Конечно, жизнь влюбленных состоит не из одних любовных утех. Бывают обиды, размолвки, ссоры, чаще всего по пустякам. Такие размолвки мимолетны. Быстро наступает раскаяние. Вспышка гнева проходит, и грубость сменяется нежностью. Сильнее прежнего разгорается любовь:
Как, неужели ты веришь, чтоб мог я позорящим словом
Ту оскорбить, что милей жизни и глаз для меня?
Нет, не могу! Если б мог, не любил так проклято и страшно…
Поэт знает цену мимолетным ссорам. Милые бранятся — только тешатся. Они, любя, ругают друг друга. Там, где гнев, нет места равнодушию:
Лесбия вечно бранит и бранит меня, не умолкая.
Пусть меня гром разразит: Лесбия любит меня!
Сам я таков потому что: браню! оскорбляю! — однако…
Да разразит меня гром, если ее не люблю!
Но любящее сердце не бывает спокойно. Гнев сменяется нежностью, восторг — отчаянием. Сомнения терзают душу. Недоверие к словам любимой все чаще мучает поэта. Он обращается к Лесбии с горячей мольбой о любви на всю жизнь, до самой могилы:
Ты обещаешь, о жизнь моя, сделать любовь бесконечной,
Нерасторжимой вовек, полной волнующих тайн.
Боги великие! Дайте ей силу сдержать обещанье:
Пусть эта клятва звучит искренной клятвой души!
Сделайте так, чтобы мы навеки, до самой могилы,
Дружбы священной союз свято могли сохранить!
Однако счастье недолговечно. Наступает трагическая развязка. Лесбия изменила поэту. Она выбрала Руфа, который был лучшим другом поэта. Мучительная ревность, жажда вернуть любимую, гнев и обида обманутой дружбы и обманутой любви — все изливает в стихах несчастный поэт. Он пишет убийственные эпиграммы на своего соперника. Он проклинает обоих изменников. Он грозит Руфу ославить его в веках:
Даром я, Руф ненавистный, считал тебя братом и другом!
Нет, ведь не даром, увы! Дорого я заплатил.
Словно грабитель, подполз ты и сердце безжалостно выжег,
Отнял подругу мою — все, что я в жизни имел.
Отнял! О горькое горе! Проклятая, подлая язва!
Подлый предатель и вор! Дружбы убийца и бич!
Плачу я, только подумаю: чистые губы чистейшей
Девушки пакостный твой гнусно сквернит поцелуи!
Но не уйдешь от возмездья! Потомкам ты будешь известен!
Низость измены твоей злая молва разгласит!
С горьким упреком обращается Катулл и к неверной Лесбии, напоминает ей, как страстно и преданно он ее любил, как они были счастливы:
Нет, ни одна среди женщин такой похвалиться не может
Сильной любовью, какой Лесбию я полюбил.
Крепче, чем узы любви, которыми были когда-то
Связаны наши сердца, не было уз на земле.
Ныне ж расколото сердце. Шутя ты его расколола,
Лесбия! Страсть и печаль сердце разбили мое.
Другом тебе я не буду, хоть стань добродетельна снова.
Но разлюбить не могу, будь хоть преступницей ты!
С большой эмоциональной силой изображает Катулл смешение противоречивых чувств, мучительную борьбу страстей. Наконец он находит слова для выражения своего душевного разлада. Слова, которые потом, вслед за Катуллом, повторят многие поэты Европы:
Да! Ненавижу и все же люблю. Как возможно, ты спросишь?
Не объясню я. Но так чувствую, смертно томясь.
Катулл делает тщетные попытки вернуть утраченное счастье. Он готов простить измену. Он зовет свою любимую:
В тоске последней, смертной, я тебе крикнул,
Ответом, о жестокая, мне был смех твой!
Борьба с самим собой, со своей несчастной любовью с особенной силой звучит в торжественном отречении от любви, которым завершается этот цикл стихотворений Катулла, посвященный Лесбии:
Все, чем влюбленное сердце любимого словом и делом
Может обрадовать, все сделал ты, все ты сказал.
Все, что доверчиво отдал, поругано, попрано, сгибло!
Что же ты любишь еще? Что же болит твоя грудь?
Тратишься в чувстве напрасном, не можешь уйти и забыться.
Или на зло божеству хочешь несчастным ты быть?
Трудно оставить любовь, долголетней вскормленную
страстью.
Трудно, и все же оставь, надо оставить, оставь!
В этом одном лишь спасенье. Себя победи! Перемучай!
Надо! Так делай скорей! Можно ль, нельзя ли, живи!
