Словом, пригорок этот — временный штаб деда Талаша.
И по внешнему виду дед Талаш похож теперь на военного человека. На голове у него красуется красноармейская шапка. Вместо заплатанного, истрепанного, заношенного кожушка носит он трофейный мундир военного покроя. Правда, от формы польских военных остались только покрой и сукно. Воротник и пуговицы с белыми орлами дед отпорол и заменил их своими самодельными, полешуцкими. На ногах у него не лапти, а щегольские сапоги и брюки из добротного сукна да с лампасами, как у казака или у генерала. Разве не заслужил дед Талаш, партизанский командир, такую форму? Она ему очень к лицу и выгодно выделяет его из партизанской массы. Да и самим партизанам она вполне по духу.
Мартын Рыль, опершись на локоть, лежит на пригретой солнцем траве. Мысли его улетели куда-то далеко от этого пригорка.
— И когда ж это мы — провались он в болото! — за работу возьмемся? Самое время сеять, — громко размышляет Мартын.
— Будем живы и возле землицы походим, голубе, эге ж! Пускай пока женки да кто дома остался справляются с работой. А наша, голубе, работа только теперь и начинается.
— Теперь куда больше разгона, — оживляется Мартын. — Весной и сам черт нам не брат. Знай только лес да из леса налетай… А смотри ты: пан, падла, попер.
— Погоди немного, голубе, расшибет он себе лоб, — авторитетно и многозначительно произносит дед Талаш.
Трудно догадаться, на что намекает дед. Можно подумать, что он имеет в виду широкие партизанские операции. Так оно и есть, но не на одних только партизан надеется дед Талаш. До самого последнего времени он не терял связи с Красной Армией. И он узнал от командиров, что ничего страшного и неожиданного для Красной Армии в наступлении белополяков нет. Красная Армия на некоторое время отойдет на восток: многие красноармейские части сняты с этого фронта и переброшены на юг, чтобы добить Врангеля. А потом дойдет очередь и до белополяков. Между прочим, дед узнал, что и та рота, где служил Букрей, поехала бить Врангеля.
— А там кто-то вышел из лесу, — поднимает голову Мартын и показывает на лесную опушку по ту сторону поля.
Дед Талаш и Мартын всматриваются в показавшуюся впереди человеческую фигуру. Человек остановился, оглядывается по сторонам.
— Видно, не наш, — говорит Мартын.
— Это мы узнаем: на дороге наша охрана стоит, — спокойно отвечает дед Талаш.
Неизвестный идет дорогой через поле.
Дед Талаш и Мартын выжидают, не спуская с него глаз. Он уже прошел половину поля, приближается к лесу, где стоят партизаны. Идет размеренным, ровным шагом.
— Сдается мне, что я где-то видел этого человека: такая же фигура и такая же походка, — припоминает дед Талаш.
Но он так и не может вспомнить, где видел похожего человека.
— Может, Савка? — усмехается Мартын.
— Савка? Нет, это не Савка… А знаешь, Савка не такой уж пропащий человек. Вот ведь не сказал Василю про нас, хоть вор и конокрад. С ножом бросился на войта, бок ему пропорол. Жалко только, что не заколол гада насмерть. Но мы еще с войтом поквитаемся.
— А скажите, дядя Талаш, откуда вы узнали про сговор Савки с Василем и его бражкой?
Дед Талаш несколько минут молча смотрит на Мартына.
— Меня очень просили не говорить про человека, выдавшего их сговор. Но тебе я скажу: сообщила это Авгиня, женка Василя.
Мартын слегка вздрогнул, но постарался скрыть от деда Талаша свое волнение.
— Интересно! — спокойно, почти безразлично отозвался Мартын. В конце концов, что ему Авгиня?
— Но говорить про это никому не будешь? — спрашивает дед Талаш и лукаво вглядывается в глаза Мартына.
Мартын не успел ответить: послышались шаги. Дед Талаш и Мартын повернули голову на звук. Из-за ветвистой елки показались двое: партизанский часовой с карабином и неизвестный — тот самый, что шел дорогой через поле.
Глянул дед Талаш на незнакомца, и сразу на лице деда затеплилась улыбка. Вскочил на ноги с живостью парня и бросился навстречу.
