– Это необходимо?
– Да.
– Но я не привык к гостям. Посторонние люди в доме – это такая головная боль…
– Ничего, два дня потерпите мое общество.
– Целых два с половиной, – уныло уточнил Пинчук. – Это ваши собственные слова.
Было заметно, что его мучают сомнения. Ему явно не хотелось подпускать приезжего к жене даже на пушечный выстрел. Зато Бондарь с нетерпением ожидал знакомства с вездесущей Оксаной. Девушка знала слишком много лишнего. Можно было почти со стопроцентной уверенностью утверждать, что информация о делах Пинчука поступает к противнику благодаря ей. Выбалтывает ли она секреты по недомыслию или делает это сознательно? Выяснить это требовалось как можно скорее. До того, как длинный язык Оксаны станет причиной еще одной нелепой смерти.
Вернувшись от нотариуса, Пинчук сунул Бондарю документы и предложил:
– Садитесь-ка теперь за руль вы, Женя. Что-то у меня после сегодняшних треволнений руки дрожат.
Он растопырил пальцы, демонстрируя, что говорит чистую правду. Не вступая в дискуссию, Бондарь перебрался за руль и включил зажигание.
«Седан» подчинялся новому хозяину беспрекословно. Выруливая на магистраль, Бондарь поинтересовался:
– Куда едем? Я до сих пор не услышал официального приглашения посетить ваш дом.
– До конца проспекта едем прямо, а дальше я подскажу. Что касается приглашения, то считайте, что вы его получили. – Пинчук пожевал губами. – Правда, хлебом-солью вас никто встречать не станет, уж не обессудьте. Кухарка приходит к девяти, так что придется вам поголодать.
Бондарь повернул голову к собеседнику:
– Ею распоряжается Оксана?
– Господи, какой повышенный интерес к моей супруге! – воскликнул Пинчук с кислой миной на лице. – У вас что, других забот нет?
Вместо того чтобы ответить на чужой вопрос, Бондарь повторил свой собственный:
– Кухаркой распоряжается Оксана?
– Я. Жена терпеть не может заниматься домашним хозяйством.
– Кто еще вхож в ваш дом? Друзья? Родственники? Домохозяйка? Рабочие?
– Похоже на допрос? – огрызнулся Пинчук.
– Это и есть допрос, – заверил его Бондарь.
– Разве я подозреваемый?
– Потерпевший, Григорий Иванович, только потерпевший. И мой долг – оградить вас от новых неприятностей.
– Неприятности! – Пинчук всплеснул руками. – То, что случилось со мной, называется катастрофой, Женя. Вся жизнь под откос.
Выслушивая эту тираду, Бондарь невозмутимо крутил баранку, лавируя в редком потоке машин. А дождавшись завершающего горестного вздоха, произнес бесстрастным голосом робота, не желающего ни на йоту отклоняться от заранее намеченной программы:
– Кто еще вхож в ваш дом? Друзья? Родственники? Домохозяйка? Рабочие?
– Но вы уже задавали этот вопрос! – возмутился Пинчук. – Не далее как минуту назад.
– И до сих пор не получил ответа, – напомнил Бондарь. – Ну что, начнем по новому кругу или достаточно одного повтора?
– Мы живем обособленно, непрошеные гости нам ни к чему. – Тон Пинчука был слегка обиженным. – Два раза в неделю кухарка приходит со своими дочерьми, они вместе делают уборку, меняют постельное белье и перегоревшие лампочки, приводят в порядок участок. Четыре женщины способны навести такой марафет, что любо-дорого посмотреть.
– А мужская работа? Кто в вашем доме занимается мелким ремонтом, перестановкой мебели, электропроводкой?
– При необходимости мы приглашаем Степаныча, кухаркиного мужа. Примерно два раза в месяц мужик способен воздержаться от возлияний, а чаще его услуги не требуются… Перестраивайтесь в правый ряд, Женя, сейчас будет поворот. – Пинчук ткнул пальцем в запотевшее стекло. – Магистраль выведет нас за город, на объездную дорогу. Оттуда до дома рукой подать.
Совершив плавный поворот, Бондарь удержал седан в правом ряду и, почти не прибавляя газа, возобновил расспросы:
– Оксана общается с кем-нибудь из прислуги?
– Боже упаси. Она говорит, что от них вечно разит луком и потом.
– От нее, конечно, пахнет исключительно духами и шампунями?
– Естественно. – Подбородок Пинчука приподнялся. – Хотя это вас совершенно не касается. Между прочим, есть отличный анекдот на эту тему.
– Терпеть не могу анекдоты, – буркнул Бондарь.
– Тогда слушайте. – Это было произнесено с типичной для Одессы бесцеремонностью. – Родители читают запись в дневнике сынишки: «От Изи плохо пахнет. Изю нужно мыть». На что делают ответную запись: «Изю не нужно нюхать. Изю нужно учить».
– Как насчет знакомых и родственников? – спросил Бондарь, не потрудившись изобразить хотя бы подобие улыбки. – Они часто вас навещают?
– Этого народу прежде в доме хватало, – признался Пинчук, – но я их отвадил.
– Почему? Их запах тоже не нравился Оксане?
– Это я, я их на дух не переношу! Проклятые попрошайки! Так и норовят что-нибудь выклянчить. Или стянуть то, что плохо лежит. – Вспомнив, как он охаживал кием подвыпившего племянника, вздумавшего лапать Ксюшу, Пинчук перешел на крик. – Я терпеть не могу тех, кто пакостит у меня за спиной, предупреждаю раз и навсегда. Если вам взбредет в голову… – Он запнулся.
