Капитан глянул на Фори, повел рукой, словно соринку со стола стряхивал, и не успело сердце ударить второй раз, как на голову Акйилу опустился рогожный мешок.
33
– Нужны копья с зазубринами, – сказала Гвенна. – С большими зазубринами, как у гарпунов.
– А на корабле, где имелась кузница, вы об этом сказать не могли? – обрушился на нее Джонон.
– Я была в карцере, – ответила она, отводя взгляд.
Это была правда, но не вся. Она действительно большую часть пути на юг провела в карцере, но после того, как корабль бросил якорь и ее выпустили, вполне хватило бы времени объяснить, какие орудия могут понадобиться при встрече с птицами. Он бы встретил совет в штыки, возможно, и слушать бы не стал, но это не отменяло того факта, что она и не пыталась.
– С этим я управлюсь, господин адмирал, – вмешался Лури.
Он смотрел на Гвенну мертвыми глазами, с неподвижным лицом. Этот человек не нападал на нее, как Чент или Вессик, от него не веяло смесью насилия и похоти, но пугал он ее больше тех двоих. Он улыбнулся ей – без всякого чувства – и снова повернулся к адмиралу.
– У меня в мешке есть связка напильников.
– Зачем зазубрины? – спросил Джонон, изучая ее при колеблющемся свете факелов.
– Кеттрала не свалишь стрелами и копьями. Они просто слишком велики.
Анник в Пурпурных банях справилась, но Анник была за полсвета отсюда.
– Мы и не пытаемся свалить кеттрала, – напомнил адмирал. – Нам нужны яйца.
– И если повезет, – кивнула Гвенна, – вы успеете взобраться на утес, выкрасть яйца и скрыться до возвращения птиц с охоты.
– А копья…
– На случай, если не повезет.
– А может, лучше преклонить колени? – съязвил Джонон. – Припасть к земле и молиться?
При этих словах Гвенна снова ощутила скользящую по ней тень птицы, острые камни под коленями, холод мелкой осыпи подо лбом; ее опять накрыла паника беззащитного, лишенного укрытия зверька, ожидающего смерти.
Конечно, она осталась жива. Все остались живы. Может, птица их не заметила. Может, просто была не голодна. Так или иначе, она пронеслась над ними так низко, что ветер растрепал ей волосы, и ушла вниз, в долину, чем дала маленькому отряду время, спотыкаясь на крутизне, добежать до промерзшей пещеры у основания утеса. В укрытии им ничего не грозило, но, само собой, прячась, яиц не добудешь.
– Если птица вернется, когда ваши люди полезут по скале, – сказала Гвенна, – вам придется ее отвлекать, пока те не спустятся.
Она не повышала голоса, но пещера была мала. Солдаты ее прекрасно слышали. Еще вчера они готовы были встать против кеттралов с одними луками и копьями. Теперь, повидав одного, оценив размер и скорость, попахивали опасением.
А адмирал – только решимостью. Он медленно кивнул.
– Превратить копья в гарпуны. Они задержат хищника.
– Особенно, – добавила Гвенна, – если привязать гарпуны к валунам.
– Он не сможет высвободиться?
– Сможет. Одно или два копья птица, вероятно, сумеет вырвать. Но если в тело вопьется десяток… – Она пожала плечами.
Джонон прищурился:
– Этот способ испытывали?
– Нет, – покачала головой Гвенна. – На Островах эта идея… рассматривалась лишь умозрительно.
И то с натяжкой. Они с другими кадетами охотно обсуждали этот вопрос в таверне, особенно перебрав рома. Гвенна вполне допускала, что ее замысел пойдет насмарку, что зазубрины, как сказал Джонон, не удержатся в теле, и разъяренная птица порвет напавших на нее людей когтями и клювом. Это было не просто возможно – охренеть как вероятно. А с другой стороны, гарпунили же китобои китов, а киты не меньше кеттралов. И выбирать было особо не из чего. К тому же, как верно заметил Джонон, их цель – не сражаться с птицами. Им надо взобраться по обрыву, пока птицы на охоте. Забраться в гнездо, вытащить яйца – если там окажутся яйца, – и наутек, пока те не вернулись. Если все пройдет по плану, гарпуны не понадобятся.
Гвенна пыталась припомнить, когда и что в последний раз шло по плану.
Назавтра погода, словно кивнув ее дурным предчувствиям, совсем испортилась.
Сразу после восхода через вершины на севере потекли облака, которые задушили солнечный свет и затопили долину, затянув все дальше десятка шагов от пещеры. Потом пошел дождь – жирные ледяные капли на грани замерзания, поначалу редкие, они расплескивались по обломкам камней, а потом хлынули ливмя, так что за шумом дождя приходилось почти кричать, чтобы расслышать друг друга. Дождь шел все утро и не переставал еще три дня, загнав всех дрожать в темную пещеру. Дров для костра не было, а значит – ни разогнать темноту, ни обогреться, ни поесть ничего, кроме холодной соленой трески и галет, запивая холодной дождевой водой.
При всем при том Гвенна была рада отсрочке. Им с Крысой эти дни дали передохнуть и оправиться после изнурительного перехода. Гвенна, конечно, пришла в себя скорее. Уже к вечеру первого дня синяки на ногах – от цепи и от падений – поблекли, а к утру второго прошла острая боль. Из солдат этого, кажется, никто не заметил, а вот Крыса на второе утро оглядела свои побитые колени, потом колени Гвенны, пощупала пальцем свои воспаленные ссадины и закатала черную штанину на ноге взрослой, чтобы посмотреть, что под ней творится. Нахмурилась и подняла на нее вопросительный взгляд.
