себя на своем естественном месте, там, где каждому из нас надлежит быть. Ибо такова воля Божия о человеке. Во Христе — каждый из нас — посажен одесную Бога.
В этом откровении о небесном отечестве и есть источник радости апостолов. Смысл самого события Вознесения в словах, которые хоть и прозвучали в Евангелии по другому поводу, но передают саму суть восшествия Христа на небо: ибо так надлежит нам исполнить всякую правду (Мф. 3:15). Сидеть одесную Отца — вот евангельская правда о человеке. Наше «естественное место», к которому мы неосознанно стремимся, — быть с Богом, сидеть одесную Отца. Человеку естественно быть святым, естественно стремиться к святости. Не к святости статики и стерильности, а к святости как полноте жизни и радости. Святость, о которой говорит Евангелие, не требует развоплощения или гнушения землей и телом. Евангельская святость оправдывает человека живого, оправдывает и исцеляет всю землю, все творение. Чтобы вознестись на небо и быть в общении с Отцом, Христу не понадобилось развоплощаться, отбрасывать человеческое тело и земную душу — с ее памятью, чувствами и желаниями. Все наше человеческое преобразилось во Христе, оправдалось и ожидает открытия новой тайны, на которое указывает второе облако Вознесения.
Да, именно так: в рассказе о восшествии Христа на небо было еще и второе облако — таинственный знак откровения и сокрытия последних вещей о Боге и человеке. Помните ангелов, выводивших апостолов из созерцательного состояния после Вознесения Христа? Вот что они сказали изумленным ученикам: мужи галилейские! что вы стоите и смотрите на небо? Сей Иисус, вознесшийся от вас на небо, придет таким же образом, как вы видели Его восходящим на небо (Деян. 1:11).
У тайны Вознесения есть вторая, нередко упускаемая, часть. Вознесение на небеса и сидение одесную Отца есть прелюдия возвращения — в облаке и славе — для суда и конечного примирения неба и земли. А это значит, что не надо уже человеку разрываться между небом и землей, потому что все примирится под главою Христом, когда растает последнее облако откровения и тайны, когда откроется, что Родина — это и есть небо, а небо — это и есть земля, и нет больше вражды, и сгинет злоба навек, и мы увидим не скрытый никакими облаками Лик нашего настоящего Отца, Его любящие руки обнимут нас. И уже сейчас мы живем этой надеждой, порой не понимая, откуда у нас эта тоска, эта неутолимая память Родины.
Всему свое место. Всему свое время. Каждому — свое. Камень падает вниз, огонь устремляется вверх, масло всплывает над водой. Как бы ни стелились наши тучные мысли над землей, как бы ни слились они с плотью и кровью, все равно влечет нас на Родину, к нашей небесной отчизне, к незримым светлым обителям. Так думали мыслители древности. Так учил мудрый Аристотель, утверждая, что у каждой вещи под солнцем есть свое «естественное место», к которому устремляет ее неодолимая сила естества. В этом законе философ усматривал тайну движения: каждый предмет движется, потому что влечет его к своему «естественному месту», и только найдя его, обретает он покой. Наша «природная тяжесть» влечет нас на Родину. Которая на небе. Которая на земле. Человеку естественно — быть с Богом. Человеку естественно — быть святым. Это наше самое нормальное состояние, потому и тревожится и волнуется наше сердце и тоскует по подлинной чистоте и святости, по незабываемому Лику нашего Отца. По дому наша тоска, по небесному отечеству, которое обретем на земле.
Об этом и блаженный Августин: «Моя тяжесть — это любовь моя: она движет мною, куда бы я ни устремился. Даровано Тобой воспламеняться и стремиться вверх: пылаем, идем. Поднимаемся, поднимаясь сердцем, и поем песнь восхождения. Огнем Твоим, благим огнем Твоим пылаем, идем; поднимаемся к миру Иерусалима. „Возвеселился я среди тех, кто сказал мне: мы пойдем в дом Господень“. Там поместит нас добрая воля, и ничего мы больше не пожелаем, как пребывать там вовек» (Исповедь. 13.9).
Застенчивый Бог
Православные христиане верят в то, что Бог — это Троица — Отец, Сын и Святой Дух. Однако последний в этом ряду как-то недостаточно проявлен не только в нашем сознании, но даже и в воображении. Нам просто и естественно представить Христа — Вторую Ипостась Святой Троицы, Бога Воплощенного. Нам легко обращаться к Нему, Он нам предельно близок, Он — Богочеловек, и потому понятен каждому человеку. Есть Его изображения, иконописные портреты, в конце концов, все Евангелие — это одна большая и подробная икона Спасителя. Трудно найти христианина, который бы никогда не видел икону Христа. Стоит произнести Его Имя, и перед внутренним взором тут же проявится Его Пречистый Лик.
Образ Отца для нас тоже понятен, близок и непротиворечив, он не вызывает вопросов и не будит богословской двойственности. Священное Писание живо и ярко повествует о торжественных Богоявлениях на Синае, при Иордане, и нам отчетливо слышится Отеческий глас, память о котором хранится на страницах Писания, особенно в истории Крещения Господня или Преображения. И это само по себе будто и недостаточно для уяснения образа Бога Отца, но для нас вполне годится и такая скупость изображения, которая эмоционально восполняется молитвенными обращениями Сына к Отцу, особенно в Евангелии от Иоанна — самом троичном из Евангелий. В конце концов, нам просто очень близко и понятно само имя — «Отец», и обращаться к Нему «Отче наш» — это по-своему вызывающе и дерзновенно, но очень естественно и правдиво.
