Отдавая приказания, выслушивая доклады пограничных нарядов о событиях истекшей ночи, начальник заставы не мог не обратить внимания на ту перемену, которая произошла за эти несколько часов в каждом из этих парней. В блокгаузе царила непривычная тишина, говорили вполголоса, и во взгляде каждого, полном тревоги и боли, он читал один и тот же обращенный к нему вопрос: «Да, задала ребятам эта ночка». Тужлов понимал: им трудно осмыслить происходящее, охватить, разом события этой трагической ночи, ее последствия, — ему и самому далеко не все было ясно — столько обрушилось на них сразу! Нужны были слова, простые и мудрые, этого они ждали от него, его хлопцы. «Эх, Иван Иванович, где ты теперь, жив ли? Мне бы сейчас твое слово и выдержку…»
— Друзья! — Начальник заставы старался быть спокойным. Он смотрел на своего сынишку, беззаботно игравшего на руках у Барбары, жену, бинтующую раненых, и святая, непреодолимая ненависть к врагу вскипала в его душе. — Это — война. Враг вероломно, как бандит, напал на нас. Первый удар мы с вами выдержали. Уверен, никто из нас не дрогнет и в будущих испытаниях, а их еще немало у нас впереди. Крепко помните одно»: название нам — «Береговая крепость». За нами — Родина.
В блокгаузе сделалось совсем тихо. Вершилась та молчаливая и суровая мужская клятва, которая умирает только со смертью последнего.
У входа расступились, давая кому-то пройти. Согнувшись под тяжестью ноши, в блокгауз спустился Даниилов. Он бережно опустил свою ношу на земляной пол, и в тусклом свете «летучей мыши» все увидели белое, бескровное лицо Корнеева. Бабенко бросился к безжизненному телу, взял руку Корнеева и тут же опустил…
Лицо Данилова исказила гримаса, но он взял себя в руки.
— Товарищ старший лейтенант, — обратился он к начальнику заставы, — пограничный наряд…
Тужлов остановил его:
— Как это случилось?
— Мы уничтожили лодку с десантом у старой голубятни в конце глубокой излучины. Сняли с нее оружие, пулемет. Там было восемь убитых… — Данилов переступил с ноги на ногу. В сапоге хлюпнуло, левая штанина ниже колена побурела от крови.
— Бабенко, срочно перевязку! — приказал Тужлов. — Потом доло́жите…
— Нет, товарищ старший лейтенант, я расскажу сейчас, он просил… — Данилов кивнул на Корнеева и продолжал: — Две другие лодки причалили ниже по течению. Мы вступили в бой. Потом увидели сигнал с заставы. Корнеев приказал отходить. Я прикрою, говорит: трофейный пулемет у него был. Во время повторной перебежки его ранило. В грудь и в живот. Мы с Феоктистовым сделали перевязку. Он еще жил. Просил рассказать вам все, как было. Приказал нам с Феоктистовым оставить его и спешить на помощь заставе…
— А где Феоктистов? — спросил Тужлов.
— Он присоединился к группе старшего политрука Бойко. С ними и старшина Мелешко из комендатуры. Они тут недалеко ведут бой.
— Значит, жив Бойко?
— Жив, товарищ старший лейтенант.
ВОЕНКОМ БОЙКО
Иван Иванович Бойко не дождался утра. В начале третьего он поднял киномеханика Поплавца и отправился с ним на проверку нарядов правого фланга. Туда шли прямиком, тыловой дорогой. Тропа бежала по камышам, петляя меж болот и топей — гиблое место. Хорошо еще, ночь свежа, а то кормить бы им с ефрейтором комарье, работать на малярию, как говорит фельдшер из комендатуры. Вспомнилась почему-то та, теперь уже далекая охота на кабана. Вот уж где поработали они с Тужловым на малярию! Полночи отбивались в кукурузе от комарья, но кабанчика все ж таки подстерегли. Центнера на полтора хряк…
На стыке перекурили с ефрейтором.
— Что, озяб, кинщик? — поддел Бойко кутающегося в плащ киномеханика.
— Есть немного, — признался тот.
— А ты чаще на границу ходи. Глядишь, задубеешь. Опять же для здоровья полезно.
Поплавец деликатно промолчал.
— А ты, часом, стрелять не разучился, ефрейтор? — не унимался военком.
— Да вроде нет.
— Вроде, вроде, — проворчал военком. — Разболтались вы там все, в своем обозе. Вернусь с границы — примусь за вас. Я вас подтяну. И по боевой, и по строевой, и по сознательной…
«Ну, попал на зуб», — подумал Поплавец. Только собрались в обратный путь, со стороны заставы громыхнули взрывы, послышалась пулеметная стрельба. Не дожидаясь сигнала с заставы, Бойко с ефрейтором поспешили обратно. По дороге военком снял с границы и присоединил к себе наряд Кокорина и Журавлева. Теперь стрельба и разрывы гранат доносились уже отовсюду, — видимо, в бой вступили пограничные наряды у «редкого кустарника» и «старой голубятни».
«Началось. Прав все ж таки был Тужлов», — размышлял на ходу военком. Его и самого мучили предчувствия. Он знал, что рано или поздно это начнется. Военная машина приведена в действие, ее уже нельзя остановить.
