Оно, или он, продолжало движение, и мне показалось, что козлоликая фигура везде вокруг, возможно, даже внутри меня. Пятая мерность не отслеживалась моим четырехмерным сознанием, и оно это знало.
– Зачем тогда ты тут?
– Ты получил программу Ра преждевременно. Ты не дошел до нее сам. Ты даже не Артаин, поднявшийся с каменного века до локального божества. Ты ребенок со взрослым оружием. И поэтому убивать тебя мне не по чину. Но должен тебе сказать, что теперь все демоны этого мира будут знать, что ты пал в четвертую мерность.
– Так чего ты хочешь от этого разговора? – я искренне не понимал его логики, как и смысла говорить со мной.
– Я хочу, чтобы ты осознал, Кай-Клавий из пробирки, каково быть заложником Земли 2018 года от появления распятого. Живи, воюй, борись с демонами, помогай людям или убивай их – мне все равно. Ты умрешь со смертью твоего физического тела, на этот раз навсегда. Завтра, через год или через тысячу лет, но умрешь навсегда.
– …
– …и да, Лике с Борисом, будет лучше. Ее душа еще многократно переродится на Земле, пока не найдет выход в иную вибрацию. А ты,… а ты тут вечный пленник.
Люцифер ушел, опустив время, отпустив реальность, показав лишь то, что ему все равно. Какой самый сильный удар мог нанести по мне этот мир? Этот мир поглотил меня своей мерностью, сделав меня песчинкой, сделав меня человеком без реинкарнаций, без других жизней, без надежд на рай или ад. Я вдруг осознал безвыходность и безысходность, вставив меч в ножны и присев на холодный бетон основания билборда.
None
Глава 32. Без памяти о…
Борис нашел Лику плачущей. Женщина забралась с ногами на кровать, всю закиданную пожелтевшими и не очень фотокарточками. Хрупкие пальцы врача психиатра стискивали сразу пачку неровно собранных фотографий.
Пистолет выскользнул из кобуры скрытого ношения, закрепленной прямо на груди бронежилета. Базиль по привычке успел раздеться, сняв футболку еще на входе в коридоре их дома, как только услышал всхлипывания в верхней комнате. Он не стал снимать обувь на американский манер — традиция, которая так тяжело воспринимается иммигрантами из СНГ — а сразу поднялся в спальню. В доме супружеской пары из России, где мужу и жене было за сорок, принято было разуваться на входе.
Эфирный детектор указывал на то, что дом чист. Нет даже лявр жадных до мелких людских пороков. Лика принципиально соблюдала дома эфирную стерильность. Убедившись, что они с женой вдвоем, Борис стянул с себя черные институтские очки.
– Лик? Что стряслось? — опасливо вымолвил Борис, замерев на пороге спальной комнаты.
Любитель опасности, оперативник института, боец SWAT, в своем американском быту совмещающий вполне земную профессию полицейского с борьбой за человеческий род, на духовном плане мог ожидать чего угодно. Он был готов ко всему: к материализованному демону, к трем черным парням в масках из уличной банды, но не к Ликиным слезам.
В этой теплой стране, где оружие у граждан ходило в свободном обороте, демонам жилось особенно вольготно. А под наркотой рядовой американец с легкостью подпадал под полный и безоговорочный контроль паразита, доставляя кучу неприятностей на любом месте, где появлялся.
Но эфир был чист. Только поле Лики рябило иссиня-голубыми разводами.
– Ты лучше сядь, Борь, – шмыгнула носом девушка.
— Хорошо.
Борис послушно зашел в комнату и присел рядом с Ликой на кровать, усыпанную фотками. Пистолет вернулся в нагрудную кобуру.
– Её зовут Анастейша, она учится в медицинском университете штата Луизиана. Ей семнадцать, – начала Лика.
– Допустим, – аккуратно, успокаивающим тоном поддержал супругу Борис. – Анастейша — это твоя подруга?
Вместо ответа в лицо Борису обеими руками была сунута охапка фотографий.
В совместной жизни с Ликой уравновешенный Борис прощал ей женские закидоны. Вот и теперь с какой-то из подруг Лики что-то случилось, что не могло не расстроить супругу, и нужно было просто слушать и быть рядом.
«Теперь главное – выслушать и разрядить обстановку», — говорил себе оперативник, принимая пачку фотографий из трясущихся пальцев.
С фоток на него смотрела юная и улыбающаяся черноволосая девушка с карими глазами и широкими, как у Бори, скулами.
Анастейша улыбалась, позируя в белом халате на фоне экспонатов анатомического музея. Темные локоны девушки вились, образуя от отблесков солнца водопад свободно льющихся волос. Улыбались ли люди вокруг неё, было непонятно – кто-то кропотливо содрал с фотопленки все лица друзей студентки медицинского университета.
Борис держал паузу, сначала разглядывая фотографии, а потом и просто делая вид, перебирая одну фотку за другой.
Лика не могла ждать, и слова ошпарили сознание Бориса, как кофе порой обжигает руку полицейского в зимнюю рабочую ночь.
— Мы не бесплодны, Борь, это наша дочь!
В руке у Лики появилась флешка с надписью на латыни. Бред переходил границы разумного, но Борис стойко выдержал и это, лишь спокойно произнеся на придыхании:
-- Что это?
