Сразу всем стало весело. Кто-то из мальчиков, подражая Кэукаю, щелкнул Эттая по макушке. Тот почесал ушибленное место, медленно повернулся и неуловимым движением рук набросил на обидчика аркан. Еще минута — и началась бы увлекательнейшая свалка, но кто-то вспомнил, что они находятся в комнате.
Подарки Кэукая и Пети были действительно великолепны. Кэукай вручил Чочою свои новенькие коньки-снегурочки, а Петя — спортивные лыжи. Чочой смотрел на эти подарки и, казалось, не верил своим глазам. «Коньки! Лыжи! Точно такие же, как я видел у Адольфа и Дэвида!» —думал он. Совсем недавно для него было мечтой просто постоять на таких лыжах, а теперь!..
Чочой сделал попытку примерить коньки прямо здесь, в комнате, но в это время дверь отворилась, и на пороге показался еще один мальчик с акыном в руках, собранным для броска.
— Тавыль пришел! — изумленно воскликнул кто-то.
Тавыль подошел к Чочою:
— Возьми от меня подарок, от чистого сердца возьми! Нерпу стрелять будешь — этим акыном на берег ее вытаскивать будешь...
Чочой взял в руки акын и с благодарностью посмотрел на мальчика. Но тот же голос, только уже громче, воскликнул:
— Послушай, Тавыль, так твой же отец...
Эттай подбежал к говорившему мальчику и бесцеремонно закрыл рукой его рот. Зачем тот вздумал припоминать Тавылю прошлое его отца?
— Правильно, Эттай, закрой ему рот, пусть проглотит глупые мысли! — насмешливо сказал Кэукай.
Мальчики и девочки засмеялись, соглашаясь с Кэукаем. Но Тавыль вдруг закрыл лицо руками и, споткнувшись, быстро вышел из комнаты.
— Кто обидел его? Почему он ушел? — недоуменно спросил Чочой, оглядывая умолкнувших ребят.
— Потом поймешь, Чочой, потом все поймешь! — сказал по-чукотски Петя и направился к выходу, чтобы найти и успокоить Тавыля.
За Петей вышли гуськом и остальные ребята.
Оставшись один, Чочой принялся осматривать свои подарки. Он не мог не вспомнить в эту минуту негра Тома: «Вот если бы Том был со мной! Если бы он был жив!»
Маятник часов, добросовестно повторяя свое «тик-так», гнал большую стрелку все дальше по кругу, а Чочой все сидел и сидел перед грудой подарков. В его глазах стояли слезы.
— Не надо грустить, Чочой! Пойдем на улицу, нас там ожидают ребята!—послышался голос Кэукая.
Чочой повернулся к брату, встал и пошел вслед за ним к выходу.
ЧТО ЗНАЧИТ УЧИТЬСЯ?
Кэукай стоял у зеркала, расправляя на груди красный галстук. Чочой незаметно наблюдал за ним. Лицо Кэукая сегодня было по-особенному торжественное, сдержанно-возбужденное. Осматривая себя в зеркало, он напевал что-то бодрое, веселое. Чочой пытался понять слова песни, но не мог: Кэукай пел на русском языке.
«Вот бы мне такой красный шарфик!» — не без зависти подумал Чочой, глядя на пионерский галстук. Подойдя к Кэукаю, он осторожно потрогал галстук и спросил братишку:
— У тебя нет еще одного такого шарфика? Я хотел бы...
Кэукай поспешно, но мягко отстранил от галстука руку Чочоя и, немного подумав, сказал:
— Это не шарфик, это называется пионерский галстук. За него руками браться нельзя, и тебе пока носить его рано.
Чочой удивился: до сих пор здесь угадывалось каждое его желание, все хотели сделать ему что-нибудь приятное. От этого мальчику было очень неловко и в то же время радостно. И вдруг Кэукай говорит такие слова! «Не обидел ли я его чем-нибудь?» — с тревогой подумал Чочой. Он внимательно посмотрел на Кэукая — тот был весел, как прежде. «Нет, он, кажется, не обиделся», — с облегчением подумал Чочой.
Осмотрев костюм брата, Кэукай поправил его белый воротничок и сказал:
— Ну, пойдем в школу!
Что придется делать в школе, Чочой не представлял себе, хотя мальчики и рассказывали ему об этом. Все его предположения о школьных занятиях сводились к хорошо известным, привычным для него делам. «Однако что-нибудь работать придется: если не рыбу ловить, то оленей пасти или охотиться. А может, как девчонок, заставят шкуры выделывать?»
В школе его оглушили десятки голосов мальчиков и девочек. Детей здесь было так много, что Чочой растерялся. На многих школьниках алели такие же шарфики, как и на Кэукае.
Пугливо озираясь, Чочой молча шел за Кэукаем. Тот привел его в небольшую комнату с длинным столом, покрытым красной материей.
— Вот это наша пионерская комната, — объяснил Кэукай, подходя к той стене, где висела блестящая труба. Сняв с гвоздя трубу, Кэукай приложил ее ко рту и затрубил так громко, что Чочой вздрогнул и зажал уши.
— Зачем это? — робко спросил он.
Кэукай, не отвечая, повесил трубу на место, снял с гвоздя какую-то круглую вещь и забарабанил по ней двумя палочками.
— О, понимаю! — с глубокомысленным видом сказал Чочой. — Это место для шаманского камлания.
Кэукай посмотрел на Чочоя и громко рассмеялся:
— Да нет же, это пионерская комната, понимаешь? А это пионерский барабан! А это горн и знамена! — объяснял он.
