али ту симфонию, которую написал Отец, и в этой симфонии у каждого — своя неповторимая партия, своя оригинальная тема.
В прощальной беседе Христа с учениками, переданной евангелистом Иоанном, мы слышим не только свидетельство о единстве Сына с Отцом, но и о теснейшем единстве Сына с Утешителем, Который еще придет: Если любите Меня, соблюдите Мои заповеди. И Я умолю Отца, и даст вам другого Утешителя, да пребудет с вами вовек, Духа истины, Которого мир не может принять, потому что не видит Его и не знает Его; а вы знаете Его, ибо Он с вами пребывает и в вас будет (Ин. 14:15–17). Как это — Дух Святой пребывает в апостолах, но еще не пришел? Утешитель никогда не покидал этого мира. Он — Податель жизни, Он — Сама жизнь, которой мы напрямую не видим, но ею живем и движемся. Но только в Церкви, которая есть зерно исцеленного мира, Дух Святой являет Себя. В Церкви Дух Святой «обретает голос», дает о Себе знать, все еще скрываясь, оставаясь незримым, потому что мир не может принять Его, потому что не видит Его и не знает Его.
О присутствии Духа знает чистота и святость, которые тождественны жизни. Быть святым — естественно для человека. Только святой — подлинно жив, только чистый — по-настоящему естественен. Святость видит Духа. Чистота зрит Святого, Он открывается ей и всегда идет навстречу всякому жаждущему чистоты и святости. И животворит и ободряет человека кроткое касание Духа, это веяние тихого ветерка, открытое пророку Илии!
И один из духовидцев и пророков нашего времени, отец Сергий Булгаков, так писал об опыте прикосновения этого библейского дуновения: «Он не имеет человеческого лика, хотя всякий человеческий лик, позлащенный благодатью Духа, наипаче лик Благодатной, Его собою являет. Его присутствие незримо и таинственно, оно подобно дыханию ветра, которое неведомо откуда приносится и затем уходит. Его нельзя удержать, как и нельзя Его привлечь произволением своим. Его нет, и оно есть, самое интимное, нежное, личное, подлинное. Как бы нежные прозрачные персты касаются жестоковыйного сердца, и оно плавится, и горит, и „светлеется священнотайно“» (прот. Сергий Булгаков. «Утешитель». V, 4).
Сокровище благих
Пожалуй, только в одном евангельском эпизоде нам открывается зримый образ Утешителя. Я говорю о Крещении Господа, когда Дух Святой показался над Спасителем в виде голубя, что вовсе не значит, что Ипостась Духа Святого воплотилась в тело птицы — ни в коем случае! Голубь — лишь видимый образ, не случайный и не произвольный, но именно образ, символ, эмблема. Голубь — птица застенчивая и пугливая. О Духе же Святом Спаситель сказал таинственно, но определенно: Дух дышит, где хочет, и голос Его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит: так бывает со всяким рожденным от Духа (Ин. 3:8). Это не только исповедание недоступной нашему пониманию свободы Бога, но и подсказка всякому ищущему святости, чистоты и истины, всякому жаждущему возродиться от Духа Святого. Нужно стать воистину осторожным и кротким птицеловом, чтобы не спугнуть эту «благородную птицу», чтобы она свободно выбрала мою душу в жилище себе. Почему это важно?
Преподобный Серафим не писал книг, не оставил ни одного теологического трактата. Двумя короткими фразами он схватил самую суть христианской жизни: «Цель жизни христианина — стяжание Святаго Духа Божия» и «Стяжи Дух мирен, и вокруг тебя спасутся тысячи».
Выходит, надо эту «птицу» искать, надо так себя переделать, чтобы не покидал нас Дух Божий. И если спросят, что отвращает от нас Духа Святого, ответ прост: все, что не свято и не духовно, — зависть, похоть, гордыня, ненависть — «имя им легион». Но больше всего — злость, звериная злоба. И наоборот: легко привлекает и хранит Утешителя настоящая доброта. Об этом сказано в самой известной молитве Утешителю — «Царю Небесный».
Это очень короткий текст, написанный без специального повода — всего лишь одна из стихир праздника Пятидесятницы, даже и не главная. Но однажды эта молитва произвела такое впечатление на наших предков, что они решили читать ее на каждой службе — церковной и келейной. Глубокую мудрость и богодухновенность безошибочно распознали простые люди в этих незатейливых словах.
В этой стихире Дух Святой назван «сокровищем благих»: thesayros ton agathon. Слово «тезаурус» часто употребляют умные люди для обозначения свода терминов или понятий или просто некоего словаря. Слова ведь тоже — сокровище, нечто ценное, значительное, потому и скрытое, утаенное, оберегаемое. В духовной жизни берегут и сохраняют дары Духа, а если совсем прямо: святые люди дорожат Его личным, но таинственным присутствием. А кто такие эти «благие», которым повезло привлечь к себе и удержать такую ценность? Старинное слово «благие» на русский язык можно смело перевести словом «добрые» — «сокровище добрых людей». Бескорыстная и неколебимая доброта — она сама дар Святого Духа и залог Его присутствия. Святой — человек предельной и беспримесной доброты, подлинно добрый и любящий, потому что любовь и доброта — это просто синонимы. Хочешь стяжать Духа Божия, храни доброе сердце, берегись всякой злобы и злости, даже близко не подпускай к себе мстительности и зависти, держи сердце милостивое и кроткое, борись за доброту своего сердца.
