Николай открыл дверь и кивнул:
— Заходите!
— Нет, нет. Я ненадолго к вам. Просто вспомнила один случай и решила вам о нем сообщить. К Эдику приходили какие-то люди с угрозами… В смысле, наезд на него был. Приказали ему или в долю их взять, или продать предприятие за копейки.
— Вы присутствовали при той встрече?
— Нет. Я их даже не видела, только потом Дробышев мне рассказал.
— Он очень был напуган?
— Я бы не сказала. Встревожен был, но потом успокоился, сказал, что не те теперь времена. Хотел даже в полицию заявить, но потом передумал. Сказал, что если придут еще раз, то тогда напишет заявление. Я забыла о том случае, а теперь думаю, что, может, это те люди сделали.
— Всякое может быть, но вряд ли: он им ничего не был должен, и они ему тоже. Потом столько времени прошло… Зачем им убивать: а вдруг свидетели найдутся и преступление будет раскрыто, а ведь наказание за подобное будет серьезным, даже максимальным. Ведь здесь не только убийство, но и вымогательство, принуждение к коммерческой сделке… При желании можно на них многое повесить. Если это серьезные люди, то они понимают, что их ждет, а потому вряд ли пошли бы на убийство. А если это отморозки, то зачем им тянуть три месяца?
Францев говорил, а женщина кивала, словно соглашаясь с ним. И тут встрепенулась.
— А разве я говорила, что это было три месяца назад?
— А когда это было?
Елизавета не ответила.
— Следствие знает о том случае и наверняка уже ищет вымогателей, — поспешил заверить ее Николай, — а раз ищут, то наверняка найдут.
Женщина кивнула и дернула поводок.
— Пойдем, — сказала она собаке, а потом взглянула на участкового, собираясь прощаться.
Но участковый опередил ее.
— А с бывшей женой какие у Эдуарда Ивановича были отношения?
— Да никаких. Она звонила иногда. Однажды позвонила и что-то начала требовать, а Эдик ей ответил, что у тебя, Ларочка, теперь другой муж: выноси мозг ему.
— Чего требовала бывшая жена, не знаете?
— Денег, вероятно. Она вдруг стала считать, что Эдуард ее обманул при разделе имущества, хотя это они сами предложили ему загородный дом в обмен на его долю акций.
— Половину загородного дома в обмен на акции, — поправил Францев, — и, насколько мне известно, ей досталась еще и квартира в городе. То есть половина квартиры.
— Эдик признался мне, что с самого начала знал, что его дурят, но не стал связываться. А по поводу Ларочки пошутил как-то, что никогда не думал, что из симпатичной девушки может получиться страшная хабалка.
— Как вы думаете, могли ли бывшая жена и бывший деловой партнер быть причастными к его убийству?
Романова пожала плечами.
— Я могу думать все, что угодно, но кого это интересует: доказательств все равно нет. Партнер выжал из успешного предприятия все, что можно, и теперь того предприятия нет. Ларочку он бросил, но вы про это и сами уже знаете.
— Если вспомните что-либо или узнаете что-то новое, сообщите мне, — попросил Николай.
Он открыл калитку и посмотрел во двор. На освещенном крыльце стояла Лена.
— Идите, — сказала Елизавета, — вас жена ждет.
Францев поднялся на крыльцо, обнял и поцеловал Лену. Вдохнул глубоко и выдохнул резко, надеясь оставить все тяжелое и мутное за порогом. Но, войдя в дом, он все же не выдержал и набрал номер телефона подполковника юстиции Егорова. Гудки шли долго, а потом хриплый спросонья голос спросил:
— Кто это в такую рань?
— Сейчас семь вечера. Это участковый Францев из Ветрогорска. Хотел спросить только: есть ли новости какие по убийству Дробышева?
Пауза длилась долго, после чего следователь прохрипел:
— Ты нормальный? Я после суток на ногах весь день, еле до кровати добрался, а ты… Звони утром, я и сам ничего не знаю.
— Утром так утром, — согласился Николай, — извините.
Глава восьмая
Утром сквозь сон Николай услышал знакомый и почти забытый звук. На какой-то момент показалось, что он вернулся непонятно как в старую советскую, пропахшую столовской кашей школу — в тот самый день, когда он, третьеклассник, специально пропустил урок и, дождавшись, когда школьный коридор опустеет, открыл линейкой замок рассохшейся двери пионерской комнаты, прокрался туда и увидел предмет своего вожделения — барабан. Пионерский барабан лежал на шкафу, и, чтобы достать его, пришлось подвинуть стол и залезть на него. Там же лежали палочки. Коля аккуратно снял пыльный инструмент, посмотрел на него с любовью, и тут же сердце едва не остановилось от горя: в барабане была дырка. Но все равно он перевернул барабан и осторожно коснулся палочкой ударной поверхности. Звук был — не такой звонкий, но все же. Тогда Колька перебросил ремень барабана через плечо и осторожно начал отстукивать походный марш, нашептывая ритм:
Раз-два-три-четыре, бей, барабанщик, в барабан.
Раз-два-три-четыре, бей, барабанщик, в барабан.
Бей, барабанщик, бей, барабанщик,
Бей, барабанщик, в барабан!
Бей, барабанщик, бей, барабанщик,
Бей, барабанщик, в старый барабан…
И вдруг острая боль пронзила ухо. Коля понял, что кто-то ухватил его за ухо и пытается оттащить от инструмента, он хотел обернуться, но это не вышло — вернее, получилось, но лишь на долю секунды, и даже за это короткое мгновение он увидел, кто напал на него: женщина лет сорока — школьная уборщица, которая жила в соседнем доме и которую он часто встречал в овощном магазине и в булочной.
— Ну что, попался? — прошептала уборщица с ненавистью. — Попался, ментовский выродок? Сейчас я тебе ухи-то поотрываю. Была бы моя воля, я бы тебя сейчас в окошко выбросила за папашку твоего поганого. А то чего удумал — трех пацанов положил. Я мальчиков полтора года готовила…
— Что тут происходит? — прозвучал громкий женский голос.
На пороге стояла молодая женщина — заведующая учебной частью.
— Воришку поймала, — объяснила ей уборщица, — забрался сюда, украсть чего задумал. Но я проявила бдительность. Надо к нему меры принимать… А то в гардеробе кто-то мелочь по карманам тырит, но теперь ясно, кто это…
— Идите к себе! — приказала завуч.
Она протянула Кольке руку.
— Пойдем ко мне: чаем угощу.
Он пил чай с печеньем «Мария», а завуч смотрела на него.
— Пенсии за отца хватает? — спросила завуч.
Колька кивнул, хотя это была неправда.
Она молча смотрела на него, а он, растерянный и смущенный от такого внимания, прятал взгляд.
— Ты кем хочешь быть, когда вырастешь? Милиционером, как папа?
Коля кивнул, хотя он не хотел быть милиционером. Да и мама сразу после похорон отца сказала ему и младшему брату, который еще вряд ли что понимал: «Дайте мне слово оба, что никогда, никогда вы не будете работать в милиции. Где угодно, кем угодно, но только не милиционерами».
— Твой папа герой, — сказала завуч, — помни о нем всегда.
И после ее слов Коля заплакал. Не заплакал, а разрыдался, потому что она спокойно говорила о том, о чем он сам старался не вспоминать.
Потом через несколько дней завуч подарила ему отремонтированный пионерский барабан и палочки, но не кленовые, а самые крутые — дубовые. Но Коля никогда не прикасался к этому барабану. Барабан пылился на антресолях, забитых всяким хламом, а потом пропал, очевидно, жена выбросила его на помойку. А может быть, и не выбросила. Скорее всего, она продала его какому-нибудь бойскауту.
Капель продолжала выбивать дробь по оцинкованной стали оконных сливов, рассвет едва пробивался сквозь занавески. Николай осторожно начал подниматься.
— Рано еще, — шепнула Лена.
— Я в кабинете посижу, — ответил он, — может, найду что-нибудь в соцсетях.
Но что искать, Францев не знал. Зашел на страничку бывшей жены Дробышева и начал рассматривать фотографии молодящейся блондинки. На большинстве снимков она была запечатлена на пляжах, чтобы все желающие смогли полюбоваться ее фигурой. Нашелся снимок, на котором она была рядом с Эдуардом. Эдик обнимал жену за талию и улыбался, глядя в сторону. Лариса на каблуках-шпильках была выше его почти на полголовы.
Друзья. Вчера пришла печальная и страшная весть. Мой первый муж, замечательный человек, которому я практически безвозмездно отдала лучшие годы своей жизни, трагически погиб. Я не смогла сдержать слез. А ведь я предупреждала его! Я говорила ему: «Моложе — не значит лучше!» Но он не послушал меня. Он ввел в наш загородный дом молоденькую и бескомпромиссную в своих устремлениях. И вот результат!
Францев начал читать отклики.
Вика. Надо же! Вот они какие, молоденькие! Своего ничего нет, а они навставляли себе силиконовые импланты и думают, что лучше нас. А мужикам, сами знаете, много не надо. Так что Эдик сам виноват.
Фиалка. Он и ко мне подъезжал. И главное, так некрасиво намекал. Эдик ко мне летом в Ветрогорске на базаре подошел, а я как раз грибы покупала. Подошел и говорит: зачем вам эти сморчки? Сходим завтра вдвоем в лес. Я вам свои тайные места покажу… Наглец! Узнал, что я в разводе, и сразу.
BZD intertain net. Если бы ты знала, дорогая Фиалка, как я люблю прогуливаться темными летними вечерами под твоими распахнутыми окнами, когда ты, не погасив свет в своей розовой спальне, дефилируешь в одних стрингах и в задумчивости мимо окна туда-сюда, туда-сюда.
Серый волк. Фиалка, давай прогуливаться вместе.
Фиалка. Что за наглость! Я буду вынуждена обратиться к администратору сайта. Сайт создан для обсуждения общих важных для поселка тем. Вчера ночью, например, не работал шлагбаум. А охранник спал…
Францеву надоело перечитывать всю эту ерунду: ничего ценного отсюда он узнать не мог. Попытался найти Елизавету Романову в разных социальных сетях, но толком ничего не узнал. Женщин с таким именем и фамилией было много, но все они мало походили на сожительницу Эдуарда Дробышева. А найти в социальных сетях что-нибудь о необходимой ему Елизавете Романовой не удалось.