Этот плот был больше всех остальных и стоял выше над водой, ибо был сделан из колод сорока футов в длину и пяти футов в ширину, почерневших и отполированных водой, ветрами и превратностями стихий. Странные деревянные статуэтки стояли вокруг нескольких навесов и огороженных мест, а по четырем углам плота высились шесты, увенчанные плюмажами из перьев каких-то морских птиц.
Провожатый провел Аррена к самому маленькому из всех навесов, и там он увидел Ястреба. Волшебник спал.
Аррен вошел под навес и сел рядом с магом. Проводник вернулся на другой плот, и никто не беспокоил Аррена. Спустя примерно час пришла женщина с другого плота и принесла пищу: что-то вроде холодной тушеной рыбы с кусками полупрозрачного зеленого вещества, солоноватого, но вполне съедобного. Кроме того, она дала ему маленькую чашку воды — затхлой, со смолистым привкусом бочки, в которой она хранилась. По тому, как она протянула чашку, он понял, какое сокровище она ему дала, как высоко здесь ценилась и чтилась вода. И он с почтением выпил воду и не стал просить еще, хотя чувствовал, что запросто выпил бы еще десять таких полных чашек.
Плечо Ястреба было искусно перевязано, и он спал глубоким здоровым сном. Проснувшись, он посмотрел на Аррена ясными глазами и улыбнулся радостной улыбкой, которая всегда казалась такой неожиданной на его суровом лице. И Аррен внезапно почувствовал, что вот-вот расплачется. Он положил ладонь на руку Ястреба и ничего не сказал.
Появился один из мужчин плотового племени и присел на корточки в тени соседнего навеса, намного больше того, где находились путешественники. Похоже, там было что-то вроде храма: над входом висел прямоугольник очень запутанного устройства и непонятного значения, а косяки дверного проема представляли собой деревянные статуи поющих серых китов. Мужчина, такой же маленький и тонкий, как остальные, сложением походил на мальчика, но черты его лица, твердые и обветренные, указывали на почтенный возраст. На нем не было ничего, кроме набедренной повязки, зато он держался с достоинством.
— Ему надо спать, — сказал человек, и Аррен, оставив Ястреба, подошел к нему.
— Ты — вождь этого народа, — произнес Аррен, который, как только увидел его, сразу признал в нем князя.
— Да, — человек кивнул.
Аррен стоял возле него, прямой и неподвижный. Мужчина быстро глянул ему в глаза своими темными глазами.
— Ты тоже вождь, — сказал мужчина.
— Да, — ответил Аррен. Ему бы очень хотелось узнать, как плотовщик установил это, но он, сохраняя бесстрастие, добавил: — Но я служу моему господину, который лежит там.
Вождь племени плотовщиков сказал что-то, чего Аррен вообще не понял: то ли некоторые слова тут имели другое значение, то ли это были имена или названия, которых он не знал. Видя, что его не поняли, вождь заговорил снова и спросил:
— Зачем вы пришли в Балатран?
— Мы искали…
Тут Аррен запнулся: он не знал, что можно и чего нельзя говорить этому человеку и что вообще можно было сказать. Все происшедшее с ними, казалось, случилось давным-давно и как-то перепуталось в памяти. Наконец он ответил:
— Мы пришли к Обехолу. Когда мы подошли к острову, на нас напали. И ранили моего господина.
— А ты?
— Меня не ранили, — сказал Аррен, и тут холодное самообладание, к которому его приучило детство, проведенное среди придворных, сослужило ему хорошую службу. — Но с нами был еще один… у него случались приступы безумия. Он прыгнул с лодки и утонул. Там было очень страшно… — он запнулся, подыскивая слова, и замолчал.
Вождь смотрел на него темными, непроницаемыми глазами; наконец он сказал:
— Значит, вы попали сюда случайно?
— Да. Где мы сейчас находимся — все еще в Южном Просторе?
— Простор? Нет. Те острова… — вождь описал своей тонкой черной рукой дугу чуть ли не в четверть окружности в сторону северо-востока. — Те острова там, — сказал он. — Все острова. — Затем очертил дугою все расстилавшееся перед ними вечернее море — на севере, западе и юге — и сказал: — Здесь море.
— А с какого вы острова, господин?
— Нет у нас островов. Мы — дети Открытого Моря.
Аррен посмотрел на его тонкое лицо, потом оглядел весь огромный плот: храм с высокими идолами, каждый из которых был вырезан из целого куска дерева; огромные изваяния богов, в которых беспорядочно перемешались черты дельфинов, людей, рыб и морских птиц; людей, занятых делами, — все они либо ткали, либо плели; кто занимался резьбой по дереву, кто ловил рыбу удочками, кто готовил еду на приподнятых площадках, кто нянчил детей. Потом он окинул взглядом остальные плоты; их было не меньше семидесяти, рассыпанных по морю огромным полукругом, возможно с милю в поперечнике. Большое селение, да нет, настоящий городок: дым поднимался тоненькими струйками из дальних шалашей, ветер разносил звонкие голоса детей. Это был город, под основанием которого находилась бездна.
— Вы что же, никогда не бываете на суше? — тихо спросил мальчик.
— Бываем — раз в год. Мы ходим к Длинной Дюне. Там мы рубим лес и чиним наши плоты. Это бывает осенью, а после этого мы плывем вслед за серыми китами на север. Зимой мы расходимся порознь, каждый плот отдельно. А весной мы приходим к Балатрану и встречаемся. Ходим друг к другу в гости, играем свадьбы, справляем праздник Длинного Танца. Здесь проходит Дорога Балатрана, начинается могучее течение, уходящее на юг. Летом мы дрейфуем на юг с этим большим течением, пока не встречаем Великих — серых китов. Тогда мы поворачиваем на север и, следуя за ними, возвращаемся в конце концов к берегам Эмаха на Длинной Дюне — всего лишь на краткий промежуток времени.
— Все это в высшей степени удивительно, господин мой, — сказал Аррен. — Никогда я не слышал, что на свете живет народ, подобный вам. Мой дом очень далеко отсюда. Но и там, на острове Энлад, мы тоже танцуем Длинный Танец в канун летнего солнцестояния.
— Вы притаптываете землю ниже, чтобы она стояла надежнее, — сухо сказал вождь. — А мы танцуем над морскими пучинами. — Спустя какое-то время он спросил: — А как зовут твоего господина?
— Ястреб, — ответил Аррен.
Вождь повторил это имя по слогам, но было ясно, что оно не имеет для него никакого смысла. И это окончательно убедило Аррена, что рассказ вождя — правда, что этот народ год за годом живет в море, в самом настоящем Открытом Море, где нет никакой суши, куда не долетает ни одна сухопутная птица, в местах, о которых остальные люди ничего не знают.
— Он умирал, — сказал вождь. — Ему надо спать. А ты вернись назад, на плот Звезды. Когда потребуется, я пошлю за тобой.
И вождь встал. Хотя он был совершенно уверен в себе, но, очевидно, не до конца представил, кто такой Аррен и как с ним следует обращаться: как с равным или как с мальчиком. В данной ситуации Аррен предпочитал последнее, поэтому покорно послушался приказа. Но тут же столкнулся с новой проблемой. Плот снова отнесло в сторону, и теперь два плота оказались разделенными сотней ярдов шелковистой воды, покрытой рябью.
Тогда вождь Детей Моря снова заговорил с ним. Он произнес всего лишь одно слово:
— Плыви.
Аррен осторожно спустился в воду. Ее прохлада была приятна для обгоревшей кожи. Он переплыл полосу воды и выбрался на другой плот, где обнаружил группу из пяти-шести ребятишек и нескольких молодых людей, которые наблюдали за ним с нескрываемым интересом. Совсем маленькая девочка сказала ему:
— Ты плаваешь как рыба, попавшаяся на крючок.
— А как я должен плавать? — спросил Аррен, сдерживая свои чувства и стараясь быть вежливым. И в самом деле, не мог же он грубить таким маленьким человечкам. Она выглядела как полированная статуэтка из махогониевого дерева — хрупкая, изысканно изящная.
— Вот как! — крикнула она и, как тюлень, нырнула в слепящую сверкающую воду, сразу вскипевшую вокруг нее белыми пузырьками. Она исчезла под водой, и только спустя долгое время и с невозможно дальнего расстояния он услышал ее пронзительный голосок и увидел над поверхностью воды черную гладкую головку.
— Пошли, — сказал мальчик, который, возможно, был ровесником Аррена, хотя по росту и сложению ему нельзя было дать больше двенадцати. Это был парнишка с серьезным лицом, и на его голой спине красовался вытатуированный синий краб. Он прыгнул в воду и нырнул, а вслед за ним и остальные, даже трехлетний малыш. Пришлось прыгнуть и Аррену, который постарался поднять поменьше брызг.
— Как угорь, — сказал мальчишка с крабом, вынырнув возле его плеча.
— Как дельфин, — сказала хорошенькая девчушка с очаровательной улыбкой и снова скрылась в глубине.
— Как я! — пропищал трехлетний малыш, бултыхаясь в воде, словно бутылка.
Весь тот вечер, и весь следующий длинный золотой день, и все следующие дни Аррен плавал, разговаривал и работал вместе с молодежью на плоту Звезды. И все происшедшее с ним, начиная с ночи весеннего равноденствия, когда они с Ястребом покинули Рок, стало казаться ему все более и более странным; вообще все, что случилось с ним в путешествии и во всей его прежней жизни, казалось, потеряло всякое значение, и его совсем уже не занимал вопрос, что с ним будет дальше. По ночам, ложась спать вместе с остальными под звездным небом, он думал: «Все так, будто я умер, а здесь всего лишь отсвет жизни: и солнечный свет, и море за краем мира, и эти сыны и дочери моря». Перед тем как уснуть, он глядел на юг, отыскивая на краю неба желтую звезду и руну Завершения, и всякий раз он видел Гобадрон и малый или большой треугольник; но теперь они всходили на небе позже, и он не мог дождаться с открытыми глазами, пока вся фигура появится над горизонтом. И день и ночь плоты несло течением на юг, но в море не происходило никаких перемен, ибо только вечно-изменчивое никогда не меняется. Налетели майские грозы, лили ливни, по ночам сияли звезды, и целыми днями светило солнце.
Он понимал, что их жизнь не может вечно протекать в таком похожем на сон праздничном покое. Он спрашивал про зиму, и они рассказывали ему про затяжные дожди и огромные волны, про затерявшиеся плоты, отбившиеся от остальных, которые плыли по воле волн сквозь серые туманы и мрак — неделя за неделей. В последнюю зиму во время шторма, затянувшегося на целый месяц, они видели такие громадные волны, которые были «со штормовую тучу» — о