– Стибрить чайное ситечко? – подсказал Бондарь. – Похитить мельхиоровую вилку? Умыкнуть томик любимого поэта?
– Извините. Кажется, я погорячился.
– Но теперь успокоились?
– Вполне.
– Тогда продолжим.
Это было сказано так вежливо и холодно, как если бы Бондарь предложил Пинчуку возобновить прерванный поединок.
В какой-то мере так оно и было. Бондарь стремился пробить глухую защиту, в которую уходил собеседник всякий раз, когда разговор заходил о его жене. Складывалось впечатление, что Пинчук скорее застрелится, чем позволит бросить на Оксану хотя бы тень подозрения. Так слепо можно любить только в старости и только отменных красавиц.
Или коварных гадин, что зачастую одно и то же.
К тому моменту, когда седан вырвался за черту города и покатил по объездной дороге, Бондарь узнал почти все, что хотел узнать, так что его вопросы разделялись все более длительными паузами. Наиболее вероятным каналом утечки информации ему представлялся тандем мадам Пинчук с регулярно навещающей ее массажисткой. Почему молодая и наверняка интересная женщина предпочитает массаж на дому, вместо того чтобы развеяться в шикарном фитнес-клубе?
Ответ напрашивался однозначный: массаж служит лишь ширмой для каких-то более сложных отношений. Если это модная лесбийская любовь, на которую намекала покойная Милочка, то неспроста. Вербовка агентов, как и в древности, зиждется на трех бессменных китах: деньги, секс, разного рода наркотики. Сочетания этих ингредиентов могут быть самыми разнообразными, но суть всегда одна. Заключается она в умелом подборе наживки, на которую обязательно клюнет жертва. Похоже, нечто подобное произошло с Оксаной. Она клюнула.
Ловко сработано, подумал Бондарь. Визиты массажистки не вызывают ревности у Григория Ивановича, который ограничивается тем, что оберегает жену от посягательств лиц мужского пола. В своем маразме престарелый ревнивец дошел до того, что запретил охранникам переступать порог дома, предпочитая держать их на расстоянии.
– Они, что же, и по ночам снаружи караулят? – поинтересовался Бондарь, вспомнив об этом.
– Почему бы и нет? – откликнулся Пинчук. – В машине тепло, а в случае тревоги парням ничего не стоит прибежать в дом. У каждого из них есть телефон и оружие.
– Но дверь ведь заперта изнутри?
– Если понадобится, я им открою.
– Не проще ли снабдить охранников запасным ключом?
– Перебьются! – фыркнул Пинчук. – Нечего им в доме делать. Здоровые безмозглые жеребцы. Понатопчут везде, пепла натрусят или… – Он осекся. Не объяснять же постороннему человеку, что без охранников ему живется гораздо спокойнее. Уж они не упустят возможности погарцевать перед Оксаной в отсутствие хозяина. И еще неизвестно, чем закончится это гарцевание. Вернее, слишком хорошо известно. Молодая кровь горяча и быстро бьет в голову. – Жеребцы, – убежденно повторил Пинчук. – Свежий воздух им только на пользу.
Бондарь внимательно посмотрел на него:
– Имеются в виду те рысаки, которые встретили меня в вашем офисе?
– Да, но один из них уволился.
– Почему? – насторожился Бондарь.
Ответ был преисполнен желчи:
– Если мне не изменяет память, то вы сломали ему палец.
– Вот уж нет, я сломал пальцы обоим, – возразил Бондарь. – И что же, один из них отличается особой выносливостью? Или преданностью?
– Его зовут Витя Малеев. Неплохой парень, хотя слегка приблатненный. – Поразмыслив, Пинчук добавил: – На него можно положиться.
– Он ваш единственный охранник?
– Витя дежурит вместе с двумя новичками… их имена вылетели из головы.
– Их кто-то сменяет? – спросил Бондарь.
– Нет. Я нанял парней только вчера вечером, по Витиной рекомендации. Спят по очереди прямо в микроавтобусе. Комфорт минимальный, зато зарплата очень даже приличная.
– Я посоветовал бы вам воспользоваться услугами профессионалов. Обратитесь в охранную фирму.
– За ваши деньги – всегда пожалуйста, – буркнул Пинчук.
Памятуя о том, что неизвестные дали ему трое суток на размышление, он не спешил раскошеливаться на обеспечение собственной безопасности. Подобная беспечность нравилась Бондарю все меньше и меньше.
– У вас есть пистолет? – спросил он.
– Был. Но я не собираюсь им пользоваться.
– Почему? – искренне удивился Бондарь.
– Это мое личное дело. Считайте это моим бзиком. – Пинчук раздраженно пощипал кустистую бровь. – Я не собираюсь ни в кого стрелять.
– Даже если придется защищать Оксану?
– Я бизнесмен, а не ковбой. Немолодой, между прочим. Стреляют пусть другие. Те, кому за это деньги платят.
Произнеся эти слова, Пинчук со значением поглядел на Бондаря, который, казалось, целиком сосредоточился на управлении автомобилем.
По обе стороны от шоссе проплывали черные поля, усеянные сухими стеблями подсолнухов. Глядеть на них было тягостно, как будто путь лежал мимо останков несметного воинства, полегшего в битве неизвестно за что, непонятно в