– Принести тебе поесть? Рыбы? Сладкого тростника?
Старик оттопырил губы, будто плюнуть собрался.
– Трубку, – попросил он, указывая полку на стене.
– Дым вредит легким.
– Умирающему, Кха Лу, все во вред. Дай трубку.
Рук, кивнув, снял с полки блестящую трубку.
– Тростник в чашке, – слабо произнес свидетель. – Уголек в горшке.
Подготовить трубку недолго. Рук деревянными щипцами извлек из набитого песком горшка уголек, поднес к губам полую тростинку, втянул сладкий и едкий дым и передал трубку старику.
Свидетель неглубоко затянулся, выдохнул жидкое облачко дыма, выдавил слабое подобие улыбки и повернулся к Руку, зорко прищурив уцелевший глаз.
– Ты растолстел.
Рук подавился смешком.
– Я самый тощий жрец во всем храме.
– Жрецы… – пренебрежительно отмахнулся свидетель. – Они все жирные. Курениями и песнопениями жир из тела не вытопишь.
Он неожиданно ловко крутанул в руках трубку и чубуком ткнул Рука под ребра.
– Толстый, неповоротливый.
Глаза у него радостно блеснули. Впервые за всю жизнь свидетелю удалось пробить защиту Рука. Тот еще ребенком, особенно ребенком, обладал сверхъестественной способностью заранее видеть движение, предугадывать выпад человека с той же легкостью, с какой предвидел бросок змеи. Это не мешало свидетелю тыкать его всякий раз, стоило Руку отвернуться – за едой, в воде, с кормы каноэ… Как видно, старик и перед смертью не лишился двух неразлучных радостей – тяги к борьбе и гордости.
Но еще до следующего хрипящего вздоха взгляд у него потух.
– Это никуда не годится, Кха Лу.
– Я оставил это имя позади вместе с дельтой, – покачал головой Рук.
– Благосклонность богов не скинешь, как жилет, – сдавленно, словно кашлянул, усмехнулся свидетель.
– Я почти двадцать лет не видел Кем Анх и Ханг Лока.
– А эту свою богиню… Эйру? Ее ты когда в последний раз видел?
– Эйра не бродит по дельте, – пояснил Рук. – Ее сила не от…
Он не успел договорить: свидетель поймал его запястье и с лихорадочным усилием выкрутил руку – перевернул ладонью с запекшимися ранками змеиного укуса вверх и хмыкнул, убедившись, что не ошибся.
– Давно?
– Третьего дня. Около полудня.
– Другой на твоем месте уже протух бы.
Рук снова кивнул.
– И готов поспорить, ты до сих пор видишь сквозь тростники и сквозь стены.
– Только тепло, – тихо ответил Рук.
С ним одним, со свидетелем, он поделился своей тайной.
– Это сила, – проворчал тот. – Это дары богов. Теперь тебе понадобятся эти дары, Кха Лу.
– Зачем? – настороженно спросил Рук, уже предвидя грозный ответ.
– Нечто пришло в дельту, – ответил свидетель. – Нечто новое.
– Знаю. Вестники побывали и в городе.
– Я бы их вестниками не назвал, – нахмурился свидетель, – но я могу ошибаться. Вероятно, я слишком состарился и поглупел, чтобы понять их послание.
– Тот, с кем я говорил, нес что-то о Владыке, о каком-то Первом.
– Здешний вовсе не говорил. Мне кажется, они и не владеют речью.
– Они же люди? – опешил Рук. – Нагие красавцы в ошейниках?
Старик мрачно покачал головой:
– Не люди и уж точно не красавцы. Я бы попробовал объяснить, но проще тебе самому посмотреть. – Он, гримасничая, приподнялся на локте. – Помоги-ка мне встать.
В дельте обитали десятки разновидностей летучих мышей – камышовые и речные, рыжие, косматые, крошечные пушистые, размером с большой палец; парнозубые, кровопийцы и множество других, которых Рук не знал по имени. В сумерках они взлетали из камышей большими темными стаями, мутили последние лучи солнца, а иногда плотной тучей затмевали восходящую луну. Для глаз Рука их теплые мохнатые тельца оставляли в воздухе красные штрихи на черном; завитки и полоски остывающего тепла складывались в огромную, но недолговечную карту полета. Он всю жизнь за ними наблюдал – и ребенком, и позже, с крыши храма Эйры, где лежал в одиночестве или в обнимку с Бьен, провожая воздушных охотников взглядом.
Но увидеть то, что свисало с двух толстых деревянных столбов, поднимавшихся из воды в сотне-другой шагов от поселка, он оказался не готов.
У столбов кружили три каноэ вуо-тонов, в каждом по двое воинов с короткими луками или копьями. Никто из них не отвел взгляда от подвешенной между столбами твари, не оглянулся на выдвигающееся из камышей каноэ Рука. Словно не люди это были, не мужчины и женщины, а деревянные идолы, каких домбангцы вырезали на оконечностях опорных балок, отгоняя несчастье и злых духов; только, судя по тому, что висело перед ними, не вышло у них отогнать нечисть.
Незнакомая Руку высокая и худощавая женщина, не оборачиваясь, произнесла:
– Оно еще живо.
– Одних убить проще, других труднее, Лу Као, – ответил ей старик, сидевший на носу лодки Рука.
Лу Као метнула взгляд в его сторону.
– Прости, свидетель. Я ждала Удава.
