— Но в этой квартире ее нет! — снова вмешалась в разговор Маруськина мама.
Я напряглась и вспомнила, что маму зовут Аминет Юсуфовна.
— Мы спрашивали у соседей, они не видели Марочку уже три дня, — тем временем сказала она.
— Похоже, ты последняя, кто видел ее тридцать первого! — заявила наглая девчонка, некультурно перейдя на «ты».
— Кажется, тем вечером вы с Маретой поссорились? — недобро прищурился ее отец.
— Поссорились? — Я не ожидала такой атаки и немного растерялась. — Да почему я должна была с ней ссориться?
— Вы ведь звонили на следующий день с какими-то претензиями! — напомнила Аминет Юсуфовна. — И даже грозились Марету убить!
И тут я вспомнила:
— Кстати, насчет следующего дня! Ведь ваша доченька поутру была на работе и рассылала по факсу поздравления с дурацким праздником! Собственно, за это я и хотела ее убить… Да вы и сами, кажется, тоже от нее такое послание получили?
Аминет Юсуфовна неуверенно кивнула, и я пошла вразнос:
— Тогда какие вопросы ко мне? Ссорилась я с Маруськой в последний день марта или не ссорилась, какая разница? Первого апреля она была в норме, если только можно считать нормой ее злокозненный идиотизм!
— Простите, Инна, мы просто не знаем, что делать, — неохотно извинился Юнус Казбекович. — Хватаемся за любую ниточку, чтобы найти нашу девочку.
— Простите, а почему вы это делаете сами? И Дюшеньку нашу беспокоите? — не выдержав, встал на защиту своей собственной девочки мой дорогой папуля. — Заявите в милицию, и пусть поисками займутся профессионалы!
— Эти займутся, как же! Да они даже заявление принимать не хотят, пока не пройдет трое суток! — громко фыркнула Даша. — Поганые менты…
Развить тему ей помешал строгий окрик библейского папы. То ли Юнус Казбекович не был склонен к огульной критике работников правоохранительных органов, то ли предпочитал не озвучивать свое мнение на широкую публику. Так или иначе, но семейное трио быстро откланялось и удалилось.
— Кто была эта яркая девица, как ее зовут и сколько ей лет? — поинтересовался Зяма, приковылявший на запах мокачино.
— Мало ей лет, она еще школьница, — ответила я, рассеянно макая в кофе последнюю печенюшку.
— Как жаль! — Наш сердцеед сокрушенно вздохнул и утешился плотным завтраком.
А вот я ожидаемого удовольствия от утренней трапезы не получила. Только ковырнула ложкой приготовленный заботливым папой фруктовый салатик — и не выдержала, потянулась к телефону.
— М-м-м-м? — Разбуженный Денис Кулебякин отозвался на звонок страдальческим мычанием.
— Здорово, корова! — по-свойски приветствовала его я. — А ты все спишь, да?
— Да, уже целых полтора часа, — сонно пробормотал милый, побряцав браслетом наручных часов. — Ох, Инка! Бедный эксперт-криминалист пришел со службы на рассвете, упал, уснул — и тут ты-ы-ы-ы…
Милый эксперт мучительно зевнул.
— Ответь мне на один вопрос по милицейской части и можешь спать дальше, — разрешила я.
— Нет, какая же ты все-таки необыкновенная женщина! — Денис саркастически восхитился и наконец проснулся. — Звонишь любимому ранним утром в субботу с вопросом по криминалистике! А других вопросов у тебя ко мне нет? Не хочешь спросить, что я делаю нынче вечером и какие у меня планы на ближайшую ночь?
— Да знаю я эти твои планы с моим активным участием! — отмахнулась я. — Ладно, не дуйся, я заранее на все согласна! Но сейчас меня гораздо больше другое интересует: скажи, как милиция ищет пропавших людей?
— У-у-у… Тяжелый вопрос, — голос милого сделался скучным. — Тебе в идеале процесс описать или дать реальную картинку?
— Реальную, конечно!
— Тогда так, — мой милый консультант собрался с мыслями и заговорил жестко: — Если очень кратко и без эмоций, то есть две типичные ситуации. Первая: человек просто пропал. Вот как сквозь землю провалился! Причем до этого он ни с кем не ругался, не ссорился, никуда не собирался и в целом вел размеренный и спокойный образ жизни, не располагающий к внезапным фатальным переменам.
— В монастыре он жил, что ли? — не удержалась от колкости я.
— Неважно, где именно, лишь бы не на блатхате, не в наркопритоне и не под забором с алкашами, — капитан Кулебякин основательно вошел в образ лектора и сбить его с курса «левой» репликой мне не удалось. — Короче говоря, этот человек просто тихо жил и так же тихо пропал. Тогда — по линии МВД есть соответствующий приказ — примерно через тридцать дней…
— Через сколько дней?! — Мне показалось, что я ослышалась. — Через тридцать?!
Кулебякин вздохнул:
— Ты же хотела реальную картинку, правда? Вообще-то пропавшего должны начать искать сразу, но в милиции сразу обычно даже заявление принимать не желают… Итак, через тридцать дней заводится розыскное дело на это лицо.
— Если начать поиски через месяц, велика вероятность найти не лицо, а тело! — угрюмо съязвила я.
