26
Боль, с которой проснулся в тот день Рук, была, можно сказать, новой, не такой, как вчера: от пореза на костяшках и жестоко помятых ребер вместо головной боли и вывихнутого пальца. Но кое-что осталось совершенно как было: усталое до мозга костей, загнанное до последнего предела тело за ночь не успевало расслабиться. Он весь целиком чувствовал себя туго натянутой сырой кожей – еще чуть-чуть, и порвется.
В открытое окно вливался теплый, слабый солнечный свет. Рук полежал неподвижно, гладя в окно и стараясь не делать глубоких вдохов. Сейчас бы закрыть глаза, провалиться в забытье и не просыпаться неделю. Но его желания в расчет не шли.
Он закрыл глаза, сгреб в горсть простыню, откинул и усилием воли поднялся. Где-то глубоко в спине свело мышцу. Показалось, будто отдирают от костей сухожилия. Он сделал глубокий вдох, и еще, и еще, пока острие боли не затупилось до нытья. А открыв глаза, он увидел в дверях Талала.
– Мы с Бьен идем в столовую, – сказал кеттрал. – И с Чудовищем, Мышонком и Тупицей. Тебе чего-нибудь взять?
Рук кивнул и немедленно пожалел об этом.
Талал получал свою долю синяков и ссадин, вчера ему наспех зашили глубокий порез за ухом. Но кеттрал, вопреки всему, выглядел свежим, почти отдохнувшим. Опустившись на табурет, он положил чугунный шар на стол.
– Хоть бы для виду поскулил, – проворчал Рук.
Кеттрал улыбнулся, налил в чашку воды из глиняного кувшина и протянул ему.
– Если тебе от этого легче, во время последней вечерней пробежки меня стошнило.
– Честно говоря, не легче. – Рук глотнул воды, словно струйка жизни пролилась в горло. – Который час?
– Рассветный гонг давно уже прозвонил.
Рук моргнул:
– А почему мы еще не потеем и не заливаем все вокруг кровью? Что-то Коземорд не усердствует.
– Он знает свое дело. Понимает, что все труды насмарку, если иногда не давать отдыха.
– Отдыха! – раздался голос.
Мастер был легок на помине. Явился и тут же принялся вещать:
– Да здравствует отдых! Отдых – это… – Он уставился в потолок, будто нужное слово мухой кружило под потолком. – Это вода для жаждущего, похлебка для голодного…
Он покачал головой, досадливо свел брови.
– Нет-нет, слишком очевидно, слишком… заезженно. Отдых, – начал он заново, театрально воздев палец кверху, – это холодный ветер, закаляющий сталь.
Коземорд выжидательно поднял бровь.
– Очень мило, – помолчав, сказал Рук.
– Красочное сравнение, – согласно кивнул Талал.
Мастер просиял.
– Конечно, холодный ветер бесполезен там, где не поработали огонь и молот. – Он сложенным зонтиком указал на дверь. – Пора за дело, мои… неутомимые подопечные.
– Я очень даже утомим, – заверил Рук.
Коротышка расхохотался, словно радуясь понятной им двоим шутке.
– Ерунда. Излишняя скромность… не приличествует воителю.
– Вот вам и холодный ветер отдыха, – покачал головой Талал.
Слова про «огонь и молот» пришлись очень кстати. Солнце в этот день прожгло недельный облачный покров. Оно безжалостно палило двор, блестело на копьях стражи, запекало грязь в горячую комковатую глину. Что до молотов, Коземорд решил отрабатывать действия со щитом. Достойным полагались не слишком большие щиты – овальные, прикрывающие только туловище. Деревянные, обитые бронзой, они были не так уж тяжелы – если бы не приходилось полдня держать эту клятую штуковину перед лицом, пока Мышонок колошматил по ней дубиной.
Коземорд разбил их на тройки – поставил Талала, Бьен и Рука плечом к плечу против Чудовища, Мышонка и Тупицы. Сам он раскинулся в своем необыкновенном складном кресле, прикрывшись от солнцепека красным зонтом и держа в свободной руке запотевший кувшин с водой. Глядя на обмен ударами, он довольно кивал и приговаривал:
– Бей! Отражай! Бей! Отражай!
Рук не знал, сколько раз бил и отражал – пять тысяч, десять? Плечо «руки щита» готово было вылететь из сустава. Руке с дубинкой приходилось немногим легче, оружие казалось свинцовым. Пот стекал по голой груди, впитывался в нок, капал на раскаленную глину. Два или три раза обитая бронзой кромка щита врезалась ему в лицо под могучим ударом Мышонка. Один глаз почти закрылся, из носа текла кровь. Возможно, был сломан. Чтобы проверить, пришлось бы остановиться. Коземорд и не думал их останавливать.
– Зачем это нам? – не выдержала наконец Чудовище.
Она безостановочно колотила по щиту Талала, выдыхая по слову между ударами, когда наступала ее очередь «отражать»:
– Ни хрена… так… не научишься.
– Вы учитесь бить, – бодро возразил Коземорд. – И отражать.
– Бой – не танец… Никто… своей очереди… ждать не будет.
– Верно, – согласился Коземорд. – Если бы в моем распоряжении было десять лет, я бы отрабатывал с вами обманные финты и уклонения, тысячи хитроумных приемов, чтобы запутать и… обескуражить врагов.
– А мы вместо этого, – пропыхтела Чудовище, – бьем да бьем.
