Но Клепиков может и отказаться. Тогда они сами вернутся в колхоз и обо всём расскажут председателю. Или же сразу заявят в милицию.
— Поздновато ты приехал, — упрекнул Маркелыч шофера. — Светло уже, люди глаза пялят, заприметить могут… Хотя вот что: давай-ка снег от ворот отгребём да машину во двор загоним.
Хлопнув калиткой, они ушли во двор. Федя с Настей вылезли из-под брезента.
— Всё понял? — спросила Настя.
— Ещё бы… — Федя прислушался.
За воротами Маркелыч и Клепиков начали разгребать снег.
Хорошо, что они ушли от машины! Теперь Феде незачем куда-то бежать и объяснять. Просто, пока не поздно, надо гнать трёхтонку в колхоз. Подъехать к правлению и показать всем суперфосфат в кузове. Тогда уже Семёну не отвертеться…
— А как ты машину поведёшь? У тебя же ключей нет, — спросила Настя.
— Доведу… Я эту трёхтонку как облупленную знаю, учился на ней. Могу зажигание монетой включить.
Федя достал из кармана две копейки, спрыгнул с кузова и бросился к кабине. И опять удача — в замке зажигания торчал ключ.
«Эх, раззява, даже ключ оставил!» — подумал он о Сёмене и, включив мотор, рывком тронул машину. Заскрежетало сцепление, в выхлопной трубе гулко стрельнуло, и старушка трёхтонка, набирая скорость, помчалась вдоль Вокзальной улицы.
Приподнявшись, Настя увидела, как из калитки выскочил Семён и побежал вслед за грузовиком.
— Не догонит, не тот мотор! — усмехнулась она.
Федя повернул с Вокзальной улицы в переулок налево, проехал несколько кварталов и выскочил на шоссе. Теперь можно было газануть по-настоящему. Спидометр показал шестьдесят километров, потом семьдесят… Погудев, Федя обогнал несколько саней, потом тяжёлый грузовик с прицепом. Что там ни говори, а он, кажется, неплохо научился водить машину! Жалко, что из-за возраста ему до сих пор не дают водительских прав.
Проскочив хлипкий мостик, Федя заметил милиционера. Надув щёки, тот свистнул в свисток и правой рукой властно показывал на обочину шоссе — требовал остановиться.
«Наверное, за превышение скорости, — мелькнуло в голове. — А-а… Семь бед — один ответ!» И Федя продолжал гнать машину.
Через полчаса трёхтонка остановилась у правления родниковского колхоза — приземистого дома старинной кладки, с ядовито-зелёными наличниками.
Снег кругом был плотно утрамбован, словно прикатан катком. У правления стояли подводы, между ног жующих лошадей сновали куры; у фанерного щита, заклеенного разномастными объявлениями, толпились колхозники.
Сжимая в потной руке ключ от машины, Федя ворвался в первую комнату, где у старомодного телефона, похожего на скворечню, сидел колхозный сторож.
Настя не отставала от Феди ни на шаг.
— Кузьма Егорович у себя? — отрывисто спросил Федя.
— А-а, шофёр-гонщик, юный похититель машин! — усмехнулся сторож. — Как же, как же, ждёт тебя не дождется… Пожалуйте, в баньку попариться. — Он кивнул на дверь соседней комнаты, где находился кабинет председателя колхоза.
«И откуда он про машину знает?» — подумал Федя, входя вместе с Настей в кабинет председателя.
Здесь всё было солидно и прочно. Тяжёлый стол, покрытый зелёным сукном; на толстом стекле массивный письменный прибор, которым никогда не пользовались; в углу стальной сейф, у окна в кадушке разлапистый фикус с сизыми от пыли листьями.
За столом сидели председатель и бухгалтер Иван Лукич.
Федя принялся объяснять, почему он пригнал машину.
— Ладно… И так всё знаю, — перебил его Фонарёв. — Только что звонил по телефону Семён Клепиков. Это что же получается, Стрешнев? Школа тебя к технике приохотила, машину научила водить, а ты, значит, самоуправничаешь. Трёхтонку угнал без спросу, по шоссе катаешься, вроде вольную практику себе устроил. А колхозному делу урон полный…
— Какое же это колхозное дело? — удивился Федя. — Вы только посмотрите, что в машине: удобрение, суперфосфат! А Семён собрался всё это какому-то Маркелычу загнать…
— Да, да, мы и адрес запомнили, — поддержала Настя. — Вокзальная, тридцать семь. Частный дом.
— Ну и что? — переспросил Фонарёв. — Я и без вас знаю, где этот Маркелыч живёт.
— Знаете? — Федя подался вперёд — И что Семён к нему с колхозным добром поехал, тоже знаете?
— Ну, Стрешнев, совсем ты меня за дурака считаешь, — развёл руками Фонарёв. — Да какой же я был бы председатель, если бы не знал, куда колхозное добро расходуется. И не только знал, но и сам же направил Семёна по этому адресу. Со срочным заданием от колхоза.
— Но он же частное лицо, Маркелыч, — сбитый с толку, неуверенно заговорил Федя. — Какие же к нему дела от колхоза?
— Ты ещё плотва, Федька, плаваешь мелко и мало что смыслишь. А Маркелыч нужный нам человек в хозяйстве. Покрышки достаёт, запасные части, стройматериал. Мало ли чего нам в колхозе не хватает! А за это, конечно, приходится и отблагодарить.
— А разве так правильно?