— Соображаешь, — скупо похвалил меня милый. — Так вот, розыск ведут аппараты угро. Ведут они его так себе. Если родственники пропавшего не прилагают усилий, это розыскное дело так и болтается на учете, пока не истечет срок — а это, если я не ошибаюсь, три года. По истечении данного времени, если пропавший не нашелся сам, на основании документа из милиции родственники в ЗАГСе получают справку о смерти бесследно сгинувшего, делят его имущество и все такое прочее….
— Да к черту имущество и все такое! — Перспектива, наскоро обрисованная циничным ментом, меня устрашила. — Родственники хотят найти человека, и побыстрее!
— Можно и побыстрее, но только при другом раскладе, — согласился Денис. — Рассмотрим ситуацию номер два: человек пропал, но не так неожиданно и бесследно, как в первом случае. Может, поведение его до исчезновения было необычным, тревожным. Может, там, откуда он пропал, остались следы борьбы. Может, у него долги были или какие-то другие неприятности, от которых имело смысл убежать и спрятаться… Короче, тогда после нормальной проверки может быть возбуждено и уголовное дело.
— Уголовное — это лучше, чем розыскное? — Я слушала очень внимательно.
— Если результаты нужны? Конечно, лучше! — уверенно подтвердил Денис. — А еще лучше — два в одном, и это как раз такой случай, ведь розыскное дело тоже ведется.
— Да-да, но как оно ведется, ты уже говорил, — заметила я.
— Вот именно. А по уголовному делу проводятся какие-никакие процессуальные действия. Предпринимаются активные попытки чего-нибудь там раскрыть… Да ты послушай в новостях наших больших начальников-силовиков. У них в ходу отточенные фразы: «Следствие серьезно продвинулось на пути к раскрытию этого преступления», «Проводится комплекс оперативно-следственных мероприятий», «Очевидцами составлен фоторобот предполагаемых преступников»… И всякая такая фигня.
— То есть особого результата в любом случае ожидать не следует? — догадалась я, уловив в голосе милого капитана отчетливо пессимистические нотки.
— Если пропавший стал жертвой преступника, того нашли и доказали вину — гада посадят, это и будет результат. Иначе дело приостановят до истечения сроков давности… Далее смотри пункт первый.
— В общем, наши доблестные органы в этих ситуациях действуют очень плохо, — раздосадованно подытожила я.
Сообразив, что краткий и безрадостный экскурс в практику розыскной работы закончен, капитан Кулебякин игриво напомнил мне, что в некоторых других ситуациях отдельные представители правоохранительных органов действуют очень хорошо и даже замечательно, после чего предложил подтвердить сказанное личным опытом хоть сейчас, хоть вечером, а уж ночью — просто в обязательном порядке.
— У тебя, Кулебякин, один секс на уме! — сердито сказала я.
— Почему — один? У меня на уме много секса! — горячо заспорил милый, но я не стала его слушать и бросила сначала трубку, а потом и ложку.
— Дюшенька, ты почему салатик недоела? — заволновался папуля. — Куда ты спешишь?
— Мне надо в офис съездить, — ответила я уже на бегу.
У меня возникло подозрение, которое имело смысл проверить немедленно.
Поскольку одинокие прогулки никогда меня не прельщали, я хотела увлечь с собой Алку, но дверь ее квартиры вновь была заперта, и на мой стук-звон никто не отозвался.
— Загуляла, девонька! — не без зависти пробормотала я, с сожалением отказавшись от мысли совершить незапланированный субботний набег на родной офис в дружеской компании.
А Трошкина, оказывается, загуляла не так уж далеко: я увидела ее, когда бежала через пустырь на троллейбусную остановку. Алка стояла по колено в ромашках и васильках, отмахиваясь от назойливой пчелы пучком тех же цветочков.
— Ах, вот ты где! — издали радостно крикнула я.
Трошкина вздрогнула, резко обернулась, при виде меня отчего-то побледнела и тонким голосом затравленного зайчика завизжала:
— Стой где стоишь!
— Я не стою, я бегу, — поправила я, не сбавляя темпа.
— Стой где бежишь! — истерично выкрикнула подружка, замахнувшись цветочным веником.
Тон у нее был такой, словно за приказом остановиться могла последовать стрельба на поражение. Несмотря на то что никакого огнестрельного оружия у Алки не имелось, а прямое попадание ромашкового букета не могло нанести мне серьезных увечий, я все-таки остановилась и воззрилась на подружку с удивлением:
— Ты с ума сошла?
— Не подходи! — упрямо повторила Трошкина.
Она раскраснелась так, что кружащие над лугом пчелки приняли ее за пунцовый пион и массово пошли на посадку. Алка яростно, как в бане, нахлестала себя ромашковым веником — насекомых она отгоняла еще более решительно, чем меня! Обиженно жужжа, пчелки разлетелись, а я склонила голову к плечу, рассматривая спятившую подружку с откровенным недоумением.
— Иди куда шла! — непримиримо сказала мне грубиянка.
— Что случилось, Трошкина? С чего это тебя зациклило на простых побудительных предложениях? То стой, то иди? — тщетно стараясь не обижаться, поинтересовалась я.
— Ничего не случилось, давай иди, потом поговорим! — Необычайно невежливая Алка помахала помятым веником, указывая мне направление движения.