Пасхальные ангелы
Писание не советует шутить с ангелами. Им не задают много вопросов, редко возражают и уж точно никогда не спорят. Если ангел не просто явился, но еще и заговорил — внимай, трепещи, покоряйся. Отец Иоанна Предтечи, священник Захария, был человеком праведным и непорочным, но задавал слишком много вопросов. Архангел Гавриил наказал его, отняв способность говорить до самого рождения сына. Ангелы величественны. Если вы увидите ангела, он не просто станет зримым и заговорит, он предстанет и возглаголет. Знатоки утверждают, что зрелище это устрашающее и царственное. Величие обнаруживается прежде всего в том, что ангелы, являясь людям, почти всегда стоят. Картина торжественная и ослепительная. Но есть в Писании и прикровенный намек на то, что они совсем не страшные и людям не враги.
Скорее уж — братья. И откровение этой истины я вижу в повести о Воскресении Христа, точнее, в тех описаниях явившихся ангелов, которые дают евангелисты. Или уж совсем определенно: меня по-настоящему изумляет и успокаивает то, что пасхальные ангелы — сидят. Да-да, такой простой и неприметный факт.
Вот евангелист Матфей утверждает, что жены-мироносицы увидели ангела сидящим на камне, которым была прикрыта пещера погребения. Когда женщины подходили ко гробу, произошло землетрясение, и евангелист поясняет: землю трясло оттого, что ангел принялся отодвигать камень от дверей гроба (Мф. 28:2). Уж если ангел взялся что-то делать, то сделает это по-ангельски основательно и эффектно. Сдвинул камень и уселся сверху. Евангелисты Марк и Иоанн утверждают, что ангелы сидели в самой гробнице. Как бы там ни было, они — сидели. И это так здорово! Я бы сказал, это так по-человечески просто и утешительно. Они просто сидели. Сидеть — хорошо! Чем сидят люди, тем сидят и ангелы. Как будто устали быть серьезными и величественными, и время их утомительного служения свершилось, и наступил долгожданный отпуск, когда можно побыть самим собой. Их величие никуда не исчезло, ведь стража была повергнута в трепет, а женщины побежали со страхом и радостью. Но свидетельство Иоанна, который мимоходом бросает, что Магдалина даже не поняла, что разговаривает с ангелами, мне кажется наиболее точным. Ангелы запросто беседуют с женщинами, заботливо двигают камни, чтобы им легче и удобнее было зайти вовнутрь. Галантные и милые ангелы! Потому что — пасхальные, потому что им естественно быть с людьми в мире, дружить с ними, помогать, утешать, просто быть заботливыми братьями.
Верность учениц
«Какие у христиан женщины!» — восклицал с завистью и восхищением Либаний, современник Василия Великого, философ, оратор, язычник. И правда, наши женщины достойны и восхищения, и любования. Первые ученицы Христа — Мария Магдалина, Мария Иосиева, Мария Иаковлева и Саломия! Они — участницы евангельского рассказа о Воскресении, который поражает своей честностью, в том числе благодаря правдивому описанию не только горя и растерянности учениц, их величественной верности даже замученному Учителю, но еще и милой женской суетливости и материнской взволнованности, так скупо, но точно переданной евангелистами.
Христа погребали торопливо и скрытно в канун субботы, и верные ученицы не отходили от гроба ни на шаг, насколько позволял закон, ведь евреям строго было заповедано хранить покой седьмого дня. Суббота помешала ученикам выполнить все положенные обряды: тело не успели помазать благовониями, и, читая евангельскую повесть, будто чувствуешь это так хорошо знакомое беспокойство и тревожную хлопотливость, свойственные только женщинам, — не все сделали «как положено», «как следует». Но еще до наступления священной субботы добрые ученицы успели приготовить благовония и ароматы для помазания тела Учителя. Какой, должно быть, долгой была для них эта суббота! Они едва дождались субботнего вечера — новый день начинался с заката, — и чуть только зажглись огни, Магдалина с сестрами явилась к торговцу благовониями купить драгоценного мира. И это тоже очень по-женски: купить впрок — может понадобиться, пригодится, пусть даже и дорого, но что теперь дорого, после того, как Он умер?