Группа Бойко подходила к заставе со стороны излучины реки, что северо-восточнее шоссейной дороги, идущей к деревянному мосту, когда военком заметил противника. До взвода вражеских солдат под прикрытием насыпи продвигалось от моста в тыл заставы. Несмотря на малочисленность своих сил, Бойко решил использовать внезапность и атаковать. В этот момент к ним и присоединился наряд Корнеева, отходящий от «старой голубятни». Корнеев был совсем плох, и военком отправил его с Даниловым кружным путем на заставу, Феоктистова же оставил при себе.
Противник никак не ожидал такого удара. Бойко развернул свою группу и атаковал его с тыла. Прижатый к насыпи огнем, враг в панике заметался и, но разобравшись, что к чему, стал отходить. И тут справа по нему ударила еще одна группа пограничников. Так, взаимодействуя со своим неизвестным соседом, они и гнали противника обратно к мосту.
Оказалось, второй группой командовал старшина Мелешко, секретарь комсомольского бюро комендатуры. Еще полгода назад старшина был бойцом «Береговой крепости», потом его перевели в комендатуру, на комсомольскую работу. В эту ночь он нес службу на левом стыке 4-й заставы, куда прибыл в командировку по своим комсомольским делам. Как только раздались первые взрывы и до него дошло, что «Береговая крепость» отбивается от нападения врага, он, не раздумывая, поспешил со своим нарядом ей на помощь.
— Что, Иван, потянуло к своим? — спросил военком, пожимая широкую, мощную ладонь старшины.
— Ну а как же, товарищ старший политрук? Сами ж говорили: даже рыба возвращается в свою реку.
— Запомнил? Это хорошо. — Бойко удовлетворенно кашлянул. — Ты иди, старшина, к Тужлову. Будешь ему за замполита. Он тебя долго у коменданта выпрашивал. С тех пор как Лаптева от него забрали. Теперь, в этот горький час, считай, сама судьба тебя к нему посылает. А мы тут пока повоюем. Крепость она хоть и береговая, а тылового заслона не имеет. Некрасиво как-то получается.
ЗАМПОЛИТ
Тужлов с нетерпением ждал вестей от Мелешко. Ему более или менее была ясна картина на правом фланге, а вот что с нарядами Макарова и Лопухова, какова обстановка у железнодорожного моста, этого он не знал.
Мелешко появился на заставе почти сразу же вслед за Даниловым. Его приход очень обрадовал старшего лейтенанта. Обрадовало и то, как военком напутствовал старшину. Ему нравился старшина — серьезный и надежный человек. Вот кого он мечтал видеть своим замполитом, вот почему не давал покоя Агаркову своими просьбами.
— Ну что ж, Иван, не довелось поработать вместе, так хоть повоюем.
— Повоюем, товарищ старший лейтенант.
Вкратце обрисовав обстановку, начальник заставы послал Мелешко во главе группы из четырех пограничников навстречу нарядам Макарова и Лопухова. Кроме того, старшина, по возможности, должен был выяснить обстановку у Юрасова, командовавшего охраной железнодорожного моста. И вот теперь, вслушиваясь в звуки близкого боя, Тужлов с тревогой и нетерпением ждал вестей с левого фланга.
Со стороны деревянного моста противник пока ничего не предпринимал. Но Кайгородов передавал с НП, что враг накапливается у моста, видимо, для новой атаки.
Удалось связаться с 4-й заставой. Оттуда передали, что комендатура выслала на помощь «Береговой крепости» старшего лейтенанта Константинова с двумя отделениями резервной заставы и станковым пулеметом. А из села Леки выдвигается для поддержки группа лейтенанта Луценко. Предпринимаются все меры для восстановления связи.
Старшина Козлов провел разведку территории заставы и выяснил, что конюшня сожжена, продсклад разрушен прямым попаданием, завален землей ближний колодец. Таким образом, возникла проблема воды и питания.
Прибывали раненые. Медсанбат из дзота-3 решили перевести в одну из водопропускных труб под дамбой. Это были мощные, железобетонные, в человеческий рост сооружения, которые регулировали весной уровень паводковых вод по обе стороны дамбы и шоссейной насыпи. Пограничника их называли виадуками.
Наконец появились посланцы от Мелешко. В блокгауз протиснулись Макаров и Теленков. Коротко доложили о ночном бое. Белая повязка на плече Макарова почернела от крови. Он был бледен и едва держался на ногах.
— К Бабенко на перевязку! Мусорин, проводи! — распорядился Тужлов и, как только Мусорин с Макаровым вышли, обратился к Теленкову: — Где Мелешко?
— Просил передать, что скоро будет.
— Как там дела?
— В общем, неплохо, товарищ старший лейтенант. — Теленков чуть заметно улыбнулся: — Старшина им, извините, такой шмон навел — теперь долго отмываться будут…
Продвинувшись со своей группой метров на триста в сторону железнодорожного моста, Мелешко встретился с нарядами Макарова и Лопухова. От них он узнал, что противник численностью до взвода продвигается в сторону заставы. Отпустив раненого Макарова в сопровождении Теленкова на заставу, старшина решил устроить противнику засаду. Он рассредоточил и расположил пограничников в кустарнике и камышах вдоль дороги. Сам залег в середине цепи. Потянулись долгие минуты ожидания. Ждать да догонять — нет хуже. Лежащий в двух метрах от него самый сильный на заставе человек — Мальцев осторожно, будто что-то хрупкое, перекладывал перед собой пять ручных гранат.