— Ну что ты, Лукич, скажешь! — повернувшись к бухгалтеру, воскликнул Фонарёв, с досадой притушив недокуренную папиросу о землю в кадушке под фикусом. — И мы ещё должны школярам все наши дела докладывать! Как хозяйствуем да почему?! Словно ревизионная комиссия явилась.
— Такой уж народ ныне пошёл — все инспектора, все контролёры, — поддакнул бухгалтер, поглаживая выбритую голову, и посмотрел на Федю. — А этот молодой Стрешнев весь в папашу с мамашей. Те тоже всем недовольны. Кричат повсюду, требуют…
— Они по закону требуют… — вспыхнул Федя.
Затрезвонил телефон, и сторож, просунув в кабинет голову, сообщил, что срочно вызывают председателя колхоза. Фонарёв прошёл в соседнюю комнату. Вскоре он вернулся и строго посмотрел на Федю.
— Вот и ещё новость… Из милиции звонили. У Сёмена шофёрские права отобрали. За ротозейство. Машину оставил без присмотра. А тебя за автохулиганство, за езду без прав, да ещё с превышением скорости, наказать требуют. Придётся в школу сообщить: пусть учителя тебе мозги вправят. — И, помедлив, он добавил: — И чтобы я тебя за рулём больше не видел — ни на машине, ни на тракторе.
— Кузьма Егорович! — побледнел Федя. — Да я… мы тут звено… юные механизаторы…
— Всё, всё! — отмахнулся председатель. — Разговорам конец…
Федя выскочил на улицу. Настя еле поспевала за ним.
— Ну чего ты, чего?.. — попыталась она успокоить Федю. — Будто председателя не знаешь. Отойдёт, забудет всё.
Федя мрачно шагал по улице.
Настя осторожно заговорила, что, может, они и в самом деле зря вмешались в колхозные дела и заподозрили шофёра в чём-то нехорошем.
— А всё равно я Клепикову не верю… Какой-то он шахер-махер затеял, — буркнул Федя. — Не верю, и всё тут…
— Но председатель же объяснил… Похоже, погорячились мы с тобой, напрасно машину угнали.
— Угонял один я… — бросил Федя. — С тебя взятки гладки.
— Нет, нет! — запротестовала Настя. — Раз вместе ехали, вместе и отвечать будем.
— Обойдусь без жалельщиков, — зло сказал Федя и повернул к дому.
Глава 21
Вечером подгулявший Клепиков ввалился в дом к Стрешневым и накинулся на Федю с бранью:
— Что, язва, достукался! Всё за порядками доглядываешь, по моим следам ходишь, как ищейка. А чего выходил? Пшик один!..
Побледнев, Евдокия замахала на Семёна руками:
— Да ты в себе?! Иди-ка водой ополоснись да проспись. Чего ты парня последними словами костишь?
— Да ему бы ещё шею накостылять нужно! — продолжал орать Семён. — Против своих же соседей паскудничать начал… Такую свинью мне подложил! Ну кто мне теперь права вернёт, кто?
— Паскудничать?! — обомлев, вскрикнула Евдокия и обернулась к Феде. — Чего ты опять натворил?
— А пусть он говорит… — Федя кивнул на Семёна. — Ему про колхозное удобрение лучше знать…
История с угнанным грузовиком вызвала немало разговоров и в школе.
Дима Клепиков в лицах изобразил, как Стрешнев решил блеснуть своим водительским умением, угнал колхозную машину, как мчался с повышенной скоростью и как, наконец, был остановлен милиционером и доставлен в правление колхоза. Здесь ему устроили хорошую «баньку», и теперь Стрешнева до окончания школы не допустят ни к трактору, ни к автомобилю.
В перемену Дима остановил Федю в коридоре.
— Здорово! — сказал он. — Продемонстрировал классную езду. Можешь сдавать экзамены на водителя первого класса. А кстати, готовься к вызову на педсовет.
— Ты откуда знаешь?
— Что ж, думаешь, так тебе всё и спишется? Похождений у тебя набралось больше чем надо. Всю школу перебудоражил. Легко, пожалуй, не отделаешься… Хочешь, дам совет. Сходи к Кузьме Егоровичу, повинись перед ним, попроси прощения. Учителям слово дай, что исправишься.
— А ты что хлопочешь? Да и в чём виниться-то? — удивлённо спросил Федя.
Дима пожал плечами.
— Ну, если не понимаешь, поступай как хочешь. Потом поздно будет…
Узнав от Насти, почему Федя угнал колхозную машину, Варвара Степановна пошла к Звягинцеву и попросила директора вызвать к себе её дочь и Федю Стрешнева.
— А зачем, собственно? — удивился Звягинцев. — Вопрос о Стрешневе совершенно ясен. На него уже поступила жалоба от председателя колхоза. Проступок вызывающий, непростительный. И я имею полное право наказать Стрешнева со всей строгостью.
— Проступок действительно из ряда вон выходящий… ЧП в школьной жизни, — согласилась учительница. — Но надо же разобраться, поговорить с ребятами.
— От Стрешнева, конечно, всего можно ожидать… — продолжал Звягинцев. — Но то, что ваша дочь оказалась с ним в одной компании, — это уже опасно. Значит, Стрешнев начинает влиять и на других учеников. Как ни печально, но, видимо, придётся наказать того и другого. В разной мере, конечно. Стрешнев совершил явно хулиганский поступок, а ваша дочь не остановила его.
Варвара Степановна нахмурилась:
— Если так, тогда я решительно настаиваю на вызове учеников.
Пожав плечами, Звягинцев согласился и в этот же день вызвал к себе Стрешнева:
— Ну, герой, докладывай: что это за очередные выкрутасы у тебя?