Негромкий вскрик и какая-то возня впереди отвлекли Тужлова. Едва он скомандовал залечь, как по камышам длинной очередью ударил пулемет. Вражеский пулеметчик бил наугад, много правее их, и старший лейтенант понял, что еще не все потеряно. По его команде цепь, подобно пружине, быстро сжалась к головному дозору, а потом так же быстро разжалась влево. Оказывается, Ворона и Петрунин, шедшие впереди, лицом к лицу столкнулись с боевым охранением противника, и короткая рукопашная схватка двух дозоров привлекла внимание вражеского пулеметчика.
Судя по конфигурации и характеру вражеского огня, они находились уже за второй линией траншей. Внезапной атаки не получилось, но выгодная позиция побуждала Тужлова атаковать немедленно, поскольку взбудораженная оборона могла мобилизоваться и перестроить свои ряды.
Бесшумно сблизившись с противником, пограничники бросились в рукопашную схватку. Здесь, на фланге, в топких камышовых зарослях, траншей как таковых не было. Оборона была очаговой и представляла собой «плавающие» позиции из хворостяных матов и фашин.
Схватка была молчаливой и яростной. Пока в закисшей, болотистой жиже сплелись в отчаянном усилии барахтающиеся тела, Михальков подобрался к пулеметному расчету и прыгнул на первого номера. Немец оказался недюжинной силы и легко сбросил сержанта, но ловкости ему не хватило. Михальков сумел вывернуться из-под его руки и коротко, без зама́ха, ударил ножом в живот. Второго номера снял Шеин, и вовремя: тот уже схватился за автомат…
— Теперь больше шума, ребята! — крикнул Тужлов и дал очередь из трофейного автомата.
Его дружно поддержали. Поднялась невообразимая пальба.
Маневрируя огнем и быстро меняя позиции, группа Тужлова вплотную подошла к железнодорожной насыпи. Противник в панике разбегался. Один вид пограничников приводил их в ужас: с ног до головы перепачканные торфом и илом, обвешанные оружием, эти черные призраки не ведали страха.
Сбив последний заслон у моста и оседлав насыпь, группа Тужлова соединилась с Луценко. Маленькая группка лейтенанта Луценко, совершив почти такой же обходный рейд, ударила с севера и точно в назначенное время вышла к насыпи.
Пока враг приходил в себя и соображал, что делается у него в тылу, пограничники без особых усилий захватили мост и заняли круговую оборону. Теперь остановка была за Константиновым и его саперами. Но время шло, а группа Константинова не появлялась. Правда, в той стороне, откуда ее ожидали, слышалась ожесточенная перестрелка, но Тужлов не терял надежды. Враг тоже надеялся вновь овладеть мостом и бросил со стороны Богданешт до роты пехоты…
Пограничники отбили уже третью атаку, когда наконец появился связной от Константинова. Небольшого росточка, всегда резкий и порывистый, Хусаинов на этот раз был медлителен и вял. Правая его рука плетью висела вдоль тела, рукав гимнастерки побурел от крови.
— Старший лейтенант Константинов тяжело ранен… Атака сорвана. Наши отходят… — успел доложить он Тужлову и тут же потерял сознание.
Удерживать мост не имело смысла: под рукой не было ни взрывчатки, ни саперов. Тужлов вынужден был отдать приказ отходить.
Решили идти не прежним, кружным путем по болоту, а прорываться с боем вдоль железнодорожной насыпи. Тужлов делал это преднамеренно, чтобы лишний раз сыграть у противника на нервах и заодно прощупать его оборону на всю ее глубину. Человек военный, он знал, что приказы даются для того, чтобы их выполнять, а значит, предстоят еще и новые бои за мост.
Вопреки ожиданиям, противник оказал слабое сопротивление, и пограничники почти без потерь вышли в свое расположение. Едва добравшись до окопа артиллерийского наблюдателя кавполка, Тужлов попросил соединить его с майором Васильевым. Командир кавполка выслушал Тужлова молча. Он уже знал, что Константинов ранен и его группа к мосту не прорвалась, и теперь мучительно размышлял о том, что у него практически нет ни времени, ни выбора и лучше Тужлова вряд ли кто справится с этой задачей. Но каково людям, которые сделали, казалось, невозможное, снова идти под пули? Этого он тоже не мог не учитывать.
Выручил его сам Тужлов:
— Товарищ майор, разрешите попробовать еще раз?
— Пробуй, Тужлов, пробуй! Только не упусти этой возможности. Это наш последний шанс…
Немногим больше часа понадобилось для того, чтобы перегруппировать силы и подготовиться к новой атаке. И вскоре группа Тужлова, усиленная полковыми саперами, вновь бесшумно бороздила камышовые топи. План старшего лейтенанта был дерзким: он решил точь-в-точь повторить свой прежний рейд. Вряд ли противнику придет в голову ждать их в том же месте, тем более наступали сумерки, и разве только сумасшедший решился бы на подобную прогулку по опасной трясине. Именно на это и рассчитывал Тужлов, но это было только частью плана. Минут через тридцать после выступления основной группы артиллерия кавполка обрушила свой огонь на позиции врага и в течение пятнадцати минут обрабатывала их на всю глубину обороны. Сразу же за этим два эскадрона завязали бой, имитируя атаку в центре и на правом фланге.
Тем временем пограничники приближались к цели.
