хотим вспороть тебе брюхо.
– А зачем это вам? – спросила Бьен, склонив голову к плечу.
Женщина в явном замешательстве оглянулась на Кочета.
– Змея-то? – пожал тот плечами. – Она просто хочет, и все.
– Но вы могли бы сюда не приходить. Могли бы ничего этого не делать.
Лицо Змеиной Кости перекосилось от ярости.
– Ты ни хрена обо мне не знаешь! – прошипела она.
Бьен медленно, словно вдумываясь в ее слова, кивнула.
– Ты права, – наконец признала она. – Не знаю. И сожалею об этом.
Змеиная Кость уставилась на нее, разинув рот, как будто собралась что-то откусить, да не сумела.
– Все это очень мило, – захихикал Кочет, – но вы оружие выбирать собираетесь?
Бьен перевела взгляд на него, задержала немного и, кивнув, взяла со стола копье.
– Ваша тройка, – сказал Кочет, пока Жаба забирал щит и кинжал, – была особенная. Я буду по вам скучать.
Рук, не слушая его, взял серпы. А Змеиная Кость – клещи плотовщиков. Прокрутив их в руках, она рассмеялась. Смех стер с лица недавнее замешательство, как струйку пота.
Талал забрал веревку с крюком, оставив Кочету сеть. Тот изящным показным движением набросил ее на себя, как плащ.
– Вы замечали, что почти никто не любит сеть? – Кочет покачал головой. – А на мой вкус, она здесь – лучшее оружие. Серп или копье слишком быстро кончают дело. Удар, кровь, несколько пузырей, и все. А в сети добыча бьется. Люблю посмотреть, как она бьется.
Рук хотел ответить, но остановил себя. Занятый Кочетом и Костью, он только теперь заметил перемену в шуме толпы. Выкрики и вопли и сейчас хлестали с трибун муссонным ливнем, но тон их переменился. В нем появились нотки удивления, растерянность – не просто оглушительное требование крови.
Талал, коснувшись его руки, указал на стену вдоль арены, на которой уверенно стояли трое: двое мужчин и женщина. На них были плащи до колена, но ледяной озноб пробежал у Рука по коже от другого. У каждого на шее толстой лоснящейся лентой закручивался живой воротник – аксоч.
Кучка зеленых рубашек уже пробивалась к ним сквозь толпу, отбрасывая вставших на дороге древками копий и выкрикивая теряющиеся в гомоне приказы.
– Опять вестники! – закатил глаза Кочет. – В общем-то, я не против – не меньше других люблю посмотреть, как рвут на куски болванов, но вот сейчас отвлекать меня от святого дела… Это моя ночь!
– Нет, – тихо проговорил Талал.
– О!.. – отмахнулся Кочет. – Знаю, считается, что и ваша ночь тоже, но в самом деле!..
– Нет, они не вестники, – договорил кеттрал.
Трое на стене сбросили с себя плащи – они были наги и, как и прежние вестники, прекрасны, словно изваяния. Только у этих троих в руках обнаружились копья.
Зеленые рубашки уже подступили почти вплотную, но замешкались, выстраиваясь боевым порядком, и опоздали – три копья замелькали языками гадюк, вскрывая глотки и животы, вонзаясь в глаза. Двое зеленых рубашек отскочили на трибуны, утонули в толпе, как в море. Третий, зажимая пробитый живот, изверг крик пополам с кровью и опрокинулся через стену на песок.
– Ну, – заметил, задумчиво покручивая конец сети, Кочет, – так уже интереснее.
– Надо уходить. – Талал взял Бьен за плечо.
– Уходить? – каркнул Кочет. – Это куда же?
Талал, не замечая его, бросил взгляд Руку.
– Сейчас же.
Чужаки в ошейниках, спрыгнув на песок, шагали к середине арены.
«Нет, – подумал Рук, – они не шагают, а крадутся».
Поступь ягуаров и багровые отблески огня на бледной коже.
Глашатай Арены содрогнулся от гнева.
– Святотатство! – прогремел он. – Вы оскверняете…
Женщина, почти не сбившись с шага, занесла руку и метнула копье. Древко пронзило воздух, жар, свет факелов, и блестящее острие, войдя в открытый рот глашатая, вышло сквозь загривок. Человек повалился, как заколотая свинья.
Потрясенное молчание шатром накрыло Арену. Женщина засмеялась – светло, радостно, победно. И тогда толпа взорвалась. Десять тысяч зрителей взметнулись на ноги, забили пятками по настилу, бешено заорали. Дюжина стражников ворвались в круг, размахивая мечами и дубинками.
– Вот и все, – заметил Кочет.
Талал уже увлекал Бьен к отсеку Коземорда. Рук шагнул за ними и замер, остановленный каким-то внутренним чувством.
– Стойте! – выкрикнул он.
Кеттрал крепко держал за плечо растерявшуюся Бьен.
– Надо уходить, Рук! – крикнул он в ответ.
На полпути к середине круга первый из стражников упал. Стрела пробила ему горло. Еще полмгновения, и другой повалился на колени, сжимая торчащее из живота древко. Рухнули третий, четвертый. Оставшиеся на ногах завертелись, отыскивая врага, но умерли, так и не успев его увидеть.
Жаба со свирепым рыком, высоко подняв щит, ринулся на ближайшего из нагих копьеносцев. Он успел сделать четыре шага, прежде чем стрела вошла ему в затылок, сбив на песок.
Талал остановился и придержал Бьен.
Змеиная Кость медленно поворачивалась на месте, скалила зубы, выставив перед собой клещи, как загнанный в ловушку зверь.
– Вот такого, – признался, небрежно растрепав свой гребень, Кочет, – я не ожидал.
– Аннурцы? – Рук взглянул на Талала.
Солдат не совсем уверенно покачал головой.
Наверху, на трибунах кричали, бранились, пытались выбраться, спасались из-под ног бегущих. Ванг Во скрылась из вида, но другие верховные жрецы в ложе на высокой корабельной палубе повскакали на ноги, указывали куда-то, выкрикивали приказы, не исполнимые ни для зеленых рубашек, ни для стражи Арены. За десяток-другой ударов сердца все кругом обрушилось в безумие.
Потом появились кхуаны.
Конечно, Рук уже видел одного в дельте – распятого вуо-тонами, не сдавшегося, но полумертвого. И слышал рассказ об их налете. И все же действительность застала его врасплох.
Нетопыри чуть не вдвое превосходили его ростом, а размахом крыльев равнялись с челнами «ласточкин хвост». Такие крупные создания не бывают особенно проворными, но эти оказались головокружительно быстры, нарезали в воздухе темные дуги, хватали жрецов зубами и когтями, утаскивали за круг факельного света и оттуда бросали. Какая-то женщина в падении размахивала руками, словно надеялась полететь. Она разбилась о песок арены. Другие уже в воздухе обмякли старыми тряпками. Кто-то додумался подвесить фонарики к обломкам реи, и теперь каждому был виден примостившийся на них, сложивший крылья кхуан и тело в его пасти. Схваченный жрец пихался, корчился, отчаянно протягивал руки. Челюсти сомкнулись – человек дернулся и затих.
– Нам надо уходить, – хладнокровно произнес Талал.
– Застрелят, – мотнула головой Бьен.
– Уловив мудрое слово, прислушайтесь!
Обернувшись, Рук увидел за шаг от себя женщину в аксоче. Та обливалась потом, но улыбалась безмятежно, можно сказать, милостиво. Ошейник у нее на шее подергивался, будто переваривал что-то.
– Останьтесь здесь, – сказала она, – и вам не будет вреда.
Еще два вестника – это слово все больше казалось неуместным – разместились так, чтобы вместе с женщиной образовать треугольник посреди круга.
– Эти… жрецы, – неумело выговорила женщина, – отказались склониться перед Владыкой, и потому их устраняют. Вы же…
Она пробежала взглядом по лоснящемуся телу Кочета.
– Вы воины. Повинуйтесь ему, как должно, и, быть может, он даже удостоит вас аксоча.
Бьен содрогнулась.
– Теперь вижу стрелков, – сообщил Талал.
Он прикрыл глаза ладонью, вглядываясь в трибуны. Рук не понимал, как там можно что-то разглядеть.
– Народ их разорвет, – прошипела Змеиная Кость.
– Нет, – покачал головой Талал. – Стрелков охраняют другие, с копьями и мечами. Они распределились по рядам группами по десять-двадцать человек.
– Кто вы? – обратился к женщине Рук.
Та вместо ответа опустилась на колени, чтобы выдернуть свое копье изо рта глашатая, провела по наконечнику пальцем и слизнула кровь. Она улыбалась, нисколько не тревожимая хаосом вокруг.
– Мы – вечно возрожденные, благословленные вернуться в жизнь рашкта-бхурами.
Бьен прикипела взглядом к передергивающейся чешуйчатой шкуре ее аксоча.
Рук посмотрел в отсек Коземорда. В пустой отсек.
Сам мастер, конечно, вскарабкался на дощатый помост, чтобы видеть бой. Он и теперь сидел там – невозмутимо, развернув над собой красный зонт, словно выбрался на прогулку в погожий денек. А вот проломленная доска в отсеке исчезла. Исчезли и Чудовище с Мышонком и Тупицей.
«Умно», – невесело подумал Рук.
Они, верно, разыграли свою карту во время налета кхуанов. В сумятице никто не заметил, а если и заметил, что с того? Стражники сражались и умирали. Троица воров, должно быть, уже под трибунами, на полпути к свободе. Рук измерил глазами расстояние до отсека: двадцать пять шагов. Двадцать пять шагов под прицелом разместившихся над кругом стрелков. Недалеко. Непреодолимо.