Рук занес дубинку, чувствуя, что Бьен рядом с ним заносит свою.
– Отражай…
На щит обрушился Мышонок.
– Бей… чтоб тебя… отражай…
– Именно так.
– Нас убьют, – презрительно уронила Чудовище.
– Убьют, – равнодушным эхом отозвался Мышонок.
– Возможно, – признал Коземорд. – Однако я провел… негласное исследование боев на Арене. Вы слушайте, да не ленитесь. Быстрее! Бей! Отражай! Бей! Отражай!
Когда обмен ударами достаточно ускорился, он продолжил мысль:
– Когда погибает кто-то из Достойных, я спрашиваю себя: что его убило? Иногда погибают оттого, что враг выдает несколько гениальных тактических ходов, с невиданной ловкостью владеет мечом и несравненно проворен с копьем. На Арене случаются потрясающие, блестящие схватки… – Он горестно покачал головой. – Но редко. Наблюдая, как мужчины и женщины сражаются за свою жизнь, я заметил, что их обычно убивают две вещи: страх или усталость. Я видел, как под жарким солнцем, если бой затягивается, воины опускают щиты, как не успевают отражать атаки, как их губит усталость. За несколько месяцев я не сделаю из вас мастеров клинка. Следует признать печальную истину: вы – воры и жрецы. Кроме, конечно, обосновавшегося у нас кеттрал. Кое-кто из вас выказывает природный дар, другие… менее одарены, но у нас не будет времени развить ваши способности. Я не могу наделить вас боевым опытом, какой копится всю жизнь, зато могу обещать вот что: в жаркий день, усталые, испуганные, под тысячеголосый ор, требующий вашего поражения… вы не уроните щита.
Как видно, горло у него пересохло от затянувшейся речи, и Коземорд надолго припал к кувшину, после чего снова принялся отбивать беспощадный ритм: «Бей! Отражай! Бей! Отражай!»
Солнце уж склонялось к западной стене, когда Коземорд разрешил им остановиться. Глядя на скрючившихся, упирающихся руками в колени, сплевывающих в грязь, запыхавшихся бойцов, он захлопал в ладоши, словно радуясь случаю преподнести им новое восхитительное переживание.
– А теперь пора! Давно пора познакомить вас… с правилами священных боев. – Он окинул их взглядом. – Вы ведь все по меньшей мере видели бои?
Бьен выпрямилась, кулаками разминая себе поясницу, и ответила устало:
– Я – нет.
Мастер свел брови:
– Жаль. Очень жаль. – Он потянул себя за клочковатую бороду. – С чего бы начать?
– Как насчет оружия? – спросила Бьен. – Я тут видела самое разное. Каким мы будем драться?
– Этот вопрос, к сожалению, не так прост, как может показаться.
– У нас будет выбор? – спросил Рук.
Он, как и Бьен, ни разу не ходил смотреть бои. Он ведь и в Домбанг из дельты перебрался, сбежав от насилия. Но невозможно было, живя в городе, особенно охваченном горячкой святых дней, совсем ничего не узнать о творящемся кровопролитии.
– Выбирать придется несколько раз, – поправил его Коземорд. – С началом поединков… Нет, так не годится. Идемте со мной.
Оружейную охраняли десяток стражников. Еще четверо с заряженными арбалетами наблюдали с крыши. Коземорд помахал им, как старым приятелям, вытянул подвешенный на шнурке ключ, повернул в замке, сложил свой зонт и провел всех шестерых внутрь. Предзакатное солнце вливалось в открытую дверь, освещая расставленное вдоль стен оружие. Коземорд подошел ближе.
– Копье… – Он взял из стойки тонкую рыбацкую острогу и кинул ее на стол посреди помещения. – Сеть.
Он двигался вдоль стены.
– Абордажный крюк. Кинжал и щит, круглые клещи, серпы.
Все это с лязгом падало в блестящую груду. Обойдя оружейную, мастер вернулся к столу и стал разбирать.
– Примерно такой стол вы увидите посреди круга. Вам… предложат выбор.
– Ну я, учитывая, что половину этого дерьма не знаю, как взять в руки, выбрала бы копье, – заявила Чудовище.
– Увы, выбирать предстоит не тебе.
– Как тогда, чтоб тебя, понимать: «предложат выбор»?
Коземорд нахмурил брови:
– У меня сложилось впечатление, что в прошлом ты посещала бои святых дней.
– Да, посещала. До полудня высасывала пару бутылок квея – тоже да. Простите, если все запомнилось довольно смутно.
– Здесь каждого вида оружия по одному, – заметил Тупица. – Ты выбираешь – они выбирают, ты выбираешь – они выбирают…
– Именно так, – подтвердил Коземорд. – Трое выбирают себе оружие поочередно. Если та тройка выбирает первой и выбрала копье, вам копья уже не достанется.
– Нас же почти ни с чем из этого не учили обращаться, – возмутилась Бьен. – Вот это вообще что такое?
– Это… – Коземорд поднял подобие трехлапого якоря с ладонь величиной, – абордажный крюк.
К ушку крюка крепилась тонкая веревка футов восьми в длину.
– Крюк на веревке. Вы не видели во дворе, как с ним работают? Старинное оружие, дошедшее с тех времен, когда домбангские пираты грабили морские суда в устье дельты.
– Что с ним делать?
– Это, – ответил мастер, – зависит от вашего мастерства.
– Предположим, его нет в помине, – сказала Бьен. – Я ведь не какой-нибудь древний пират.