— Товарищ Невидный, здоровеньки были! — на полесский лад приветствовал дед Талаш гостя.
На минуту Невидный остановился: в военной форме дед Талаш так изменился, что сразу трудно было узнать его. Потом лицо Невидного просветлело.
— Дед Талаш! — И он по-приятельски пожал деду руку. — Как хорошо, что встретился с вами, старый друже… а то иду и думаю: куда это ведет меня товарищ? — Он показал на конвоира.
— Я ведь вас не знаю, а проверить нужно, что вы за человек, — деловито заметил партизан.
— Правильно, товарищ, правильно!
Дед Талаш горделиво улыбается: его бойцы знают службу. У них порядок такой же строгий, как и в армии.
— Какой добрый ветер и откуда несет вас, товарищ Невидный?
— А я обход своего района делаю. Работы много. И надо для этой работы людей подобрать…
— Что же вы хорошего видели, слышали?
— Да много чего видел… Дело наше живет, развивается… А у вас что слышно?
Рассказал Талаш про поход с Букреем, про схватку с белополяками под Ганусами, про свои приключения, про захват польской контрразведки.
Невидный слушал с восхищением.
— Вижу, вы без дела не сидели. Молодцы! Всюду о вас говорят!
— Шевелимся помаленьку… — отвечает дед. — А сегодня у нас и собрание будет. Хотим попробовать выйти из леса. И очень хорошо, что мы с вами встретились… Скажите нам хоть парочку слов, как идет война с панами.
— Очень рад буду побеседовать с вами.
— Так давай, Мартыне… Это мой верный товарищ, один из тех, кто разоружал белопольский конвой, — отрекомендовал дед Талаш Мартына Рыля, знакомя его с Невидным. — Давай, друже, народ, собирать!
Мартын молча поднялся.
Только теперь заметил Невидный, что у Мартына не один карабин, но и труба, висящая на зеленом шнурке, — большая деревянная самодельная изогнутая труба, плотно обернутая берестой.
Подошел Мартын поближе к лесу, выставил немного вперед левую ногу, поднес трубу к губам и затрубил так, как трубят в лесу пастухи. Громкий и довольно резкий вблизи деревянный звук поплыл над лесом и смолк. Минуту спустя откуда-то из глубины леса ответила другая труба. Дед Талаш прислушивался и покачивал головой, показывая в сторону невидимого трубача. Потом откуда-то, совсем издалека и еще более тихо, откликнулась третья труба. Дед Талаш, видно, остался доволен, прослушав перекличку труб.
— Кому какое дело, что в лесу «пастухи» трубят? — лукаво заметил он.
Не прошло и четверти часа, как из лесу начали выходить группы людей с карабинами, ружьями, обрезами, берданками, австрийскими и немецкими винтовками. Во главе групп стояли опытные в военном деле люди. Они старались, чтобы их бойцы имели хорошую военную выправку. Одеты и обуты партизаны были как попало. На многих — старые солдатские шапки, повидавшие на своем веку Галицию, Карпаты, Польшу и Германию. Мелькали выцветшие солдатские гимнастерки и казенное кожаное снаряжение. Обуты — кто в сапоги, кто в ботинки с обмотками времен керенщины, а кто в традиционные полесские лапти… Но все это был народ серьезный, испытанный, закаленный бурями войны и революции, готовый драться не на шутку, — народ, с которым не так-то просто было бороться захватчикам в этих болотах и полесских дебрях.
А группы бойцов все прибывали, толпа вооруженных людей все росла и росла. Наконец, когда все собрались, выступил дед Талаш:
— Товарищи партизанское войско! Давайте поговорим о наших задачах. Пора нам за дело взяться. Не по своей воле, соколы мои, скитаемся мы по лесам. Придавила нас панская свора. Согнали нас паны с нашей кровной земли, пожгли наши хаты, разрушили наши крестьянские дворы, разграбили наше добро. А за что? За то, что не захотели мы быть панскими батраками, что осмелились сбросить ярмо, в которое впрягли трудовой бедный народ паны и капиталисты; за то, товарищи, что мы стояли и стоим за советскую власть, за большевиков, отнявших власть у богатых и передавших ее в руки рабочих и бедноты. Двинули паны в наступление свое белое войско, чтоб отобрать у нас землю, чтоб сделать нас своими батраками и снова заставить работать на себя. Так согласимся ли мы опять стать панскими невольниками?
— Долой панов! — громыхнули партизаны.
— Так не будем больше скрываться по лесам да сидеть сложа руки. У нас уже есть сила, и мы можем сделать немало. А что делать? Связать руки панам, заставить их держать войска в нашем Полесье. Нападать на их обозы, разрушать дороги, сжигать их имения и безжалостно уничтожать каждого, кто будет стоять за панов. Поможем нашей Красной Армии, пока она не соберет силу, вместе с ней будем гнать панов, полицию, ксендзов и всю прочую погань.
После деда взял слово Невидный:
— Позвольте, товарищи, от имени партии большевиков приветствовать вас, активных борцов, выступивших организованно и с оружием в руках против гнусного нашествия капиталистической Европы.
Товарищи! Наша партия, закаленная в огне Октябрьского восстания, разбила власть капитала в России и взяла государственный руль в свои руки, для того чтоб освободить закабаленные массы рабочих и крестьян от гнета капитала, от панского ярма, чтоб отдать в руки трудящихся фабрики, заводы, земли, чтоб они сами стали свободными строителями своей жизни на новых, социалистических началах. Изгнанные фабриканты, купцы, промышленники, помещики, царские генералы и прочий сброд дармоедов нашли себе покровителей среди иностранных капиталистов. С их помощью собрали они полчища белогвардейцев, вооружили их броневиками и танками и под командой царских генералов и офицеров двинули их против власти Советов. Кровью рабочих и трудовой крестьянской бедноты они хотят залить огонь революции, чтоб вернуть себе власть — власть бича и нагайки. Какая это власть, вы сами теперь хорошо знаете… Деникин с юга, Колчак с Дальнего Востока, Юденич с запада, англичане с севера сдавили кольцом нашу страну, чтоб заморить ее голодом, чтоб прибрать нас, голодных, обескровленных, к рукам и уничтожить советскую власть. Но, товарищи, наша молодая революционная рабоче-крестьянская Красная Армия, полуголодная и слабо вооруженная, под руководством большевистской партии разбила вдребезги царских генералов и адмиралов, выбросила вон наемное войско иностранных капиталистов, а теперь добивает Врангеля. Но наши непримиримые классовые враги, иностранные капиталисты во главе с Англией, не успокаиваются. Они сфабриковали так называемую «Великую Польшу», использовали панскую жадность к чужой земле, для того чтоб направить ее против советской власти. И вот, товарищи, война эта началась. Что несет нам эта война, вы знаете. Вы сами, товарищи, взялись за оружие — вы стали на правильную дорогу: другого пути у нас нет. Товарищи! Мы воюем не для того, чтоб отнимать чужие земли, мы вынуждены воевать, защищать свою родину, свою власть, свои интересы… Советская власть — это символ освобождения всего угнетенного человечества от капиталистической неволи. Мы воюем не с Польшей вообще, мы воюем с панской белой Польшей, с Польшей капиталистического угнетения. В наших рядах, в рядах большевистской партии, есть тысячи выдающихся революционеров-большевиков поляков, которые вместе с нами борются против панской Польши. А в рядах польского войска есть много рабочих и крестьян, частично обманутых своим правительством и ксендзами, частично насильственно загнанных в ряды армии. И надо, товарищи, в этой войне с панами пускать в ход не только оружие уничтожения, но надо также и раскрывать глаза обманутым польским солдатам, пробуждать в них классовую сознательность: они станут нашими союзниками и плечо к плечу с нами пойдут против своих угнетателей. Товарищи, мы победим, будущее принадлежит нам! Теперь же, товарищи, приступайте к организации революционных комитетов — этой походной боевой советской власти. Недалеко то время, когда советская власть станет тут твердо и нерушимо. И пускай пока торжествуют наши враги по случаю своих «побед» — триумф их недолговечен. Так за дело, товарищи, за единственно справедливое наше рабоче-крестьянское дело, дело нашего освобождения, за беспощадную классовую войну с панами!