Долгие годы они ходили по врачам. Долгие годы они искали способы, но мир не дал им детей. Может, поэтому искренне любящий Лику Борис вместо того, чтобы топить свою боль в алкоголе, устроился в SWAT. Не потому, что он нуждался в деньгах. Забегая в каждый дом, где мрази брали заложников, штурмуя каждый наркоманский притон, уничтожая преступника за преступником, он мстил судьбе за то, что он… они не имеют детей. А возможно, гасил в зачатке предательские мысли о смерти, неся смерть вокруг себя, неся людям вокруг спасение.
– Тут написано «развею сомнения, отвечу на вопросы», – произнесла Лика.
– Откуда флешатина? – заподозрил что-то Борис.
– Нашла случайно, это мой почерк, – указала на надпись на латыни врач.
– Уже включала, смотрела что там?
– Нет, ждала тебя, вдруг ловушка.
– Это правильно. Ну, теперь я тут, можно включать.
Борис взял из рук Лики флешку, воткнув в USB разъем моноблока.
На экране сидела Лика и, одетый в его любимый синий домашний халат, Борис. Пара была у себя дома. Обстановка казалась счастливой и непринуждённой.
– Ребят, если вы смотрите это видео, то, скорее всего, я опять докопалась до своей памяти и погрузила себя в истерику на фоне нереализованной гендерно-репродуктивной функции.
– Ты давай объясняй для меня тоже, вдруг я найду эту флешку, – оторвался от банки с пивом Борис.
– Ну, пока что у меня больший процент, девять к двум. Это серьезная статистика! – улыбнулась Лика.
– Ну не надо делать из меня дурака, – улыбнулся Борис. – Я просто много работаю и не успеваю по дому шариться в поисках конспирологического заговора.
– Но зато ты спишь в бронежилете и работаешь в три смены, мой боец с нечистью, – Лика послала Борису сухой воздушный поцелуй и продолжила вещать на запись. – Чтобы не томить вас и не ходить вокруг да около, скажу прямо, вы не бездетны. И более того у вас есть дочь, которой на момент вероятной находки уже должно быть много, много лет.
– Шестнадцать-семнадцать, – пробурчал с экрана Борис, вставая с кресла и отправляясь в кухню.
– Ну раз я теперь с вами временно одна, то да, шестнадцать-семнадцать лет. Я взламываю свое сознание с регулярностью раз в полтора-два года. Это болезненно, но это уберегает нашу с вами дочь от опасности. Думаю, не стоит говорить, почему мы не живем счастливой американской семьей?
Где-то на видео раздался хлопок дверцы холодильника.
– Потому что мы русская семья, – вернулся в кресло Борис, с легкостью неся на крючке указательного пальца целую пластиковую упаковку пивных банок.
– Мы не хотели, чтобы наша дочь жила в постоянном страхе.
– А еще больше, чтобы мы боялись за дочь, – дополнил Борис, открывая очередную банку.
– Мы спрятали её и от всего паранормального мира, и от себя. Борь, проверь комнату, нет ли кого в ближнем эфире, – обратилась Лика к офигевающему от увиденного и услышанного Борису.
– Это она тебе, кстати, – сообщил Борис с экрана Борису в бронежилете.
На что оперативник осмотрелся, приложив к глазам черные очки, и так по-детски ответил записанному видео:
– Нет тут никого.
– Как только я, – Лика на экране посмотрела на Бориса и поправилась, – мы находим эту флешку и тайник с фото доказательствами, мы отсылаем на этот биткойн кошелёк все свои свободные сбережения. На это нашей Насте легче учиться и вообще выживать в мире капитализма. Мы формируем новое послание нам в будущее и прячем его, шифруя память о нем в моём сознании. Вот почтовый адрес Насти. Иногда мы меняем способы передачи денег, меняем карточки, криптокошельки, закладки. Перевод должен быть всегда инкогнито, а сообщения с разных мест. Далее в тайнике вы, наверное, нашли два тюбика с амнезином. Это для того, чтобы стирать себе же память, потому что пока мы не знаем, где наша Настя, и даже не подозреваем, что у нас могут быть дети, все мы в безопасности. Надеюсь, у Бориса не закончился амнезин, и вы положите будущим нам-вам ещё пару тюбиков перед тем, как уколитесь этими. Колоть должен Борис – у него эфирный иммунитет, и он тяжелее восприимчив к амнезину. Пустые капсулы, Борь, выкинь в мусорку для пластиковых изделий. А сейчас плохие новости – вам нужно это все сделать за час, иначе придется идти на гипноз к отцу Джастину. И, думаю, не надо напоминать, что амнезин стирает последний час вашей памяти.
– Пока, ребят, мы вас любим. И помните, это все ради Насти! Ребят, вы не сходите с ума, просто вы работаете на институт.
Видео прервалось. Лика и Борис переглянулись.
– Ты ей веришь? – спросил Лику её супруг. – Может, это какая-то хитрая афера?
– Может и афера, но мы в ней явно замешаны. Сходи за амнезином, я пока что соберу фотографии Насти в тайник и переведу койны.
– Может, разорвём этот амнезиновый круг и найдём Настю? – вопросительно поднял брови Борис, зная, что острейший Ликин ум всегда всё делает правильно, что касается долгосрочного планирования и вообще чего-либо.