Горизонт заплыл свинцовым грозовым подтеком, и сумерки загустели раньше времени.
Шли налегке, без обуви, без противогазов, но у каждого за плечами было по пятнадцать килограммов взрывчатки, и эти пятнадцать килограммов давали о себе знать: трясина есть трясина.
Но вот наконец река. Крутая дуга ее вгрызалась в наш берег. Повернули вправо, и, как только перед глазами всплыл темный силуэт юрасовской казармы, Тужлов дал команду рассредоточиться. Перед этим напомнил: «Сигнал отхода — взрыв моста. Не взорвем мост — обратной дороги для нас нет…»
На насыпь бросились молча, как-то даже исступленно, но в рукопашной немного отошли. Охранение на мосту сбили легко, но с той стороны неожиданно ударил пулемет, и это сразу осложнило задачу.
Тужлов рванулся вперед, увлекая за собой остальных. Пули роем проносились над головой, рикошетили от рельсов, стальных маршей, и от этого в воздухе висел какой-то пронзительно-кричащий звон. Неожиданно сильная боль обожгла левую бровь, и кровь стала заливать лицо. Старший лейтенант смахнул рукой горячую липкую струю, но левый глаз уже затек, и все перед ним расплывалось и двоилось. Кто-то сзади подмял его под себя и бросил на шпалы, и тотчас раздался сильный взрыв. Пулемет умолк. Тужлов поднял голову и увидел рядом с собой Мусорина…
Полдела было сделано. Мост был взят. Но его надо было еще удержать, пока саперы не справятся со своей работой.
Враг наконец понял, что обманут, и бросился в атаку. Страх быть отрезанными от своих гнал фашистских солдат на мост, и они шли на приступ с отчаянностью обреченных. Активизировался и западный берег. Круговая оборона пограничников, подобно тонкой эластичной нити, то сжималась, то растягивалась, с трудом выдерживая перегрузки.
Сумерки совсем загустели, и только тонкая, упрямо негаснущая полоска света у горизонта делила тьму на небо и землю, и было в той условности определенно что-то символическое, тесно сопряженное с судьбой моста и его защитников.
«Надо продержаться. Надо!» — думал Тужлов, с надеждой и беспокойством поглядывая на тонкую риску у горизонта, теснимую с двух сторон сумраком надвигавшейся ночи.
Время шло, и мало-помалу риска на небе слабела и таяла. Таяли и силы пограничников.
От Михалькова, оборонявшего со своим отделением западную часть моста, приполз истекающий кровью Батаев:
— Плохо дело, товарищ старший лейтенант, Алешин, Курочкин убиты, Шеин тяжело ранен…
Михальков не просил о помощи, да и откуда Тужлов мог взять людей, если он сам с трудом сдерживал атаки врага и уже потерял в рукопашных схватках Алексеева, Литвинова, Шарафетдинова, Яковлева, Журавлева, старшину Козлова, а половина оставшихся в живых были ранены и держались в строю лишь благодаря огромной воле и нечеловеческим усилиям. Он видел, как поднимались навстречу врагу истекающие кровью Муртазин, Родионов, Соснов, как полз за ними вслед раненный в ногу Уткин, и сердце его обливалось кровью. Он хотел сберечь этих людей, он надеялся, что сможет это сделать, как бы ни тяжел был их жребий, но война не делала выбора, и это приводило его в отчаяние.
— Саперы! Где же эти саперы?! — сорвался он на крик, когда прямо на его глазах пуля наповал сразила маленького, щуплого Хусаинова…
Потом он услышал шум. Он безошибочно выделил его из общего шума боя, и у него от волнения пересохло в горле. Оставив за себя Калинина, он минуты через три был уже на западной оконечности моста, у Михалькова. Тревога не обманула его. От станции Богданешты по полевой дороге к мосту шли танки. «Та самая колонна, — догадался Тужлов, вспомнив разговор у Васильева. — Колонна длиной в тридцать километров…» Он на миг представил себе эту армаду, и ему сделалось страшно. Это был страх не за собственную жизнь — ее бы он отдал без колебаний, если бы только такой ценой можно было спасти положение, — танковый прорыв в подобном масштабе мог стать настоящей катастрофой. «Если саперы не управятся через десять минут, нам останется только лечь под гусеницы», — с горечью подумал Тужлов…
Передний танк медленно вползал на железнодорожную насыпь, будто миноискателем, прощупывая ее маскировочными щелками фар.
К Тужлову подполз Федотов. Так же ползком приблизился и неразлучный с ним Барс.
— Я оставил несколько толовых шашек. На всякий случай. Я понимаю, выхода у нас нет. Барс сумеет это сделать. — Голос у сержанта был глухой и срывался.
Тужлов молча погладил овчарку.
Сержант, не мешкая, связал толовые шашки, вставил в одну из них запал и прикрепил этот груз к спине Барса. Выждав еще минуту-другую, Федотов привлек собачью морду к себе, потом поджег короткий обрезок бикфордова шнура и тихо приказал:
— Барс, вперед!
Овчарка выпрыгнула из окопа и бросилась прямо к танку, который уже взобрался на насыпь и разворачивался в сторону моста.
Сильный взрыв повредил машину и застопорил движение колонны. И буквально через минуту в окоп спрыгнул командир саперов старший лейтенант Нестеров: