Потом он рассмеялся и, обратив лицо к северу, сказал себе на обычном языке:
— Козопас возведет на трон потомка Морреда! Слыхано ли такое?
Вскоре, так же сидя со шкотом в руках и глядя на тугой парус, окрашенный последним отсветом красного закатного зарева, он снова тихонько заговорил:
— Если говорить правду, то не на Хавноре хотелось бы мне быть и не на Роке. Пришло время отказаться от власти. Выкинуть эти старые игрушки и уйти. Пришел срок вернуться домой. Я должен повидать Тенар, увидеть Огиона и поговорить с ним, пока он еще не умер. Я хочу вернуться в тот дом над обрывам, в Ре Альби. Мне страстно хочется снова бродить по горе Гонт, по осенним лесам, одетым в яркий наряд. Нигде нет царства, подобного нашим лесам. Пришел срок вернуться туда, вернуться к тишине и молчанию. И может быть, там я узнаю нечто такое, чему не могли научить меня ни подвиги, ни сила и чего я иначе никогда не узнаю…
Запад ослепительно пылал неистовым, великолепным красным пламенем, отчего море было алого цвета, и лодка скользила по нему как по крови; а потом все понемногу угасло, и тихо настала ночь. И всю ту ночь мальчик спал, а старик бодрствовал, упрямо глядя вперед, в темноту. И на небе не сияла звезда.
11. Селидор
роснувшись утром, Аррен увидел, что на фоне синего западного неба из синего моря навстречу лодке поднимался туманный и низкий берег Селидора.
Во дворце в Бериле висела на стене карта, составленная в те незапамятные времена, когда островами правили короли, а торговцы и исследователи плавали с Внутренних Островов во все края, и Просторы были известны намного лучше, чем теперь. Огромная карта Северных и Западных Земель была выложена мозаикой на двух стенах тронного зала в княжеском дворце. Остров Энлад, золотисто-серый, располагался над самым троном, к северу от Энлада лежал остров Осскиль, к западу от него — Эбосскилль. Аррен видел их сейчас мысленным взором, как тысячу раз видел в детстве. Южнее Энлада располагались Семел и Палн, там же заканчивались Внутренние Земли, и дальше — ничего, кроме бледно-голубой мозаики открытого пустого моря, а на нем то тут, то там крохотные фигурки китов и дельфинов. И лишь за углом, где северная стена пересекалась с западной, появлялся Нарведуэн, а за ним три острова поменьше. Потом снова простиралось пустынное море, все дальше и дальше, пока на самом краю стены — и карты — не появлялся Селидор. А за ним ничего.
Аррен мог живо представить себе этот остров — его искривленные берега с огромной бухтой в самом сердце, открывающейся в море узким проходом на восточном берегу. Они не стали заплывать так далеко на север, а направились к небольшой, но глубокой бухточке у самого южного мыса острова, и там, пока солнце стояло еще достаточно низко в утренней дымке, они высадились на сушу.
Так закончился их беспримерный пробег по океану от Дороги Балатрана к Западному Острову. Их поразила странная тишина на этой земле, когда, вытащив «Зоркую» на прибрежный песок, они наконец ступили на сушу и прошли немного по берегу.
Гед поднялся на невысокую дюну, поросшую травой, верхушка которой чуть нависала над крутым склоном, удерживаемая тесно переплетенными тугими корнями травы. Достигнув вершины, он неподвижно застыл на месте, глядя куда-то на северо-запад. Аррен задержался у лодки, нагнувшись, чтобы надеть башмаки, которые не носил много дней; потом взял из ящика свой меч и пристегнул его к поясу, на этот раз не задавая себе вопросов, надо ли его брать. Затем он нагнал Геда, встал рядом с ним и осмотрел берег.
Прибрежные дюны уходили в глубь острова; невысокие и заросшие травой, они тянулись примерно с полмили, а дальше была лагуна с густыми зарослями осоки и камышей; за нею начинались невысокие желтовато-бурые холмы, совершенно голые и безлюдные. Селидор оказался пустынным и прекрасным. Нигде ни единого признака присутствия людей — их трудов или обитания. Ни зверей, ни стайки чаек, гусей или каких-нибудь других птиц на заросшем камышом озере.
Они спустились по склону дюны, обращенному к суше, и сразу оказались отрезанными от шума бурунов и свиста ветра, так что стало совсем тихо.
Между внешней дюной и следующей была ложбинка чистого песка, защищенная со всех сторон; утреннее солнце тепло светило на ее западный склон.
— Лебаннен, — сказал маг, который теперь все время называл Аррена его истинным именем. — Я не смог поспать в эту ночь. А теперь мне надо выспаться. Побудь со мной здесь и посторожи.
Он улегся на солнечном склоне, потому что в тени было холодно, закрыл глаза ладонью, вздохнул и заснул. Аррен сел рядом с ним. Он ничего не видел, кроме белых склонов ложбинки, да травы на вершинах дюн, пригнувшей макушки на фоне голубого утреннего неба да желтого солнца над головой. Не слышалось ни звука, кроме приглушенного рокота прибоя, да порою налетал порыв ветра, поднимавший песчинки, которые с тихим шелестом взлетали и оседали.
Потом Аррен увидел в небе движущуюся точку; она приближалась. Сначала Аррен подумал, что это очень высоко летящий орел. Но это был не орел. Существо описало круг, остановилось и ринулось вниз с оглушительным грохотом и пронзительным свистом широко раскинутых золотых крыльев. Оно приземлилось и встало когтистыми лапами на вершину дюны. В солнечном свете чернела огромная голова, сверкая яростным блеском.
Дракон немного прополз вниз по склону и сказал:
— Агни Лебаннен.
Встав между ним и Гедом, Аррен ответил:
— Орм Эмбар!
И зажал в руке обнаженный меч.
Теперь меч не казался ему тяжелым и неудобным. Гладкая, отшлифованная за долгие годы рукоять пришлась ему как раз по руке, словно сделанная много веков назад именно для него. Клинок легко вышел из ножен, будто ему не терпелось взяться за дело. Его сила и древность были теперь на стороне Аррена, ибо он знал, для какого дела его ковали. Это был его меч.
Дракон заговорил снова, но Аррен не понял его. Он глянул назад, на спящего спутника, которого не разбудил весь этот гром и вихрь, и сказал дракону:
— Господин мой устал. Он спит.
Выслушав это, Орм Эмбар сполз на дно лощины и свернулся в кольцо. На земле он был тяжел и неповоротлив, утратив всю гибкость и свободу, украшавшую его в полете; но оставалась зловещая грация в медлительном перемещении огромных когтистых лап и изгибах хвоста, ощерившегося шипами. Он подогнул под себя лапы, поднял вверх огромную голову и неподвижно застыл, как дракон, вырезанный на шлеме воина. Аррен чувствовал взгляд желтовато-зеленых глаз на расстоянии менее десяти футов и слабый запах гари, витавший вокруг него. Это не был запах падали, в нем ощущалось что-то сухое и металлическое, гармонирующее со слабыми запахами моря, соли и песка — запахами простора и свободы.
Солнце, поднимаясь выше, било прямо в бока Орма Эмбара, и дракон сверкал, будто отлитый из железа и золота.
А Гед все продолжал спать, обращая не больше внимания на дракона, чем спящий крестьянин на ожидающую рядом собаку.
Так прошел час, и задремавший Аррен, вздрогнув, проснулся и обнаружил, что маг сидит возле него.
— Ты что же, так привык к драконам, что можешь спать прямо между его лапами? — спросил Гед, засмеялся и зевнул.
Потом, встав, он заговорил с Ормом Эмбаром на драконьем языке.
Прежде чем ответить, Орм Эмбар тоже зевнул — возможно, ему хотелось спать, возможно, из своеобразного соперничества, — и Аррену предстало зрелище, какое мало кто из людей мог когда-либо видеть: ряды желтовато-белых зубов, длинных и острых как мечи, и раздвоенный, красный, жесткий язык длиной в два человеческих роста в дымящейся пещере драконьей глотки.
Орм Эмбар что-то произнес, и Гед уже собрался ответить, когда оба обернулись и глянули на Аррена. Они ясно расслышали в тишине свистящий шелест стали по ножнам. Аррен глядел вверх, на край дюны позади головы мага, и меч его был наготове.
Там стоял человек, ярко освещенный солнцем, и ветерок слегка шевелил его одежду. Он стоял неподвижно, совсем как изваяние, если бы не это слабое движение подола и капюшона легкого плаща. Волосы, длинные и черные, падали на плечи массой блестящих локонов; человек был широкоплеч и высок, силен и красив. Его глаза, казалось, смотрели поверх всех на море. И он улыбался.
— Орма Эмбара я знаю, — сказал он. — И тебя я тоже знаю, Ястреб, хотя ты сильно состарился с тех пор, как я видел тебя в последний раз. Ты стал Верховным Магом, как мне рассказывали. Ты стал великим, хотя ты уже старик. И с тобой твой юный слуга, маг-ученик, разумеется, один из тех, кто хочет научиться мудрости на Острове Мудрых. Что вы оба делаете здесь, так далеко от Рока и неуязвимых стен, которые защищают Учителей от всякой порчи?
— Появилась брешь в стене, куда более великой, чем стены Рока, — сказал Гед, стиснув обеими руками свой жезл и глядя снизу вверх на незнакомца. — Но ты явился к нам не во плоти, так как же мы сможем приветствовать того, кого столь долго искали.
— Во плоти? — сказал человек и снова улыбнулся. — Это же просто мясо, труп, работа для мясника. Так стоит ли принимать его в расчет, когда два мага решают свои дела? Нет уж, Верховный Маг, давай сойдемся разум с разумом.
— Мне кажется, так ничего не получится… Убери свой меч, мальчик. Это всего лишь послание, видимость, а не настоящий человек. С таким же успехом ты мог бы рубить мечом воздух. — И Гед снова обратился к гостю: — На Хавноре, когда твои волосы были еще белыми, тебя звали Коб. Но это твое обыденное имя. Как мне тебя называть, если мы встретимся по-настоящему?
— Можешь называть меня Господь, — сказал высокий мужчина, стоявший на краю дюны.
— Хорошо. А как еще?
— Можно — Король и Учитель.
Тут Орм Эмбар зашипел — громко и жутко, его огромные глаза полыхнули зеленым огнем; но он отвернул голову, чтобы не видеть того человека, и припал, затаившись, на дне лощины, как будто хотел, но не мог двинуться.
— Где же мы сможем найти тебя — и когда? — продолжал расспрашивать Гед.