И вот они идут к пещере. Меня всегда поражал этот рассказ: знают, точно знают — видели, заметили, осознали, — что у гроба дежурит стража, которая не пустит в пещеру, но есть еще одно препятствие — пещера закрыта не только стражей и печатями священников, но и плотно завалена огромным тяжелым камнем, и им его не сдвинуть. Идут. Знают и все равно идут. Умные и сознательные апостолы сидят в молчании и грусти. А ученицы, с трудом вытерпев субботу, спешат ко гробу. Женщины!
Все евангелисты настаивают: первыми к пещере, где был похоронен Спаситель, пришли именно ученицы — Мария Магдалина и другая Мария. Не ученики, а ученицы. По словам Иоанна, было еще темно (Ин. 20:1), и это очень важно для евангелиста, благовестив которого пронизано символикой света и тьмы. Остальные свидетели на освещение внимания не обращают, утверждая лишь, что было весьма рано (Мк. 16:2), очень рано (Лк. 24:1), на рассвете (Мф. 28:1). Ясно, что Мария Магдалина, в отличие от остальных учеников и учениц, за субботнюю ночь и воскресное утро несколько раз успела побывать у погребальной пещеры, и именно она первой увидела могилу открытой и, по свидетельству Иоанна, решила, что тело Господа выкрали и унесли (Ин. 20:2), о чем она тут же побежала сообщить апостолам. Петр и Иоанн, услыхав такие новости, тут же побежали к пещере проверить слова Магдалины. Иоанн был моложе и прибежал первым, но во гроб войти побоялся. У него хватило духу только заглянуть внутрь. Что же он смог разглядеть? Лежащие пелены (Ин. 20:5). Петр увидел чуть больше: он решился войти в пещеру и кроме пелен увидел еще и плат, которым была перевязана голова умершего. Этот плат лежал отдельно, аккуратно сложенный особым образом. Увидев эти погребальные пелены и плат, Петр и Иоанн уверовали. Во что уверовали? В то, что Христос воскрес. Уверовали и опять возвратились к себе (Ин. 20:10). Они еще не видели воскресшего Господа, но уже поверили Его Воскресению.
Ученики ушли. Они видели достаточно. Они всё поняли. Магдалина осталась. Она просто плакала, склонившись ко входу в пещеру. Апостолы только что были тут, но заметили только брошенные погребальные одежды, которые неприлично носить живым. А рыдающая Магдалина, оставшись одна, увидела в пещере двух ангелов, сидящих на погребальном ложе. По версии евангелиста Иоанна, ангелы не дают никаких торжественных наставлений Магдалине, кроме того, сама Мария сразу и не поняла, что это ангелы. Они ее просто спросили: что ты плачешь? И все. Они сидят в пещере воскресшего Бога, а она — рыдает. Чего это вдруг? Магдалина еще не поняла, что Христос воскрес, она еще «не уверовала», как Петр и Иоанн. Ангелам она отвечает, что плачет оттого, что тело Учителя кто-то украл. И сразу после этой фразы происходит встреча Магдалины с Господом.