И придет Утешитель.
Место покоя
Наш зеленый праздник — Святая Троица! День сошествия Святого Духа, день Подателя Жизни! Священники — в зеленых облачениях, храм — в зеленых ризах, в цветах и травах — благоухает жизнью, несет эти скромные свидетельства живого и плодоносного, чтобы предстать перед Лицом Бога Жизни, показаться Богу — живы мы еще, растем, смерть не поглотила нас. На каждой литургии мы призываем Духа Святого «на нас и на Дары сия», утром молимся: «и Духа Твоего Святаго не отыми от мене». Легко утратить водительство Духа, «немощная врачующаго и оскудевающая восполняющаго». Но мы, растяпы и разини, постоянно теряем эту благодать и снова и снова просим о восполнении.
Христианская пневматология, то есть учение о Святом Духе, начинается не в научно-богословских спорах, не в кабинетах ученых, а в ужасе падения — когда в одно мгновение, одним словом или жестом отрекаешься от Застенчивого Бога, одним резким движением теряешь водительство кроткого и пугливого голубя Евангелия. «Стяжи Дух мирен» — самая емкая формула всей христианской духовности. Как Его стяжать, как Его удержать в своей жизни, потрепанной грехом, траченной страстями, неисцелимыми болезнями, которые как будто никуда не уходят, живут, таясь, даже в сердце самого чистого и сдержанного?
Спасаясь от потопа, ждал Ной в своем сыром ковчеге ухода воды и возвращения жизни на землю. Ждал земли. Чаял почвы под ногами. Вот выпустил голубя, но голубь не нашел место покоя для ног своих и возвратился к нему в ковчег (Быт. 8:9). Как это похоже на нашу жизнь: посылает нам Господь Духа Своего, ищет Податель Жизни хоть одно живое место на мне, с которого бы возродиться душе, хоть одну пядь — много ли надо голубиным ногам? Где вы — благие и добрые, которым можно доверить сокровище Духа? И кажется, никто не отзовется. Но — жива Церковь и много на свете добрых людей, хранящих Духа Божия так ревностно, что даже их мертвые тела делятся жизнью и святостью с несчастными страдальцами. И не понять нам, как это возможно. Но сердцем и самой кожей мы как-то предчувствуем присутствие Духа Святого в нашей жизни и перед началом каждого дела читаем «Царю Небесный». Он — «сокровище благих», Он — жизни Податель и очиститель от всякой скверны, Он — спасает души, и Он — Небесный Царь, жизнью Которого живет все существующее.
И как воистину прав отец Сергий Булгаков: «Попробуй отрицать эту высшую, сверхприродную действительность, потому что ты ее не видишь очами и не осязаешь чувствами, постарайся уверить себя, что нет Духа, а есть только психологическая эмоция, и в холодном, мертвенном, сатанинском свете увидишь сам себя и свою жизнь, вкусишь духовное умирание ранее смерти, ибо „Святым Духом всяка душа живится“. Но приходит Он, и становишься иным самого себя, чувствуешь в частичности полноту, в скудости богатство, в скорби полубытия радость вечную, в трагедии катарсис, в умирании торжество вечной жизни, в смерти воскресение» (прот. Сергий Булгаков. «Утешитель». V, 4).
На руках у Бога
Праздник Успения Божией Матери. В этот день умерла Богородица. Человек умер, скончался, почил. Положен траур и дни скорби. Но разве это грустный праздник? Вовсе нет. Успение — летняя Пасха, праздник тихой радости, кроткого веселья, тишины неизглаголанной. Пасха Богородичная. Пасха в сиянии живой небесной лазури. Только на Успение эта радость особенная. Если на Пасху все пронизано неким «здоровым неистовством», то праздник Божией Матери как-то исключительно тих и мирен, это радость тишины и умиротворения. Свет Успения успокаивает, убаюкивает.
А какой удивительный образ — икона Успения Богородицы! В центре — на смертном одре — Матерь Божия, вокруг — апостолы, чудесно призванные «от конец земли», а над телом Богоматери — Христос в таинственной и царственной синеве властно разорвал время и потеснил пространство, оно будто отслоилось, опало вокруг фигуры Спасителя. Время осело, отступило.
И оттуда, из вечного сияния славы и торжества Жизни, выглядывают любопытные ангелы, неожиданно из Царства Вечности сделавшись свидетелями события во времени.
Найдется ли художник с глазами, привычными к царственной лазури вечности, изограф, что посмеет передать то, что увидел бесплотный дух — ангел, глядящий оттуда — из Царства Божия, из-за спины Христа? Вот он привстал на цыпочках и — перехватило вдруг дыхание от увиденного! — как время прорвалось в вечность, и вечность пролилась во время — водопад, обернувшийся вспять, упавший вверх всей своей мощью. У ангелов широко распахнуты глаза: ангел — весь зрение, он сам — воплощенное изумление, зрячий крик восторга, летающее ликование. В рамке опавшего времени, в сиянии славы Небесного Владыки — апостолы, скромный одр с телом Богоматери, а по ту сторону одра — я, завлеченный иконным пространством, — мне не скрыться от зоркого херувима!