– Рашкта-бхура? – спросила она, не дождавшись объяснений.
– Не понимаю, – покачала головой Гвенна.
Крыса, продолжая разглядывать Гвенну, тронула пальцем большую ссадину у нее на колене, а потом ловким движением сорвала струп ногтем. Гвенна отбросила ее руку, хотя девочка, в сущности, не сделала ей больно. Наросшая под струпом кожа была еще гладкой и розовой, чувствительнее старой, но рана закрылась. За годы после Халовой пробы Гвенна так привыкла к быстрому заживлению своих ран, что почти не вспоминала об этом. Но вот Крыса прищурилась, сковырнула засохшую сукровицу у себя на ноге – и в ранке проступила кровь. Меньше, чем ожидала увидеть Гвенна, но все-таки кровь.
Девочка обвиняющим жестом направила палец на ее колено, а потом в лицо:
– Рашкта-бхура.
Это уже был не вопрос.
– Что бы это значило? – устало покачала головой Гвенна.
– Может, кровь? – подсказал Паттик.
Оказалось, легионер наблюдал за ними со своего поста у выхода.
– Или рана? Струп? – предлагал он.
– Хрен знает.
– Но какие-то наши слова она же выучила, – нахмурился легионер.
– В основном нехорошие.
– Гвенна Шарп тело… – заговорила Крыса, старательно насупившись. – Гвенна Шарп тело на хрен сдавайся.
– Мое тело не сдается? – вскинула брови Гвенна.
Девочка кивнула.
Гвенна откинулась затылком на стену, прикрыла глаза.
– Гвенна Шарп еще до встречи с тобой сдалась, детка.
Вместо Крысы ей ответил Паттик.
– Тогда, в сражении… против манджари… – Он понизил голос, чтобы не услышали другие. – Непохоже было, чтобы вы сдались.
– Ты в деревне бывал, Паттик? – не потрудившись открыть глаза, спросила Гвенна.
– Я в деревне и вырос.
– Значит, резал кур. Видел, как они бегают по двору с отрубленной головой.
Паттик шевельнулся. И пахнуло от него, к ее удивлению, гневом. Она открыла глаза навстречу его сердитому взгляду.
– Ваша голова пока на месте.
– Убить можно разными способами, Паттик. Не обязательно отрубать голову.
– Вы пока что не покойница!
Она взглянула ему в глаза:
– Тебе какое дело?
– Есть дело, потому что… – Он запнулся и захлопнул рот. – Вас не касается.
– Ты сам начал разговор.
– Ну и забудьте.
– Как я забуду, если ты тут на меня таращишься?
Своим гневом он как будто запалил в ней встречный огонь. А может, не гневом, а скрытым под ним разочарованием.
– Как мне забыть, когда ты и Чо Лу, прах вас побери, и Киль, и эта несчастная сучка, – Гвенна ткнула пальцем в Крысу, – так смотрите, словно ждете, что я отращу крылья и на себе вас отсюда вынесу? – Она повернулась к нему спиной, задрала рубашку. – Где ты видишь крылья? Шрамов полно, гребаных крыльев ни хрена!
К ней, расслышав крик за стуком дождя, стали оборачиваться другие. В нос горячей спицей вонзился жадный запах Чента и скользкий голодный запашок Вессика.
– Опустите рубашку, – тихо сказал Паттик.
– А зачем? Чтобы ты на мою грудь не засматривался? – Она покачала головой. – Может, ты оттого так и разочарован? Попробуй-ка отодрать женщину, которая то сидит под замком, то прикована к этой бродяжке. Хотя знавала я солдат, которым такие мелочи бы не помешали. Не в том ли дело, Паттик?
Его светлое лицо полыхнуло огнем. Она обошлась с ним несправедливо – а что в мире справедливо? Разве справедливо, что она жива, когда погибла половина ее крыла? Разве справедливо, что родители Крысы погибли, или бросили ее, или что там с ними случилось? Разве справедливо, что целая империя, миллионы людей, сами того не зная, зависят от нее – отсева, разжалованной кеттрал, потерявшей людей и в хлам распустившей свое тело? Все несправедливо, добро пожаловать в гребаный мир.
Легионер посмотрел на нее, покачал головой, встал с каменного пола и вышел под дождевые струи, чтоб занести внутрь наполнившиеся водой жестянки.
Гвенна отвернулась и обнаружила, что Вессик, Лури и Чент разглядывают ее темными поблескивающими глазами.
Чент причмокнул языком, сплюнул на пол и одарил ее бурозубой ухмылкой.
– Что тебе этот сопляк? В пещере полно мужчин, которым эта цепочка не помешает немножко тебя полюбить.
Вессик охотно захихикал. Лури молча, не мигая разглядывал ее, пока Гвенна не отвела глаза.
Сколько бы ни щерились, здесь, в пещере, они ее не зажмут, тем более Джонон вот-вот вернется из разведки, а Паттик с Чо Лу сейчас войдут обратно с горшками и сковородками в руках. Эти трое – падальщики: если и набросятся, так выберут время, когда они с Крысой останутся одни, а поскольку в экспедиции Джонона никто один не остается, ей полагалось бы чувствовать себя в безопасности.