Но незнакомые слова: «пионерская комната», «барабан», «горн», «знамена» еще ничего не говорили Чочою.
В пионерскую комнату вошла Нина Ивановна, за ней — Петя и Эттай.
— Вот как, и Чочой здесь! — сказала учительница по-чукотски, обращаясь к мальчику так, будто она его знала уже давным-давно.
Чочой удивленно посмотрел на белолицую девушку. Дружелюбный взгляд ее больших глаз и приветливая, открытая улыбка понравились Чочою.
Пока он рассматривал Нину Ивановну, Кэукай, Петя и Эттай уселись за стол и о чем-то заговорили на русском, языке, изредка перемежая русские слова чукотскими.
Зазвенел звонок. Чочой вздрогнул. А друзья Чочоя поднялись и тотчас направились к двери.
— Сейчас будем учиться, пойдем в класс! — с какой-то особенной торжественностью сказал Кэукай.
У Чочоя возникло чувство ожидания чего-то необыкновенного и таинственного.
Мальчики вышли в коридор, и тут случилось непредвиденное. Чочой, никогда не учившийся в школе, должен был идти в первый класс, а все остальные его друзья — в пятый. У двери пятого класса они остановились и стали объяснять, в какую дверь следует войти Чочою.
— Как? Вы меня одного оставляете? — удивился Чочой.
— Иди, иди туда, так надо... — торопился все объяснить ему Кэукай до прихода учителя. — Ты посидишь там немного, а на перемене мы снова встретимся.
— На перемене? А где эта перемена? — робко переспросил Чочой, понимая слово «перемена» как место для встречи.
Кэукай смутился. Смутились и его друзья.
— Что же нам делать? — спросил Петя по-русски.
К ним подошел Виктор Сергеевич.
— Пусть пока Чочой идет с вами, — выслушав ребят, сказал он.
Усевшись рядом с Кэукаем за парту, Чочой с подозрительной настороженностью осмотрел ее: как знать, что таит в себе этот странный стол? Чувство, что сейчас вот-вот должно начаться нечто необыкновенное, не покидало Чочоя. «Что такое учиться? — тревожно спрашивал он себя. — Может, это очень больно?»
Но шла минута за минутой, и ничего необыкновенного не начиналось. Отец Пети, сидя за столом, мирно беседовал о чем-то с учениками на незнакомом для Чочоя языке. Иногда он вставал и похаживал взад и вперед перед партами. Мальчики и девочки слушали его внимательно, ни одним словом не перебивая речь учителя. Затем один мальчик поднял кверху руку. Учитель что-то сказал ему. Ученик встал и начал говорить сам.
— А когда учиться будут? — не выдержал и спросил вполголоса Чочой у Кэукая.
Но так как в классе было тихо, вопрос Чочоя услыхали все. Ученики повернулись в его сторону, некоторые прыснули со смеху.
— Не надо смеяться, — сказал учитель по-чукотски, чтобы его слова были понятны Чочою. — Вот я вам рассказал о том, что сегодня все дети разных народов нашей большой страны сели за парту учиться. Но не так обстоит дело там, в капиталистических странах, — допустим, в Америке. — Виктор Сергеевич подошел к Чочою. — Вот этот мальчик прибыл к нам с той стороны пролива, с чужой земли. Он никогда не бывал в школе, он совсем не знает, что значит учиться. Когда-нибудь он расскажет вам о своей жизни на Аляске. А сейчас кое-что расскажу вам я.
Учитель сделал паузу, а затем стал по-чукотски рассказывать о маленьком чукче Чочое. Мальчик во все глаза смотрел на учителя. Рассказанная посторонним человеком его жизнь поразила его. Чувствуя на себе участливые взгляды ребят, Чочой порой невольно оглядывался по сторонам и снова замирал, боясь пропустить хоть одно слово учителя.
— ...Вот так живут дети бедных, простых людей там, за проливом, — закончил свой рассказ Виктор Сергеевич.
Дальше он снова стал говорить по-русски. «Ага, понимаю,— подумал Чочой, — учиться — то значит мальчикам и девочкам слушать человека, который учителем называется». Но тут Чочой заметил, что один из учеников встал и, глядя в какую-то книгу, принялся о чем-то говорить. Чочой минуты две смотрел на мальчика и неожиданно вспомнил, как они с Томом подсматривали в шаманском складе, чем развлекаются сыновья Кэмби. «Адольф тогда точно так же, как этот мальчик, в книгу смотрел, а потом они с Дэвидом принялись друг другу стричь головы, — вспомнил Чочой. — Неужели и здесь станут делать то же самое?» Но ученик сел. За ним поднялся другой. Так длилось до звонка.
Едва прозвенел звонок, все ученики встали и вышли из-за парт. Во время перемены Кэукай и Петя отвели Чочоя в другой класс и долго наперебой объясняли ему, что он должен сидеть именно здесь.
— Мне страшно одному, я с вами хочу, — робко возразил Чочой.
Но Кэукай и Петя были неумолимы. «Наверное, я надоел им уже, — подумал Чочой, когда Кэукай и Петя ушли. — Но почему я так скоро надоел им?»
Чочою вспомнилась его дружба с Томом. «Почему Том никогда и виду не показывал, что я надоел ему?»
Когда прозвенел звонок, в класс стали входить мальчики и девочки. Рядом с Чочоем села белолицая девочка с толстыми светлыми косичками и голубыми веселыми глазами. Это была Соня. Приветливо улыбнувшись Чочою, она что-то сказала ему по-русски.