Звезды потихоньку сдвигались вперед и исчезали, соскальзывая в ничто.
Мачта заколыхалась и тоже пропала. Аррену показалось, что ему на спину опустилось какое-то холодное серое влажное одеяло. Барабан сбился с ритма, потом возобновил удары, но уже медленнее.
— Плотный, как свернувшееся молоко! — сказал хриплый голос где-то над Арреном. — Эй вы, гребите поживее! Тут на двадцать миль нет ни единой отмели.
Чья-то ороговевшая, покрытая рубцами ступня вдруг вынырнула из тумана, замерла на мгновение возле самого лица Аррена, затем сделала шаг и исчезла.
В тумане вообще не чувствовалось, что судно продвигается вперед, ощущалось лишь покачивание да рывки весел. Пульсирующий бой барабана звучал приглушенно. С туманом наползал какой-то липкий холод. Туман капельками оседал на волосах Аррена, и струйки воды стекали ему на глаза; он старался поймать капли языком и вдыхал сырой воздух открытым ртом, пытаясь немного утолить жажду. Вскоре его начала бить такая дрожь, что зуб на зуб не попадал. Холодная металлическая цепь раскачивалась возле его бедра, задевая кожу, и вскоре там, где она прикасалась, кожу начало жечь, как огнем. Барабан отбивал ритм, — тра-та-та — и вдруг замолчал.
Наступила полная тишина.
— Продолжай бить! Чего зазевался? — заорал хриплый, шепелявый голос с носа судна.
Никто не ответил.
Корабль слегка покачивался на спокойной морской воде. Позади расплывчато видимого фальшборта не было ничего — голая пустота. Но днище корабля скрежетало, обо что-то задевая. В этой мертвой, как бы заколдованной тишине и темноте скрежет казался очень громким.
— Мы на мели, — прошептал один из пленников, но молчание поглотило его голос.
Туман вдруг посветлел, как будто в его толще разгорался какой-то огонь. Аррен увидел головы людей, прикованных рядом с ним, крохотные капельки, блестевшие в их волосах. Судно снова качнулось, и юноша, напрягшись, вытянул вперед шею, насколько позволяла цепь, чтобы поглядеть, что происходит на носу корабля. Туман над палубой светился так, как светится облако, за которое спряталась луна: спокойным холодным сиянием. Гребцы сидели, застыв, будто вырезанные из дерева статуи. Экипаж столпился на носу корабля, и их глаза слегка светились. У левого борта стоял человек, и от него исходило сияние: и от его лица, и от ладоней, и от жезла, который пылал, как расплавленное серебро.
К ногам светящегося человека припала какая-то темная фигура.
Аррен попытался крикнуть и не смог. Облаченный в великолепие света, к нему подошел Верховный Маг и опустился на колени. Аррен почувствовал прикосновение руки и услышал его голос. Он ощутил, как спали оковы с рук и туловища, и услышал, как по всему трюму зазвенели цепи. Но никто не шевельнулся, только Аррен силился встать на ноги, но не мог, скованный долгой неподвижностью. Верховный Маг с силой взял юношу за руку, и с его помощью тот выбрался из грузового трюма и опустился, сжавшись в комок, на палубу.
Верховный Маг оставил его и направился на нос корабля, и туманное великолепие света зарделось на неподвижных лицах гребцов. Он остановился возле человека, припавшего к палубе возле левого фальшборта.
— Я не караю, — сказал твердый, чистый голос, холодный, как голубое свечение волшебного огня в тумане. — Но во имя справедливости, Эгр, мне придется взять на себя эту миссию. Приказываю твоему языку онеметь — до того дня, пока у тебя не найдется слово, заслуживающее чести быть сказанным.
Потом маг вернулся к Аррену и помог ему встать на ноги.
— Идем отсюда, мальчик, — сказал он, и с его помощью Аррен доковылял до борта и сполз, а точнее, почти упал в лодку, которая покачивалась возле борта корабля.
Это была «Зоркая», и ее парус в тумане казался крылом мотылька.
В полном безмолвии и мертвом покое свет угас, и лодка, повернув, заскользила по воде прочь от борта корабля. И сразу же галера куда-то исчезла — с тусклым фонарем на мачте, неподвижными гребцами и массивным черным бортом. Аррену казалось, что он слышал какие-то голоса, срывавшиеся в крики, но звуки были слабыми и отрывистыми, уносящимися куда-то во тьму. Они выплыли из тумана под звездное небо, и молчаливая, как ночной мотылек, «Зоркая» заскользила по морю сквозь тихую ясную ночь.
Ястреб укрыл Аррена одеялами и дал ему воды; сам он сел рядом, положив руку на плечо мальчика, и вдруг услышал его сдавленные рыдания. Маг ничего не говорил, но в прикосновении его руки ощущались и нежность, и покой. Спокойная сила медленно перетекала в Аррена: тепло, мягкое неслышное движение лодки, тишина, снизошедшая в душу.
Он поглядел на своего спутника. Ни искры того волшебного света не осталось на темном лице. Аррен едва различал его на фоне звездного неба.
Лодка бежала по морю, ведомая волшебными чарами. Волны, как бы в удивлении, шептались у ее бортов.
— Кто был тот человек в ошейнике? — спросил Аррен.
— Лежи тихо. Это морской разбойник Эгр. Он носит ошейник, чтобы скрыть рубец в том месте, где его некогда полоснули по горлу. Похоже, он совсем опустился — перешел от пиратства к работорговле. Но на этот раз он остался в дураках. — И в суховатом, спокойном голосе послышались довольные нотки.
— Как ты меня нашел?
— Разумеется, при помощи волшебства… и еще взятки… Понимаешь, я много времени потратил даром. Я не хотел, чтобы все узнали, что Верховный Маг и Попечитель Рока бродит по трущобам Хорта и что-то там вынюхивает. Я хотел как можно дольше сохранять другой облик. Поэтому я выслеживал кого-то, расспрашивал всех и, когда наконец узнал, что работорговое судно отплыло перед рассветом, то потерял всякое самообладание. Я сел в «Зоркую», наговорил ветер ей в парус при мертвом штиле, который стоял днем, и накрепко приклеил весла всех кораблей, стоявших в бухте, к уключинам — на время. Интересно, как они это объяснят, коли уверены, что волшебство — лишь ложь да воздух? Впрочем, это их дело. Но в спешке и гневе я промахнулся и упустил корабль Эгра, который взял курс на юго-восток, чтобы обогнуть мели. Поэтому все, что я предпринял днем, оказалось пустым делом. Вот уж верно — в Хорте нет никакого везения… Но в конце концов мне пришлось пустить в дело наговор отыскания и таким образом я нашел в темноте этот корабль… Почему ты не спишь?
— Не беспокойся, со мной все в порядке, мне уже лучше…
Легкая лихорадка пришла на смену ознобу, который раньше мучил Аррена, и он действительно чувствовал себя лучше; хотя тело было вялым и слабым, но мысли легко переходили от одного предмета к другому.
— Когда ты очнулся? — спросил он. — Я имею в виду — после того, как я убежал? И что случилось с Зайцем?
— Я проснулся, когда уже светало. К счастью, у меня оказалась крепкая голова: вот тут, позади уха, у меня шишка и рана — как разрез на огурце. Я ушел и оставил Зайца досматривать свой сон после приема наркотика.
— Я не смог устеречь…
— Но когда очнулся, не спасовал.
— Нет, — в нерешительности сказал Аррен. — Я… я был…
— Ты был впереди меня. Я видел тебя. — Ястреб говорил каким-то незнакомым тоном. — Тогда-то они заползли и оглушили нас ударами по голове, как ягнят на бойне, забрали золото, добрую одежду, взяли раба, пригодного для продажи, и ушли. Это ведь за тобой они явились, мальчик. Тебя бы продали какому-нибудь фермеру на Амрунском рынке.
— Они стукнули меня недостаточно крепко. Я очнулся. Я побежал, чтобы заставить их гнаться за мной. Я рассыпал их добычу по улице, перед тем как они загнали меня в угол, — говорил Аррен, и глаза его блестели.
— Ты очнулся, когда они были там — и убежал? Почему?
— Чтобы увести их от тебя. — Удивление в голосе Ястреба больно уязвило гордыню Аррена, и он с яростью добавил: — Я подумал, что они явились за тобой. И что они хотят убить тебя. Поэтому я схватил их мешок, чтобы они бросились за мной, и заорал, чтобы разбудить тебя, и побежал. А они погнались за мной.
— Ну да — они побежали.
Это все, что сказал Ястреб — и ни слова похвалы, хотя некоторое время он сидел, о чем-то задумавшись. Потом спросил:
— А тебе не пришло в голову, что я был уже мертв?
— Нет.
— Понимаешь, самое надежное в их деле — сначала убить, а потом уже грабить.
— Об этом я не подумал. Я думал лишь о том, как бы побыстрее увести их от тебя.
— Почему?
— Потому что ты мог бы защитить нас обоих, избавиться от них, если бы получил время прийти в себя. Или по крайней мере избавиться от них самому. Я стоял на страже и не справился со своим делом. Поэтому решил исправить то, что натворил. Ведь я должен был охранять тебя. Твоя жизнь — это единственное, что имело значение. А я обязан стоять на страже или делать что-то другое, что тебе понадобится. Ведь ты главный, ты решаешь, куда идти и что делать, чтобы исправить ту беду.
— Вот как? — сказал маг. — Я и сам думал о себе так — вплоть до прошлой ночи. А теперь я понял, что не веду, а сопровождаю — сопровождаю тебя, мой мальчик. — Голос его был холоден и, может быть, чуть ироничен.
Аррен не знал, что сказать. Честно говоря, он был в полном замешательстве. Он думал, что его вина — заснуть или впасть в транс, находясь на посту — едва ли может быть заглажена его подвигом — попыткой увести грабителей от Ястреба: теперь все выглядело так, что его поступок был просто глупостью, в то время как впасть в транс в самый неподходящий момент — удивительно умно…
— Мне очень жаль, господин мой, — произнес он наконец непослушными губами, потому что он готов был заплакать, не в силах совладеть с собой, — что я подвел тебя. А ты спас мне жизнь…
— А ты, возможно, спас меня, — жестко сказал маг. — Кто знает? Они могли бы полоснуть мне по горлу, перед тем как уйти. Не будем больше говорить об этом, Аррен. Я рад, что ты снова со мной.
Он направился к ящику с вещами, зажег маленькую железную печку, которую топили углем, и начал что-то делать. Аррен лежал и смотрел на звезды; он успокоился, и мысли его перестали беспорядочно метаться. И тогда он, не соглашаясь с Ястребом, начал перебирать в уме прошедшие события. Да, он сделал то, что сделал, и Ястреб принял все как есть. «Я не караю», — сказал он вчера Эгру. Значит, он и не награждает. Но маг поспешил за Арреном через все море, применил всю свою волшебную силу, чтобы спасти его, и наверняка сделает так и впредь, если случится нечто подобное. На него можно положиться.