Боги великие! Если доступна вам жалость и если
Даже и в смерти самой помощь вы людям несли,
Сжальтесь теперь надо мною и, если я жил непорочно,
Вырвите эту напасть, ужас и яд из груди!
Вот уже смертная дрожь к утомленному крадется сердцу,
Радость, веселье и жизнь — все позабыто давно.
Я не о том уже ныне молюсь, чтобы она полюбила,
И не о том, чтобы скромною стала — не может она!
Нет, о себе лишь прошу, чтоб здоровым мне стать
и свободным!
Боги, спасите меня, вознаградите за все!
Лирика Катулла вошла в золотой фонд мировой поэзии. Его стихи раскрыли сложный мир человеческих чувств. Пламенно гневные, добродушно шутливые, иногда нежные, иногда страстные, горестные или радостные — они всегда звучат просто, искренне, как будто вылились из самых глубин души.
«Для тех, которые любят Катулла, — писал Пушкин, — для тех, которые любят поэзию не только в ее лирических порывах или в унылом вдохновении элегии, не только в обширных созданиях драмы и эпопеи, но и в игривости шутки, и в забавах ума, вдохновенных ясной веселостию, — искренность драгоценна в поэте. Нам приятно видеть поэта во всех состояниях, изменениях его живой и творческой души: и в печали, и в радости, и в парениях восторга, и в отдохновении чувств, и в Ювенальном негодовании, и в маленькой досаде на скучного соседа…»
Поэзия Катулла не утратила своего обаяния за две тысячи лет. Вот почему обращались к Катуллу самые замечательные лирические поэты нового времени: Петрарка — в Италии, Байрон — в Англии, Гейне — в Германии, Пушкин и Блок — в России.
Вергилий
Друг императора Октавиана
Говорят, что Гомер создал Вергилия. Если это так, то, без сомнения, это — самое лучшее его произведение.
Публий Вергилий Марон родился в 70 г. до н. э. на севере Италии. Родители его были незнатными людьми, они имели дом и небольшой участок земли в живописных окрестностях города Мантуи, где будущий поэт провел свое детство.
Отец сумел дать сыну хорошее образование сначала в провинциальной школе в соседнем городе Кремоне, а затем, когда юноша достиг совершеннолетия, в Милане, который был культурным центром Северной Италии.
В 47 г. до н. э., когда Вергилию было 23 года, он приехал в Рим, где занимался изучением философии и литературы. Здесь он начал свою литературную деятельность. Первые стихи он писал под влиянием легкой поэзии Катулла, друзья и подражатели которого еще пользовались большой популярностью в Риме. Вернувшись в 45 г. до н. э. в родное селение Анды, поэт занялся изучением греческой поэзии и создал ряд стихотворений в духе александрийской лирики.
В это время в Риме вновь разгорелась гражданская война после убийства Юлия Цезаря. Преемники Цезаря, одержав победу над республиканцами, начали щедро раздавать ветеранам армии земли, отбирая их у крестьян. Были конфискованы все участки поселян в окрестностях Кремона и Мантуи, в том числе поместье Вергилия, и он вновь переехал в Рим.
В период с 42 по 39 г. до н. э. Вергилий создал первое крупное произведение — «Буколики». Он взял за образец александрийского поэта Феокрита, основателя буколической поэзии.
В «Буколиках» Вергилий рисует жизнь пастухов и пастушек на фоне прекрасной италийской природы. Его герои — это идеальные люди, совсем не похожие на реальных крестьян. Однако Вергилий откликается на современные события: он призывает к прекращению гражданских войн, советует бежать из шумных городов на лоно мирной сельской природы. Здесь Вергилий уже проявляет свои симпатии к будущему императору Октавиану.
Ранние стихотворения и особенно «Буколики» принесли Вергилию широкую известность. Он познакомился с крупнейшими поэтами Рима. Вергилия приблизил к себе богатый и могущественный друг Августа Меценат. По ходатайству покровителей Вергилию возвратили конфискованную землю. Со временем поэт стал другом самого Октавиана. Он приобрел собственный дом в Риме, недалеко от знаменитых садов Мецената.
Однако Вергилий предпочитал жить в провинции — то в Сицилии, то в Кампании. Подолгу он останавливался в Неаполе, где посещал школу философа-эпикурейца Сирона. Интересы его были весьма разнообразными. Он много занимался математикой и медициной. Один раз он выступил в качестве адвоката. Но речь его была слишком медлительной для состязания в судебных процессах. Зато стихи он читал превосходно, с удивительным изяществом. Один из современников говорил, что он хотел бы похитить голос и жесты Вергилия. Историк Светоний так описывает его внешность: «Он был большого роста, крупного телосложения, лицом смуглый, походил на крестьянина и не отличался крепким здоровьем». Вергилий был чело