Стоя у устья пещеры, беседуя с беспечными ангелами, она вдруг обернулась и оказалась лицом к лицу с воскресшим Учителем. Важная деталь: она Его не узнала. Такая любовь! Такая верность, и — не узнала! Не увидела. Он спрашивает ее почти о том же, что и ангелы: что ты плачешь, кого ищешь? Она обращается ко Христу, не видя Его: господин! если ты вынес Его у скажи мне, где ты положил Его, и я возьму Его (Ин. 20:15). Магдалина ищет тело — израненное, измученное человеческое тело несправедливо казненного хорошего человека. Она ожидала увидеть мертвое тело — все, что осталось от ее любимого Учителя и Врача. Перед ней стоит Живой Христос, воскресший Бог, Победитель смерти, а она видит перед собой всего лишь садовника — незнакомого человека, которому вздумалось в такой ранний час бродить у гробовой пещеры. Ее глаза открылись лишь тогда, когда Он назвал ее по имени. И это необычно. Узнавание пришло, отозвалось, откликнулось откуда-то изнутри. Бог — Творец и Создатель — называет твое имя — разве на этот призыв можно не откликнуться, разве можно не узнать этот голос?
Узнавания
В дни евангельской Пасхи у всех вдруг что-то случилось со зрением. Петр и Иоанн не видят ангелов, сидящих в пещере, их видит только Мария. Сама Магдалина беседует с Господом и не узнает Его. Лука и Клеопа, ученики Христа, хорошо Его знавшие, много с Ним беседовавшие, не узнают в скромном страннике воскресшего Бога. Даже Петр — кто был ближе? — и тот не сразу опознал в Неизвестном на берегу Тивериадского озера воскресшего Наставника. Да, конечно, все были просто поражены случившимся. Еще не зажили раны от созерцания ужасов распятия и погребения, не высохли слезы, не пришло спокойное осознание того, что довелось вынести, и тут — новое потрясение. Христос воскрес и явился Магдалине — почему-то она, эта беспокойная женщина, первой увидела Его. Потом Он явился остальным, пройдя сквозь стену, показал Свои раны, дал наставление, и никто не успел сказать ни слова. Не смог! Как в это можно поверить? Поэтому сперва не поверили Магдалине, поэтому Фома отказался верить остальным, но, по крайней мере, евангелисты донесли нам их голоса, их неожиданные восклицания. Магдалина, узнав Спасителя, воскликнула: Раввуни! — что значит: Учитель! (Ин. 20:16) и хотела к Нему прикоснуться, но Господь запретил. Потрясенный Фома вскричал: Господь мой и Бог мой! (Ин. 20:28), и Христос разрешил ему потрогать Свои раны. Почему Магдалине запрещено прикасаться, а Фоме можно? Почему Матфей утверждает, что мироносицы, увидев Воскресшего, ухватились за ноги Его и поклонились Ему (Мф. 28:9)? Есть много толкований. Ни одного из них до конца понять не могу. Видимо, это тайна, за которой, как мне кажется, кроется что-то очень-очень простое и понятное.
По-настоящему удивляет иное: ученики узнают в Явившемся воскресшего Бога, Он обращается лично к каждому, называя Магдалину по имени, наставляя лично Фому, а не учеников вообще. Как они пережили, какими они стали после того, как Бог обратился к ним по имени? Я бы, наверное, потерял дар речи, если бы Бог вдруг неожиданно обратился ко мне, произнес мое имя. Но они не молчат. Они восклицают. Магдалина называет Его не просто Учителем. С ее губ срывается имя, которое она не готовилась произнести. Это Имя всегда хранилось и жило в ее сердце. Она обращается ко Христу, используя ласковую уменьшительную форму от слова «учитель». Это чем-то похоже на наше нежное русское «батюшка» или «папочка» вместо торжественного «отец». У Фомы таким именем было «Господь мой и Бог». Он — мой Бог, Бог, который видит меня, Бог, который верит в меня. И неудивительно, что эти люди обратили в христианство половину мира. Если тебя видит Бог, если в тебя верит Бог, если ты сам видел Бога и не просто остался жить, но воистину заразился Его жизнью, любая империя, власть, могущество не устоят перед словом этого человека. Они видели Бога. Бог говорил к ним. Как красиво и таинственно это взаимное нарицание. Когда Бог позовет меня по имени, каким именем Божиим откликнусь я?