— Куда ведет эта дорога? — шепотом спросил Аррен у Геда, потому только, что ему страстно хотелось услышать звук живого голоса.
Но маг покачал головой:
— Не знаю. Тут могут быть дороги, которые вообще никуда не ведут.
В том направлении, в котором они шли, уклон вниз, казалось, становился все более пологим. Грунт под ногами скрипел и скрежетал, как вулканический пепел. Они по-прежнему шли вперед, и Аррен давно уже не думал ни о каком возвращении или о том, какой дорогой им возвращаться. Ему даже в голову не приходило остановиться, хотя он очень устал. Он попытался облегчить тяжесть, вызванную оцепенелым мраком, усталостью и ужасом, и начал думать о своем доме; но он не мог припомнить, как выглядит солнечный свет и даже лицо матери. И не оставалось ничего, как только идти и идти вперед. И он шел вперед.
Аррен ощущал, что грунт под ногами становится ровнее, а Гед рядом с ним явно заколебался. Потом он остановился. Долгий спуск закончился. Это и был конец: дальше никакой дороги, значит, не надо больше идти вперед.
Они стояли в долине у подножия Гор Боли. Под ногами были камни, вокруг валялись валуны, на ощупь шероховатые, как шлак, будто эта узкая долина была сухим руслом реки, в которой некогда текла вода; а может, это был путь огненной вулканической реки, которая давно успела остыть; в таком случае эти черные, беспощадные пики, вздымавшиеся впереди, были вулканами.
Аррен неподвижно стоял в узкой темной долине, и Гед так же неподвижно стоял рядом. Они стояли, как лишившиеся цели мертвые, глядя неподвижными глазами в темноту, в никуда, как бы утратив дар речи. Аррен думал, испытывая тоскливый страх, но не давая ему воли: «Мы зашли слишком далеко».
Но и это, казалось, уже не имело никакого значения.
Думая вслух, Гед сказал:
— Мы зашли слишком далеко, чтобы вернуться назад.
Голос его был тих, но звонкие нотки в нем не могла заглушить до конца даже безмерная сумеречная пустота, окружавшая их со всех сторон. И живые звуки заставили Аррена встряхнуться. Ведь они зашли достаточно далеко, чтобы встретиться с тем, кого искали.
И голос в темноте произнес:
— Вы зашли слишком далеко.
Аррен ответил ему всплывшей в памяти поговоркой:
— Лишь зайдя слишком далеко, можно пройти достаточно далеко.
— Вышли к Сухой Реке, — сказал голос. — Вы не сможете вернуться к каменной стене. Не сможете вернуться к жизни.
— Той дорогой — да, не сможем, — сказал Гед, обращаясь куда-то в темноту.
Аррен едва мог видеть его, хотя они стояли рука об руку, ибо горы, высящиеся прямо над ними, закрывали половину звездного неба, поэтому казалось, что в Сухой Реке течет сама тьма.
— Но мы сможем отыскать новую дорогу, — продолжал Гед.
Ответа не было.
— Мы здесь встретились как равные, — сказал Гед. — Если ты, Коб, слеп, то мы здесь тоже в темноте.
Снова не было ответа.
— Мы не можем ранить тебя, не сможем убить. Чего ты боишься?
— Я не боюсь, — раздался голос из темноты.
Затем медленно, слегка мерцая, как бы от того света, который порою пробегал по жезлу Геда, из темноты выступил человек и остановился на некотором расстоянии от Геда и Аррена выше по течению, среди огромных, смутно выступающих из тьмы массивных валунов. Был он высок, широкоплеч и длиннорук, как и в тот раз, когда его изображение явилось им на вершине дюны на берегу Селидора. Но сейчас он выглядел намного старше, его белые волосы плотно свалялись над высоким лбом. Так он явился, как дух в царстве смерти, не сожженный драконовым огнем и не искалеченный. Но нельзя сказать, что невредимый, ибо глазницы его были пусты.
— Я не боюсь, — повторил он. — Чего бояться мертвому человеку?
Он засмеялся, и смех прозвучал фальшиво и жутко в этой узкой каменной долине под нависающими горами, и на мгновение у Аррена перехватило дыхание. Но он крепко вцепился в рукоять меча и внимательно слушал.
— Я не знаю, что может испугать мертвого человека, — начал Гед. — Наверняка не смерть. Но кажется мне, что именно ее ты и боишься. Потому что нашел способ избежать ее.
— Да. Я живу. Мое тело живет.
— Но не здравствует, — сухо возразил маг. — Иллюзия еще может скрыть возраст, но Орм Эмбар не очень-то нежно обошелся с этим телом.
— Я могу все исправить. Я знаю тайны целения и юности, а не просто наведения иллюзий. Что ты дашь мне за это? Ты, именуемый Верховным Магом, похоже, принимаешь меня за какого-то деревенского колдуна. Меня, единственного из всех магов, отыскавшего Дорогу Бессмертия, которую не смог найти никто другой.
— Может быть, просто потому, что мы ее не искали, — сказал Гед.
— Ты ее искал. И все остальные тоже. Ты ее искал и не сумел найти, поэтому и начал выдумывать всякие умные слова о принятии и поддержании Равновесия и о неразрывной связи жизни и смерти. Но это были просто слова, лживые слова, которыми ты пытался прикрыть свою неудачу, скрыть свой страх перед смертью! Да и какой человек не жил бы вечно, если бы сумел? А я сумел. Я бессмертен. Я сделал то, чего не смог ты, и поэтому я — твой господин и учитель. И ты это знаешь. Хочешь узнать, как я добился этого, Верховный Маг?
Коб сделал шаг навстречу. Аррен заметил, что, хотя у этого человека не было глаз, он вел себя не как слепец, похоже, он совершенно точно знал, где стоят Аррен и Гед, и знал, что их двое, хотя ни разу не повернул головы к Аррену. Наверное, у него был некий род второго магического зрения, что-то вроде того зрения и слуха, какими бывают снабжены посылаемые магами видимые посланцы и изображения. В общем, он каким-то образом знал, что происходит вокруг, хотя и не с помощью настоящего зрения.
— Я был на Палне, — сказал он Геду, — после тебя. После того как ты в своей гордыне удалился оттуда, считая, что унизил меня и преподал мне урок. О да, урок ты мне дал, настоящий урок, но научил меня совсем не тому, чему хотел. Ибо после всего случившегося я сказал себе: сейчас я увидел, что такое смерть, и я ее не приемлю. Пусть все тупоумные существа следуют своим глупым путем, но я человек высшей природы, я стою выше их, и я не хочу идти этим путем, и я не позволю уничтожить себя! И, решив так, я снова взялся за Палнское Учение, но нашел лишь намеки и поверхностные сведения, а не то, что искал. Поэтому мне пришлось заново сплетать и творить чары и заклинания, и мне удалось создать одно заклинание — величайшее из всех, какие только были созданы. Величайшее — и последнее!
— И, произнося это заклинание, ты умер.
— Да! Я умер! Я имел смелость умереть, чтобы найти то, что вы, трусы, так и не смогли найти, — обратный путь из смерти в жизнь. Я открыл дверь, которая была закрыта с самого начала времен. И теперь я, когда захочу, прихожу в это место, а когда захочу — возвращаюсь назад, в мир живых. Единственный из людей всех времен я стал Владыкой Двух Миров. И дверь, которую я открыл, открыта не только здесь, но и в душах всех живых людей, в глубинах и неведомых безднах их сущности, которая от нас самих скрыта во мраке. Они узнают об этой двери и приходят ко мне. И все мертвые должны приходить ко мне, потому что я не утратил магическую силу живых; они должны преодолевать каменную стену, когда я повелеваю им, всем этим душам: и властителей, и магов, и гордых красавиц. Все они ходят туда и сюда — из смерти в жизнь и из жизни в смерть, — когда я им приказываю. Все должны являться ко мне, как только я позову, — и живые и мертвые! Ибо я — единственный, кто был и мертвым, и живым!
— Куда они должны приходить к тебе, Коб? Куда ты их призываешь?
— В некое место между мирами.
— Но там нет ни жизни, ни смерти. Что ты называешь жизнью, Коб?
— Силу. Власть.
— Тогда что такое любовь?
— Сила, — упрямо повторил слепец, сгорбив сутулые плечи.
— А свет?
— Тьма!
— Назови свое имя!
— У меня нет имени!
— Все в этой стране носят свои истинные имена.
— Тогда скажи мне свое!
— Меня зовут Гед. А тебя?
Слепец помолчал в нерешительности, потом сказал:
— Коб.
— Это же обыденное имя, а не истинное. Где твое имя? Где твоя истинная суть? Не потерял ли ты ее на Палне, где ты умер? Я вижу, ты забыл многое, о Властитель Двух Миров! Ты забыл, что такое свет и что такое любовь, и даже свое истинное имя!
— Я теперь владею твоим именем, а значит, ты в моей власти, Верховный Маг Гед — Гед, бывший Верховным Магом, когда ты жил.
— Тебе бесполезно знать мое имя, — сказал Гед. — Ты не имеешь надо мной власти. Я живой человек. Мое тело лежит на берегу Селидора, под солнцем, на вращающейся земле. А когда то тело умрет, я буду здесь; но только именем, только тенью. Неужели ты этого не понимаешь? Неужели ты так и не понял этого — ты, кто вызывал столько теней мертвых, кто вызывал целые полчища погибших, даже господина моего Эррет-Акбе, мудрейшего из всех? Неужели ты не понимаешь, что он — даже он — теперь лишь тень, лишь имя? Его смерть не смогла нанести никакого ущерба жизни. И не причинила никакого умаления ему. Неужели ты не понимаешь, что он там, а не здесь? Здесь — ничто, здесь — пыль и тени. А там он — земля и солнечный свет, листва деревьев, полет орлов. И потому он живой. И все, кто когда-либо умерли, живы; они снова и снова возрождаются там, и этому не будет конца, и значит они никогда не умрут. Все — кроме тебя. Ибо ты не пожелал принять смерть. Ты утратил смерть, и поэтому ты утратил жизнь — ради того, чтобы спасти себя. Твое бессмертное «я». Что оно такое? Кто ты?
— Я — это я. Мое тело не истлеет никогда, никогда не умрет…
— Живое тело чувствует боль, Коб. Живое тело стареет. Оно умирает. Смерть — это цена, которую мы должны заплатить за то, что живем на свете, и живем вечно.
— Я не хочу платить эту цену! Я могу умереть в любой момент и сразу воскреснуть! Меня нельзя убить, я бессмертен. Я один останусь самим собой навсегда!
— В таком случае кто ты?
— Я — Бессмертный!
— Назови свое имя!
— Я — Король!
— Скажи мое имя! Я назвал его всего минуту назад. Скажи мое имя!