Совсем иначе обстоит дело с Третьим Лицом Святой Троицы. Как мы Его называем? Святой Дух. Что значит фраза «верую в Святого Духа»? Это очень неустойчивое выражение, оно распадается под пристальным взглядом, оно «не доживает» до пытливых вопросов. Даже наш Символ веры, который прямо называет Отца и Сына Богом, о Святом Духе заявляет сдержанно: «И в Духа Святаго, Господа Животворящаго, Иже от Отца исходящаго, Иже со Отцем и Сыном спокланяема и сславима, глаголавшаго пророки» — нигде не говорится напрямую, что Дух Святой есть Бог. На Божественное достоинство Третьей Ипостаси указывается лишь косвенно и осторожно. И все же Божество Духа Святого — краеугольный камень нашей веры.
Сложное имя
Дух Святой есть Бог, Третья Ипостась Святой Троицы. Это важно помнить просто потому, что само имя «Святой Дух» располагает нас мыслить скорее о некой энергии, силе — не так ли? — которая исходит из Бога. И если с пристрастием расспросить рядовых прихожан о том, Кто есть Дух Святой, мы услышим неутешительные свидетельства почти оккультной веры в невидимые и безликие энергии Бога, которые аккумулируются святыми людьми и святыми предметами. Это — досадное заблуждение. Но ему есть некоторое извинение, его нельзя принять, но можно объяснить.
Бог есть дух? Очевидно. Об этом говорит Христос со всей определенностью и прямотой в беседе с самарянкой. Бог свят? Безусловно. Не нужно даже копаться в библейских текстах, чтобы подкрепить эту фразу цитатой: вся Библия — одно большое свидетельство святости Бога. Однако здесь и трудность: и Отца мы называем духом и святым, и Сын духовен и свят, и благодать, которая изливается от Бога на нас, — свята и духовна. И великих подвижников веры, пропитавшихся благодатью Святого Духа, мы называем святыми и ищем их духовной поддержки. Именно поэтому так трудно простому человеку усмотреть за Духом Святым личное бытие, сказать, что Дух Святой — это не «что», а «Кто» — и обязательно с большой буквы. Он — не сила Бога, Он Сам — Бог, Божественная Личность, Ипостась, несводимая к двум другим, не безличная энергия, а Неповторимое Лицо, Субъект Действия.
Таким видели Святого Духа апостолы, и поэтому книга Святого Духа — это, конечно же, книга Деяний апостолов, написанная евангелистом Лукой. Если внимательно читать этот удивительный текст, дышащий свежестью церковной юности, нетрудно заметить, что Дух Святой является главным действующим лицом этой истории. А Деяния апостолов — это прежде всего летопись апостольского служения, первая глава церковного бытописания, целое полотно событий. Кажется, что главный герой книги Деяний — апостол Павел — ему посвящено большинство страниц, чуть меньше внимания уделяется апостолу Петру. Но правда в том, что вся эта таинственная книга — о Духе Святом. Он — зачинатель и инициатор всех основных событий книги. Он — двигатель сюжета. Он сходит на апостолов, как и обещал Христос, и стеснительные и косноязычные рыбаки вдруг получают способность зажигать верой сердца тысяч образованных и сильных людей. Дух Святой требует выделить из собрания пророков Варнаву и Савла и отправить на дело миссии (13:2), а потом Он же не допускает их на проповедь в Асии (16:6). Именно Он — так утверждали апостолы! — руководил первым апостольским собором в Иерусалиме (15:28), Он же свидетельствует (20:23) и поставляет епископов — не апостолы с помощью некой энергии и возложением рук, а Он Сам — Дух Святой — ставит на пастырское служение (20:28).
Дух Святой обладает таким же личным бытием, как Отец и Сын, но нам трудно принять Его как Лицо, потому что как раз никакого лица мы и не видели. Святой Дух — Застенчивый Бог. Он скрывается от нас, и, может быть, Его Лицо — то последнее откровение, которое ждет нас за горизонтом истории.
Незримое присутствие
Святой Дух есть Бог, Третья Ипостась Святой Троицы. Усвоить это нам несколько мешает Его Имя, элементы которого можно легко приписать каждому из Лиц Троицы. Может быть, поэтому свою обстоятельную книгу о Духе Святом отец Сергий Булгаков назвал «Утешитель». Это имя, которым Сам Христос называет Святого Духа. Имя, которое помогает нам свою ленивую мысль выправить, помочь ей распознать в Духе Святом — Лицо, уникальное, неповторимое, несводимое к функции или безликой силе. Утешитель — Тот, Кто незримо присутствует в этом мире. Утешитель — Тот, Кто в день Пятидесятницы сошел на апостолов, скрыв Себя в полыхании языков огненного пламени. Утешитель — Тот, Кто смиренно и незримо ведет Церковь, бытию которой Он дал начало. Утешитель — Тот, Кто был, есть и Кто придет. Смысл этих слов в том, что в этот сотворенный Богом мир может прийти только Тот, Кто в нем оставил свой след, свой отпечаток — оттиск тех рук, которые «собирали» этот мир, заражали его жизнью. Земля, вода, огонь — вся сотворенная стихия хорошо помнит тепло этих рук, животворную мощь этого дыхания. Потому и встрепенулась вся природа в день Пятидесятницы. Именно Они — Сын и Утешитель «лепили» этот мир, «в четыре руки» игр