– Он, надо думать, осматривает свои ловушки.
Она, кивнув, снова отвернулась к подвешенной твари.
Свидетель с прищуром разглядывал Рука.
– Стало быть, ты не таких называл «вестниками».
Рук, не в силах отвести глаз от страшного зрелища, медленно покачал головой.
Если то была летучая мышь, он таких еще не видывал. Обычные были не больше его ладони, а эта – выше него ростом, выше любого человека, девяти, если не десяти футов в высоту. Вуо-тоны пригвоздили распростертые крылья к двум столбам, пробив железными остриями костлявые, почти человеческие конечности, на которых держались перепонки. Так же были прибиты к столбам когтистые лапы, и распятый пленник судорожно корчился, бился, напрягая жгуты мышц под темной шерстью. Лицо его словно явилось из кошмара – гладкая, уродливо плоская морда поблескивала, как свежевыбритая щека. Тварь пыхтела широкими, уходящими прямо в череп ноздрями и щелкала клыками с палец длиной. А потом вдруг замерла, разглядывая Рука темными нелюдскими глазами.
Слюнявые челюсти медленно разошлись, и Рук не столько услышал, сколько ощутил вонзившуюся в ухо иглу неуловимо тонкого звука, обжигающую как лед, подобную трещине в разбивающемся сосуде. Он едва не схватился за нож. Привиделось, как он вгоняет клинок в грудь этой твари, проворачивает, рубит, пока от угрозы не останется и следа. Содрогнувшись, он усилием воли остался на месте.
– Что это? – спросил он.
– Мерзость, – сплюнула женщина.
– Загадка, – тихо поправил ее свидетель, – которую задал нам мир.
– Откуда такое?
– Удав изловил.
– Оно летает?
Старик кивнул.
– Летало, пока Удав не сломал ему крыло. – Он указал на жестоко вывернутую из сустава кость. – С этим нам повезло.
– С этим? – Рук развернулся, уставился на старика.
– Их было чуть не десяток, – объяснила женщина. – Налетели на деревню.
– Убили без малого тридцать человек, – подтвердил свидетель. – Со времени лягушачьего мора мы не теряли так много народу разом.
– Как? – резко спросил Рук.
Вуо-тоны, сильные и искусные охотники, справлялись с крокодилами и ягуарами. В дельте они были дома. Любой ребенок умел много дней прожить в одиночку, если случался при нем нож или гарпун. Лягушачий мор – другое дело, с заразой не сразишься, но эти…
– Они налетели до восхода луны в ненастную ночь. Сначала мы их услышали. Этот их… визг. Потом они стали хватать людей. Большей частью уносили в небо, выше, чем кружит болотный ястреб, и оттуда бросали. Кое-кого убили клыками. Укус у них ядовитый. Мы схватились за копья… – Свидетель покачал головой и договорил глухим от стыда голосом: – Я стал стар и нерасторопен.
– Одного ты убил, – возразила женщина.
Свидетель покачал головой:
– Слишком мало. Да и опоздал я. – Взгляд его уставился вдаль. – Это Удав построил людей, загнал всех под крыши, вынудил кхуанов…
– Кхуанов?
– Так мы их называем.
Рук помрачнел. Кхуанами назывались сказочные чудовища, о которых вуо-тоны рассказывали детям.
– Кхуаны из сказок похожи на ящериц. И их не бывает.
Свидетель устало ответил:
– Такое имя напоминает, что мы не все знаем о чудовищах. – Он покачал головой. – На земле они не так опасны.
Женщина крякнула, словно ее ударили в живот.
– Все равно опасны, – признал старик. – Они убили несколько наших в хижинах, но тут драка была скорее на равных. В конце концов мы загнали их, переломанных и в крови, и отдали в жертву Дарованной стране.
– Кроме этого.
– Я наделся что-нибудь от него узнать.
– Узнал?
Старик медленно покачал головой.
Пока Рук греб обратно к поселку, свидетель так ослаб, что едва мог сидеть. Упрямая решимость, что вывела его из дома, будто растаяла под жгучим солнцем. Он сгорбился, оперся локтями на иссохшие колени и так кашлял, что видно было, как ходят ходуном ребра под безрукавкой.
– Я дойду, – твердил он, пока Рук привязывал каноэ к его плоту, но Руку пришлось почти на себе нести его те несколько шагов, что отделяли лодку от хижины.
Вернувшись в домашний полумрак, старик упал на тростниковую подстилку, закрыл лицо узловатыми руками. Измученный новым приступом кашля, бессильно перекатился на бок, сплюнул в миску и вытянулся, со свистом втягивая воздух.
– Теперь, Кха Лу, ты видишь, почему боги призвали тебя обратно.
Рук помолчал.
Их давний спор желчью подступал к горлу.
«Они не боги и не звали меня. Те, кому вы поклоняетесь, хуже кхуанов. Вам не избавиться от чудовищ, пока вы живете в Дарованной стране».
Только на этот раз он и в себе самом ощущал нетерпение. Каково схватиться с этими тварями, испытать себя против них, ощутить на себе их когти, нанося смертельный удар?..
– Вы их победили, – сказал он, отгоняя видение. – Без меня справились.
– Это только… – с новым кашлем изо рта брызнула кровь. – Только начало.
– Этого ты знать не можешь.
– Войско, – прошептал свидетель. – Твой вестник сказал «войско».